Владимир Гриньков - Заповедник страха

Владимир Гриньков

Заповедник страха

Богатого хочется убить тогда, когда у тебя самого нет ни гроша.

Эта мысль пришла в голову Хмелю на утренней летучке в понедельник. Почему-то именно утром в понедельник всякие такие мысли приходят в голову.

Им бы понедельники взять и отменить.

Раньше Хмелю казалось, что это просто прикольная песня. А получается, что философия. Умный кто-то написал.

Нет понедельника. Нет этой летучки. Нет плохого настроения. И шефа тоже нет. Красота!

– А кто вот этим занимался? – возвысил голос шеф.

И Хмель стал смотреть на шефа. Тот держал в руке рекламный листок: смеется карапуз, уси-пуси всякие, наш торговый центр предлагает дешевую и качественную одежду для вашего малыша.

«Дешевую и качественную»! Ха! Вот уроды!

Шеф словно прочитал мысли Хмеля и сказал, все больше раздражаясь:

– Дешевая и качественная! Бляха-муха! Как будто девяностый год за окном! Как будто только начинается реклама! Фигню любую напиши, и тебе поверит всяк – и заказчик, и потребитель! Не поверит! Лажа это, а не реклама!

Тут Хмель обнаружил, что один он только на шефа и смотрит, а остальные присутствующие на него, Хмеля, пялятся. И до него запоздало дошло, что идиотскую эту листовку он как раз и слепил. А что? Нормальная листовка. У них все такие. Какие заказчики, такие и листовки. Не кока-колу рекламируем. И не «Мерседесы».

Хмель не успел сам себя уговорить, потому что шеф уже вспомнил, кому он эту работу поручал. И сразу на Хмеля переключился.

– Это не реклама! – сказал шеф зло. – Реклама – это всегда идея! Это интересная мысль! Это красивая фраза! «Дешевая и качественная одежда» – это красивая фраза?

В принципе ничего, подумал Хмель.

– На любителя, – сказал он осторожно.

Все стремительно потупились, и одна только Ксюха не сдержалась, прыснула. Ксюхе можно. Ксюха спит с шефом. Ей дозволяется не напрягаться по поводу интересных мыслей и красивых фраз.

Шеф скомкал листовку и демонстративно ее швырнул. Хорошо еще, что в мусорную корзину, а не в лицо Хмелю.

Вот урод! Красивые мысли ему подавай! А вот чем не мысль, снова вернулся к своей недавней придумке Хмель.

Богатого хочется убить тогда, когда у тебя самого нет ни гроша.

Не нравится? Не очень изящно?

Тогда вот так:

Босса хочется убить, когда ты сам гол как сокол.

Нет, фигня.

Лучше вот так:

Босса хочется убить, когда ты сам бос и нищ.

Нет!

Босса хочется убить, когда сам бос.

Еще короче!

Босса хочется убить, когда бос!

Круто! Это вам не дешевая и качественная одежда для вашего малыша. Игра слов. Очень креативно. А какие возможности появились! Масса вариантов. Наипервейший признак того, что идея удачная. Когда получается разные слова цеплять, как вагоны к составу, можешь быть уверен, что основу ты придумал замечательную.

Бойся, босс, босяка.

А? Нормальненько так расцветает мыслишка. Что еще тут можно придумать?

– Кто сегодня везет заказчиков из «Детолакта» по точкам? – перебил шеф мысли Хмеля.

– Я, – тут же отозвался Балаганов.

На самом деле он Баклаганов, но все специально букву «к» в его фамилии опускают, потому что так получается прикольно. «Золотой теленок», типа.

– Их реклама уже висит? – между делом поинтересовался шеф, а сам бумажки перебирал, готовясь перейти к следующему вопросу.

Но не перешел, потому что ему никто не ответил. Тогда он поднял глаза, и взгляд его уперся опять в Хмеля. Хмель не дрогнул. А что? Тут он ни при чем. За дешевую и качественную одежду он ответит. А за «Детолакт» пускай отвечает тот, кто им занимался.

А кто им занимался?

– Ты разбросал их листовки по точкам? – спросил шеф почему-то у Хмеля.

– Я? – очнулся Хмель.

– Да, ты, – в который уже раз за утро обозлился шеф и нервно взъерошил страницы своего органайзера.

Настолько нервно, что не могло быть сомнений: что-то сейчас произойдет.

– А при чем тут я? – заподозрил неладное Хмель.

– А вот! – сказал шеф и ткнул пальцем в сделанную черт знает когда запись в органайзере. – «Детолакт». Листовки. Хмельницкий. А?

И посмотрел на Хмеля с ненавистью. Тот хотел ответить, но захлебнулся воздухом. Потому что ситуация такая, что кто-то из них точно не прав. И этот не правый – стопроцентно не босс. Шеф быть неправым ни за что не согласится.

– А где листовки? – попытался спасти положение Хмель. – Давайте, я их мигом развезу.

Хотя он понимал, конечно, что ничего поправить уже нельзя.

