Владимир Дмитренко - Афганистан, ты боль от наших ран

Владимир Дмитренко

Афганистан, ты боль от наших ран

(К годовщине ввода советских войск в Афганистан)

Служба в армии всегда и везде была нелёгкой, а Советском Союзе в особенности. Можно было попасть служить по распределению и в тундру, и в тайгу, и куда-нибудь в бескрайнюю степь, где до ближайшего деревца километров сто, до ближайшего клуба километров двести, а до ближайшего телевизора километров пятьсот, а то и более. Но утешала каждого молодого офицера мысль, что «меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют».

В 1979 году эта истина рухнула. 25 декабря колонны советских войск двинулись через реку Аму-Дарья на юг, в Афганистан. Зачем? Это знало лишь высшее командование. Большинство же солдат и офицеров до поры до времени думали, что идут выручать президента Амина. Тогда же на аэродром в Кабуле, один за другим стали приземляться Аны и Илы с подразделениями 105 воздушно-десантной дивизии. В Афганистане было полно советских военных советников, аэродром в Кабуле, аэродром в Баграме (под Кабулом) и ряд других важных объектов ещё с лета охранялся советскими частями. Но замысел советского руководства был совершенно иным. В ночь с 27 на 28 декабря 1979 года советская армия внезапно атаковала и захватила президентский дворец в Кабуле, «Радио Афганистан» и все важнейшие объекты афганской столицы. В некоторых местах сопротивления почти не было. Президентский дворец, возвышающийся на холме на окраине Кабула, министерство обороны, штаб корпуса, пришлось брать штурмом. Там сопротивление было отчаянным, однако несравненно более высокая обученность советских ударных частей и гораздо лучшее вооружение, в сочетании с внезапностью, не оставляли обороняющимся ни единого шанса. Началась самая длинная в истории Советского Союза война.

Мы брали дворцы и чужие казармы.Стреляя в ответ, крася кровью ступени,валилися на пол чужие солдаты…И наши…Но разве они виноваты?…*

Стрелять начали солдаты и офицеры, но это была отнюдь не их затея. Надо сказать, что и на генералах, да и на маршалах, также лежит лишь часть вины за развязывание этой ненужной ни народам Советского Союза, ни афганскому народу войны. Военные были против, но решения в СССР принимали не военные, а политики. Когда Политбюро ЦК КПСС, вопреки мнению военных, такое решение приняло, военные подчинились.

Большинство оборонявшихся так и не поняли, кто на них напал. Войска входили в Афганистан по просьбе генерального секретаря ЦК НДПА (Народно-демократической партии Афганистана) Хафизуллы Амина, который совсем не подозревал, что советские правители решили его свергнуть. 27 декабря он устроил в своём дворце приём, куда были приглашены наиболее высокопоставленные афганские чиновники и советские дипломаты. После приёма Амину стало плохо. Афганским поварам Амин не доверял и пищу готовил советский повар, который по приказу своего начальства подсыпал в еду Амина наркотик.

Неизвестно, собирались ли Амина попросту отравить, или только нейтрализовать, а затем вывезти из страны, но этот план рухнул. Из Кабульского госпиталя срочно вызвали работавших там советских врачей, даже не подозревавших о каких-то планах своего руководства в отношении Амина, и эти врачи добросовестно выполнили свой врачебный долг — Амина сумели откачать. Медики всё ещё суетились с ним, когда начался штурм здания. Лежавший под капельницей Амин, подскочив и взяв у кого-то из своих автомат, как был в нижнем белье бросился куда-то по коридору, даже не успев вынуть из руки иглу от капельницы. Это был кровавый диктатор, по его приказу в Афганистане были замучены десятки тысяч людей, но трусом он не был. Через несколько минут его не стало. Из семерых детей Амина в живых остались только две дочери. Одну спасла сумевшая бежать из дворца жена Амина, а другая раненой попала в советский госпиталь и её смогли выходить.

При ночном штурме трудно разобраться кто перед тобой. От случайной очереди погиб тогда и один из советских врачей. Да и одетые в обычную форму советские солдаты и офицеры, в неразберихе успели пострелять, пока не разобрались, в тех своих, кто был одет в афганскую форму.

