Сборник "В поисках вечности". Рассказ второй. Яблоки (СИ) - Горенкова Эльвира Андреевна "Эльвира Гор"

                                                                                                                                Яблоки

 Шел сорок первый год. Тогда я очень любил яблоки. Сочные, брызжащие свежим ароматным соком… они буквально манили к себе. Я вспоминал сказку и Белоснежке и Злой ведьме, не мог ума приложить, почему именно этот фрукт мачеха избрала в качестве орудия убийства.

Шел сорок первый год, когда немецкие войска практически вступили на территорию Белоруссии. Маленькая деревня, расположенная недалеко от Бреста должна была стать нашим перевалочным пунктом. Командир отдал приказ припугнуть местных жителей, дабы те даже не строили планы побега с целью донесения о нашем прибытии в город, где Беларусские войска могли устроить нам нешуточную облаву.

Я огляделся и не увидел ничего, кроме затихшей, настороженной природы. Деревья раскачивались, сдаваясь на волю сильному ветру. Внимание мое невольно привлекла огромная, раскидистая яблоня, стоящая прямо посреди заброшенного деревенского дворика. Присутствие ее здесь, в запыленном, разрушенном месте казалось, странным, если даже не мистическим, явлением.

Я уже собирался уходить, поняв, что в красно-желтом, выщербленном домике уже давно никто не живет, как вдруг меня окликнул звонкий девчачий голосок.

Обернувшись, я увидел маленькую девочку со смешными русыми косичками, торчащими в разные стороны. У чуда была замечательная улыбка и синие-синие, небесного цвета, глаза. Если бы у меня был мольберт и я владел искусством изображения, то мою коллекцию обязательно пополнил бы портрет этой девочки.

Она опять что-то пропищала, при этом высоко задирая голову. Я ничего не понял, но постарался улыбнуться так же радостно и светло в ответ, протягивая широкую загорелую ладонь в знак приветствия.

Девочка сначала нахмурилась, но потом, осторожно, с некой опаской во взгляде, пожала своей маленькой хрупкой ладошкой мою. Мир будто заиграл для меня новыми красками. Не было ни войны, ни пленников или захватчиков. Я будто вновь оказался у себя дома. Девочка была удивительно похожа на Хельгу – мою сестренку. О, как же я по ней скучал!

- Wie heißt du? – я показал на нее пальцем, а затем перевел его на себя, - Ich heiße Markus.

Девочка поняла, что от нее требуется и, рассмеявшись, звонко произнесла свое имя:

- Аня. Меня зовут Аня.

***

Ночью я все же не смог уснуть. Караульный одарил меня насмешливым взглядом и хмыкнул.

- Что, русская понравилась? Да-аа… девки они, что надо, - Ганс щелкнул зажигалкой и выдохнул, высоко откидывая голову. Дым растворился в ночном небе, превращаясь в причудливые колечки, прежде чем испарится в ночи.

Я не стал отрицать или подтверждать истинность своих намерений и, хлопнув товарища по плечу, двинулся уже в знаком для меня направлении. Развалившийся домик напоминал обветшалый замок. Огромный – закрой глаза и увидишь совершенно иную картину. Очевидно, родители девочки погибли, а она осталась совершенно одна. Днем, правда, за ней присматривала какая-то полная, розовощекая женщина с огромной почерневшей родинкой на щеке.

Без труда распахнув гнилые ворота, я услышал жалобный всхлип, раздававшийся около деревьев. Точнее, возле огромной яблони.

Аня сидела, поджав ножки и прижавшись к огромному мощному стволу. Сейчас она казалась еще меньше. Ей нельзя было дать больше восьми. Косички совсем растрепались. Я не мог понять, почему эта маленькая, хрупкая, но в тоже время столь бесстрашная девочка, находится ночью одна. Неужели не нашлось ни одного дома, который бы согласился приютить ее у себя? Та же тетка, что помогала ей днем.

Я примел рядом. Казалось, секунды тянулись бесконечно долго. Я не мог понять, замечает ли она меня, однако, уйти не представлял возможным. Когда руки непроизвольно потянулись и я прижал хрупкое маленькое тельце к своей груди, всхлипы потихоньку начали прекращаться и девочка подняла на меня свои удивительные большие глаза. В темноте они казались двумя темными безднами. Синева будто испарилась в небесно-голубом тумане слез и смешанных эмоций. В следующее мгновенье она подхватила с земли огромное спелое яблоко и протянула мне. Я благодарно принял предложенный дар из ее рук и потрепал по волосам. Тогда я не понимал той фразы, что она произнесла в ту ночь, но звуки отчетливо отложились в моей голове и потому по приезду домой мне не составило труда найти в словаре перевод этих отчаянно произнесенных слов.

- Ты со мной останешься?

Жалобный, полный надежды голос – все, что я смог услышать той ночью.

- Ja, - кивнул я, обещая девочке все на свете. Она улыбнулась, мне даже показалось, что луна стала светить ярче.

А потом наступил рассвет.

***

Я ненавидел утро понедельника. Ненавидел всем естеством громкий скрипучий голос нашего командующего. Мне всегда было трудно разобрать, что он говорит.

«Поступило сообщение сверху… сжечь… дотла… не щадить никого!»

Я, честное слово, помню только обрывки своих последующих действий. Крики, визг раздавались отовсюду. Мои друзья, товарищи в тот день превратились в монстров. Казалось, даже животные были в ужасе от наших действий. Я никогда не слышал, чтобы овцы так жалобно блеяли, а курицы носились по курятнику в таком тупом исступлении. Женщины кричали, пытались бороться с сильными, натренированными мужчинами. Их это, кажется, даже забавляло.

Не различая ничего вокруг, я поплелся к тому самому дому. В голове билась единственная мысль: «Я должен успеть»

Здесь было как всегда тихо. Аня нашлась недалеко от дома. Она, прикрыв ладонью глаза, смотрела сквозь пальцы прямо на ослепительно горящее солнце.

Внезапно вдалеке послышались крики. Они  приближались. У нас оставалось совсем немного времени.

Я достал из кармана то самое яблоко и протянул ей. Она недоуменно на меня посмотрела.

- Nehme, bitte!

Видимо, Аня не почувствовала никакую скрытую угрозу. Доверчиво потянулась за фруктом, улыбнулась и откусила.

- Danke, - сказала она совершенно серьезно, глядя мне прямо в глаза полностью осмысленным, не по-детски взрослым взглядом.

И я готов был поклясться, что эта удивительная девочка с прекрасными, огромными синими глазами все поняла, потому что последней фразой в ее столь глупой и жалкой жизни было:

- Ты не злая ведьма, Маркус.

***

Сейчас семьдесят девятый. А тогда шел сорок первый год. Я до сих пор не могу смотреть на яблоки. Девочку похоронили прямо в саду, рядом с цветущим деревом. Деревня, как и предполагалось, сгорела дотла.

Все сгорело, кроме одинокого, заброшенного дворика…

Сейчас семьдесят девятый. А в моей душе все еще идет сорок первый. И я, зажмуриваясь, откусываю огромный сочный кусок красного спелого яблока.