Ки-но Цураюки - Дневник путешествия из Тоса (Тоса никки)

Цураюки Ки-но

Дневник путешествия из Тоса (Тоса никки)

Ки-но Цураюки

Дневник путешествия из Тоса (Тоса никки)

Дата написания: X век (935 г.)

Переводчик с японского В. Н. Горегляд

Ки-но Цураюки (ок. 878 - ок. 945 гг.) - один из основателей японской литературы. Замечательный поэт, он возглавил комитет по составлению поэтической антологии "Кокин вакасю", сокращенно, "Кокинсю", ("Собрание древних и новых песен Ямато"; далее - в примечаниях: "Кокинсю"), в предисловии к которой впервые изложил принципы японской поэтики. В "Собрание" вошли стихотворения лучших поэтов VIII-IX вв.; оно надолго определило пути развития поэзии, да и всей японской классической литературы. Основная форма японской поэзии тех времен - танка-пятистишие, стихотворение в тридцать один слог. Пятистишие было истинным воплощением понятия "прекрасного" в японской средневековой культуре. Предметом поэзии была жизнь человеческого сердца в тесной связи с миром природы. Поэтика пятистишия испытала сильное влияние буддизма с его идеей бренности, с его интересом ко всему сущему, будь то высокое или низкое; отсюда и тонкое чувство смешного, любовь к гротеску. Мир пятистишия включал в себя всю гамму человеческих чувств, причем в особенности зыбкие, прихотливые переходы от серьезного к забавному, от величественно-прекрасного к живой прелести, открывшейся на миг. Все это в полной мере относится и к стихам самого Цураюки и к его "Дневнику", где отражены два месяца жизни поэта, возвращающегося в столицу после пребывания правителем в далекой земле Тоса на юго-западе Нанкайдо (ныне остров Сикоку). Он был послан туда правителем, видимо, в знак опалы. Разумеется, это не дневник в полном смысле этого слова, это повесть со скрытым лирическим сюжетом в форме дневника. Начинается она с литературной мистификации. Автор объявляет себя женщиной и пишет свой дневник не "мужскими знаками", то есть иероглифами, а японским слоговым письмом, которое было тогда в ходу именно у дам. Видимо, большинство,- если не все,стихи написаны самим Цураюки.

В. Санович

Ки-но Цураюки

Дневник путешествия из Тоса

Вот и я, женщина, решила попытаться написать то, что называется дневником - их, говорят, мужчины тоже ведут.

В час Собаки, в день 1-й после 20-го луны 12-й, завершающей, года некоего отправляемся мы в путешествие 1,- а как что было, я и записываю мало-помалу.

Один человек, отбыв четыре или пять лет в провинции, покончил с установленными обычаем делами, получил свидетельство об исправном несении службы 2, выехал из казенных палат, где обитал до сих пор, и направился к тому месту, где должен будет садиться на корабль. Провожали его разные люди - известные ему и неизвестные. А уж те, с кем все эти годы он был в тесном общении, о разлуке думали с тоской и хлопотали то об одном, то о другом целый день напролет, пока спустилась ночь.

В день 22-й возносили молитвы, чтобы спокойно нам было до самой провинции Идзуми. Фудзивара Токидзанэ "направил храп нашего коня" 3, хотя путь нам и предстоял на корабле. И высокопоставленные, и среднего, и низкого положения люди - все перепились до удивления: даже вблизи соленого моря шутки пошли "с душком".

День 23-й. Есть здесь человек по имени Яги-но Ясунори. Этот человек не принадлежит к тем, кто служил у губернатора постоянно, но как раз он-то с торжественным видом и "направил храп нашего коня". Может быть, дело в личности губернатора, однако если обычный житель здешней провинции, попрощавшись, больше не показывается нам на глаза, то люди понимающие приходят без стеснения. И хвалю я их вовсе не из-за подарков.

День 24-й. Приехал "направить храп нашего коня" монастырский наставник 4. Все, кто здесь есть, высокопоставленные и низкие, вплоть до детей, напились до одурения: от веселья у тех даже, кто не знает знака "I", ноги при ходьбе выписывают "крестики" 5.

День 25-й. Из губернаторской резиденции доставили письмо с приглашением. Отправившись по этому приглашению, мы предавались всевозможным развлечениям весь день и всю ночь, пока стало светать.

День 26-й. Все еще шумно пировали в резиденции губернатора. Всех нас, вплоть до слуг, одарили. Кто-то громким голосом произносил по-китайски стихи. И хозяин, и гость, и другие люди читали друг другу японские песни 6. Песни на китайском языке я не смогу здесь написать, а японскую губернатор-хозяин продекламировал такую:

Я оставил столицу,

Мечтая о встрече с тобою.

Я приехал...

Напрасно я ехал сюда:

Ожидает нас снова разлука.

И когда прозвучала эта песня, прежний губернатор, что возвращается домой, продекламировал:

Далеко отправляюсь

По дороге из волн удивительно белых

Но в этом

Никто на меня не похож

Так, как ты...