– Уволен! – сказал шеф. – С сегодняшнего дня!

И было видно, как этому уроду сразу полегчало. Зло сорвал – и немного отпустило.

Может, и вправду его убить? А что? Из пистолета. Или из ружья, предположим.

Уволенный с работы – он как прокаженный. Он не такой, как все. Он уже не с ними, не с коллегами по работе. Он отдельно. Его сторонятся и в душе жалеют. А еще не хотят такой судьбы для себя. Чур меня, чур, типа.

Хмель собрал пожитки под сочувствующими взглядами своих недавних коллег. Во как бывает, елы-палы. Еще час назад они были вместе и ничто не предвещало беды. Так всегда в жизни. Только что ты был весел-беззаботен, и вдруг тебя размазало по стенке.

Хорошо еще, что босс слинял. Не маячил в эти последние минуты пребывания Хмеля в коллективе.

Всем было неловко. Натянуто прощались. Да, они уже отдельно от него. Одна только Ксюха не сдрейфила и напоследок чмокнула Хмеля в щеку. Шепнула:

– Я позвоню.

Ксюха не позвонила. Не то чтобы Хмель ждал ее звонка – вот так прямо сидел сиднем над телефонным аппаратом и томился в ожидании, – но все-таки он помнил о данном ею обещании, и уже поздним вечером, когда окончательно стало понятно, что она не позвонит сегодня, испытал сильное разочарование. Это было разочарование неудачника. Еще один пинок судьбы. Не столько больно, сколько противно. Все горше и горше.

Он догадывался, почему Ксюха не сдержала обещания. Ее ангажировал босс. Неделю отсутствовал этот урод, по Африке с ружьишком бегал, соскучился по женской ласке, и теперь он Ксюху любить будет до самого утра.

Раскрыв бумажник, Хмель пересчитал всю имевшуюся у него наличность. Подсчеты не затянулись. Три бумажки по сто рублей, еще две десятки и металлическая пятирублевка. Триста двадцать пять рублей ноль-ноль копеек. Хмель потянулся к подоконнику и смахнул в свою ладонь запылившуюся монетку в две копейки. Бесполезная денежка. Ничего не купишь.

Триста двадцать пять ноль-две.

Кстати, шеф еще должен ему за неделю, которую Хмель успел отработать после предыдущей получки.

Надо будет стребовать.

А триста двадцать пять ноль-две – пропить банально.

В спортбаре, где Хмель обычно проводил вечера, было немноголюдно. Понедельник, когда большинство завсегдатаев берут тайм-аут, приходят в себя после бурных выходных. И тут тоска. Даже огромная панель, на которой вечерами транслировались спортивные состязания, была погашена. Некому смотреть.

– Привет, – сказал Хмель бармену. – У меня сегодня триста рублей.

Вот и вся моя платежеспособность, мол, а больше ни-ни, и не вздумай даже наливать сверх этого кредита.

– Можно в долг, – произнес бармен полувопросительно.

Своих не обижаем, всегда пойдем навстречу, отдашь потом – вот что он подразумевал.

– Меня уволили, – сказал Хмель.

Бармен состроил приличествующую случаю гримасу. Теперь лишнего не нальет.

– Водки? – спросил он.

– И пива, – мрачно добавил Хмель.

Водку он выпил залпом, пиво – врастяжечку. Смаковал. Немного полегчало.

– Не переживай, – сказал бармен. – Работу сейчас найти можно. Это не проблема.

– Проблема не в работе, а в самой жизни.

– Это как?

– Так, – сказал Хмель.

– А-а, понятно, – на всякий случай поддакнул бармен.

Зачем человека напрягать? И без того у него проблемы.

– Тут вчера Илья людей искал, – сказал бармен.

– Какой Илья?

– Ну, по шарикам который.

– Который праздники организовывает?

– Да. Ему люди нужны. Что за работа, я не знаю. Воскресенье, народа много, я вполуха слушал.

– Ты мне налей еще, – попросил Хмель.

– И пива?

– И пива.

– Тогда это последняя порция, – сказал бармен. – Извини.

Уложились в триста рубликов. Быстро получилось.

– Еще у меня двадцать пять рублей, – вспомнил Хмель, и тут же самому неловко сделалось.

Что в спортбаре стоит четвертак? Треть бокала пива?

Бармен выразительно вздохнул.

– Телефон у тебя есть? – спросил Хмель.

– Чей?

– Ильи.

Бармен извлек из-под барной стойки пятилитровую жестяную банку из-под пива, у которой была аккуратно срезана верхняя часть, и из той банки высыпал перед Хмелем ворох разномастных визиток. Нужную не нашел.

– Ты в среду приходи, – сказал бармен. – Он тут обычно ошивается.

Весь следующий день Хмель провалялся на диване. Лишь ненадолго вышел из дома, чтобы купить в магазине пива на последние двадцать пять рублей. На две бутылки денег уже не хватало. Купил одну и еще сухариков. Ровно в двадцать уложился. Осталось пять рублей и две копейки.