На следующий день Афганистан узнал, что новым генеральным секретарём ЦК НДПА избран Бабрак Кармаль. Насколько широкой поддержкой в народе пользовался тогда этот человек, можно судить по словам песенки, сочинённой в 1980 году подполковником Виктором Верстаковым:

«Но были слухи,что у Кармаля Бабракаесть кто-то преданный в ЦК,один мулла из кишлакаи две старухи»

Конечно же советская пресса ничего подобного не печатала — слова эти звучали в солдатских и офицерских палатках. Советская же пресса и телевидение поначалу об этой войне вообще старались не упоминать — престарелые советские политики искренне полагали, что всё закончиться за три месяца. Но война шла. Дело было не в том, что афганцы любили Амина, — большинство афганцев его ненавидело. Однако и наши войска были там чужими. Чужим для афганцев был и навязываемый им режим Бабрака Кармаля. Войну развязали Брежнев, Андропов, Черненко, Устинов, Суслов, а пули летели в простых солдат и офицеров.

Конечно же, эти потери и близко нельзя сравнивать с потерями в Великой Отечественной войне, но потери были. Первых убитых везли обратно как придётся, заворачивая в простыни. Затем пришлось наладить производство цинковых гробов. Самолёты садились на аэродром Тузель, под Ташкентом, только ночью и деревянные ящики с гробами крытыми грузовиками везли в морг при окружном госпитале. Периодически этот «груз», опять же военно-транспортными самолётами, развозили по домам. Где-то плакали матери. Газеты же поначалу просто молчали, а затем начали понемногу писать. Но что?

«Первый год шла война. Не потупив глаза,журналисты в кавычках писали про “бой”.Не краснела бумага. Краснели бинты,когда пули бойцу говорили: “Постой!”»*

В 1980 году в окружных газетах начали появляться статьи на афганскую тематику. Только слова «бой», «противник», «потери», «раненые», «убитые» обязательно помещали в кавычки. Большей дури нарочно не придумаешь, тем не менее, так продолжалось где-то около года, и лишь потом кавычки исчезли, хотя и позднее о том, что в Афганистане кто-то воюет, советская пресса упоминала крайне редко.

Всё делалось для того, чтобы люди не знали правды. Но в Афганистане офицеры, вопреки воле начальства, обрели гораздо больше «свободы слова», чем в любом другом месте — дальше послать их было уже некуда. Да и любой страх перед любым начальством пропадёт, если полежишь с желтухой в палатках инфекционного отделении кабульского госпиталя, рассчитанного на 35 человек, когда в разгар эпидемии, осенью 80-го, там скопилось более пятисот.

«Привозная вода. Весь в грязи туалет.Днем жара, ночью холод, перловка в обед.Нас со мною в палатке шестнадцать парней,только койки четыре — на досках верней.Только доски не всем — трое так, на земле.Глина тоже постель, если кинешь шинель,Ничего, что буржуйка дымит все сильнейТы её погаси, к другу боком прижмись,Вот и стало теплей…»*

Можно было и на месте побольше госпиталь развернуть и больше самолётов задействовать для вывоза больных и раненых, однако для этого надо было докладывать в Москву. А Москва таких докладов не любила. Кое кто из большого начальства предпочитал повременить с эвакуацией больных, чтобы не портить показатели отчетности. В высоких кабинетах игрались большие игры, где ставкой были должности, звания, власть. Пешками же в этой игре, причём пешками, которыми запросто жертвовали, были простые солдаты и офицеры.

Война затянулась. Я был в Афганистане всего лишь два года — с 1980-го по 1982-й, но некоторые из моих сослуживцев побывали там и по два, и даже по три раза, причём нередко добивались этого сами. Почему? А вот почему!

«Мы сидим с ним вдвоем… Он немного раскис.Нет! Не так он смотрел с края пропасти вниз!Он для многих был там, нет не просто комбат!Был солдату отец, офицеру был брат.

Да не всех уберег… Хоть и невиноват,едкий дым жжёт глаза — БТРы горят.Обелиск… Под звездой лейтенантский портретВ дневнике фотографии много уж лет…

Сам был ранен не раз. И не ради наградрвался вновь он сквозь цепь госпитальных палат.Не прикроешь в бою всех "зеленых" парней!Нет!.. Но знает, что с ним они были б целей!

Он не так бы смотрел с края пропасти вниз!"Годен к нестроевой" — выписной эпикриз…Искорежена кисть… Пусть не сильно болит,командиром не быть, — вот в душе и щемит…

Так же как после боя, задумчивый взгляд.В глубине его глаз БТРы горят…»*

За три года до вывода советских войск из Афганистана я посвятил эти строки своему другу, полковнику Хабарову, но они были так же верны и для многих других офицеров ветеранов афганской войны, как впрочем и для тех, кто прошёл другие «горячие точки».