Другие люди тоже слагали стихи, но примечательных среди них по-моему, не было. Разговаривая о том и о сем, прежний губернатор вместе с нынешним сошел с крыльца вниз. И нынешние хозяева, и прежние, обнявшись, пьяными голосами проговорили сердечные напутствия, после чего одни вышли из ворот, другие вошли в дом.

День 27-й. Из Оцу вышли на веслах в Урадо. Пока это происходило, здесь, в провинции, внезапно умерла девочка, рожденная еще в столице, и отец ее, хотя и глядел на предотъездные хлопоты, не проронил ни слова и лишь о том скорбел, что вот возвращаемся мы в столицу, а девочки уже нет. Те, кто был рядом, не выдерживали. Вот песня, которую написал человек, бывший тут в это время:

Скорбим при мысли мы

О возвращении

В столицу:

Была б здесь та,

Которой не вернуть!

А однажды он произнес еще такую: :

Забывшись,

Словно о живой,

Спрошу подчас:

"Где та, которой нет?"

Как тяжко на душе!

Пока он декламировал это, возле мыса под названием Како нас догнали братья губернатора и разные другие люди, доставив нам вина и всего прочего. Сойдя на берег, они говорили о горечи расставания. Среди прибывших с ними были также люди из губернаторской резиденции. Они заглянули к нам, выказав тем самым свою чувствительность. И так, говоря о горечи разлуки, эти люди решили, как говорится, всем сообща управиться с сетью ртов и вытянули к нам на берег моря песню:

А вдруг останешься здесь ты,

В нас пробудивший горечь расставанья?!

Пришли с надеждой мы

Толпою неразлучной,

Как неразлучна стая камышовых уток.

Когда они ее произнесли, тот, кто уезжает, очень похвалил их и продекламировал:

Шестом

Нельзя измерить глубину

Морской лучины.

Я вижу:

Ваши чувства так же глубоки!

В это время кормчий, которому незнакомо чувство очарования вещей, уже нагрузившись вином, захотел поскорее выйти в море.

- Прилив в разгаре. Вот-вот подует ветер! - шумел он. И мы приготовились садится на корабль. При этом некоторые из присутствующих стали декламировать по-китайски стихи, сообразные случаю. Другие же, хотя здесь и западный край, распевали песни восточных провинций 7. Поют они так, что пыль, как говорится, облетает с корабельного навеса и облака по небу не плывут 8. Сегодня вечером останавливаемся в Урадо. Следом за нами туда прибудут Фудзивара-но Токидзанэ, Татибана-но Суэхира и другие.

День 28-й. Выйдя на веслах из Урадо, держим путь в Оминато. Пока мы были здесь, сын того губернатора, который был еще прежде, Ямагути-но Тиминэ, доставил вина с доброй закуской и погрузил его на корабль. Едем-едем, пьем и объедаемся.

День 29-й. Останавливаемся в Оминато. Специально приехал казенный лекарь 9 и привез тосо и бякусан вместе с вином 10. Похоже, что он человек заботливый.

День начальный [1-й луны]. Все еще та же стоянка. Кто-то заткнул бякусан якобы на ночь под корабельный навес; оттуда его потихоньку выдувало ветром и сыпало в море, так что нам нечего стало пить. Не было ни сушеных стеблей батата с водорослями арамэ, ни снеди, укрепляющей зубы 11. В этих краях ничего такого не бывает, а заранее закупок мы не сделали. Только и пришлось, что обсасывать головы маринованной форели 12. А что, если маринованная форель может что-нибудь подумать о сосущих ее губах?!

Переговариваемся между собою: - Сегодня думается об одной только столице.

- А какие там головы кефали и ветки падуба свешиваются с соломенных веревок на воротах у хижин! 13.

День 2-й. Все еще стоим в Оминато. Местный настоятель прислал в дар яства и сакэ.

День 3-й. Место то же. А что, если ветер и волны не хотят отпускать нас: "Еще, - мол, - чуть-чуть!" От этого беспокойно.

День 4-й. Дует ветер, и выйти не можем. Масацура 14 преподносит сакэ и вкусную еду. Человеку, который доставил все это, мы не смогли сделать даже самого маленького ответного подарка: у нас ничего не было. Все, хотя и казались оживленными, испытывали, однако, чувство неловкости.

День 5-й. Ветер и волны не перестают, поэтому и находимся все на том же месте. Разные люди без конца приходят навестить нас.

День 6-й. Так же, как вчера.

День 7-й наступил. Находимся в том же порту. Вспомнили,. что сегодня процессия белых коней 15, да все напрасно. Видны одни только белые волны. Между тем из дома одного человека,. из такого места, которое называется Икэ (Пруды), в длинных коробах прислали всякой снеди. Карпов там, правда, не было 16, но были и речные, и морские продукты, начиная с золотых карасей. Коробы внесли на плечах, один за другим. Первая зелень была предназначена уведомить нас, какой сегодня день17. Была здесь и песня. Это была превосходная песня: