Неонилла - Исповедь

Неонилла

Исповедь

Неонилла

ИСПОВЕДЬ

"...Кто из вас без греха, брось первый на нее камень..."

Евангелие от Иоанна, гл.8, ст.7

Глава первая

Свернув с шоссе на первом попавшемся ей повороте, Мария с бешеной скоростью понеслась по грунтовой дороге через поле. Двигатель ее мощного "Ягуара", подаренного ей отцом по окончанию университета, мерно гудел, помогая английским колесам играючи преодолевать ухабистые километры Незалежной Украины. Вскоре дорога утонула в высокой пшенице. Ветер, проносясь над хлебным полем, клонил к земле тугие колосья, а потом вновь высоко вздымал их, уподобляя окружающее пространство морской глади с пробегающими по ней волнами. Дорога сделала крутой поворот, и Мария стиснула зубы: впереди показалась телега, неспеша тащившаяся прямо посреди дороги. Объехать ее было невозможно. Резко дав по тормозам, Мария нажала клаксон, яростно сигналя задремавшему вознице. Кони испуганно вскинулись и понесли по дороге загрохотавшую на ухабах телегу. Проснувшийся возница привстал, изо всех сил натягивая на себя вожжи. Мария остановилась. Пыль, густым облаком нагнала и окутала ее машину. Постояв немного, Мария выехала из пыльной завесы, и медленно двинулась по дороге, наблюдая, как возница, уже успокоивший коней, правил к обочине. Остановив телегу, он повернулся, глядя на приближающуюся шикарную машину Марии. Подъехав к телеге, Мария притормозила позади нее, и взглянула через лобовое стекло на возницу. Им оказался здоровенный молодой парень с рыжими вихрами. Спрыгнув с телеги, парень неспеша направился к ее машине, поглядывая исподлобья. "Терпеть не могу рыжих, но извиниться придется", - поморщилась Мария и, не дожидаясь, когда он подойдет, вышла из-за руля и встала, опираясь на дверцу. - Вы меня, ради Бога, простите, - сказала она. - Я не хотела пугать ваших лошадок, но вы так неожиданно появились посреди дороги... Приблизившись к ней, парень сначала оглядел любопытным взглядом ее "Ягуар", а потом ее саму, и произнес густым басом: - Это кони... - Какая разница? - оторопела Мария. - Примерно такая же, как между тобой и мной, - пророкотал он и замолчал, продолжая внимательно разглядывать ее. Разговор явно зашел в тупик. Под пристальным взглядом этого парня Мария чувствовала себя не в своей тарелке. "Нужно завершать", - подумала она и сказала вслух: - Простите меня еще раз, мне нужно ехать, - и добавила, улыбнувшись: Обещаю, что больше так не буду. Сев в машину и захлопнув за собой дверцу, она посмотрела на парня через стекло. Тот сделал два шага в сторону, давая ей проехать. Сдав немного назад, Мария объехала телегу и покатила вперед по дороге. Взглянув в зеркало заднего вида, Мария улыбнулась: рыжий возница все еще стоял рядом со своей телегой и смотрел ей вслед. "Странный парень, - подумала она, - другой бы обложил меня на чем свет стоит, а этот только полом своих коней озаботился!" Стараясь больше не лихачить, Мария проехала хлебное поле, и, миновав заградительную лесную полосу, поехала вдоль второго - засеянного кукурузой, а там и следующего - с клевером. Вскоре поля закончились, и потянулись поросшие травой пустоши. Минут через десять Мария заметила, что дорога плавно пошла под уклон, вгрызаясь между двумя холмами, засаженными редким акациевым лесом. На обочине появился знак, предупреждающий об опасном спуске. Сбавив скорость, Мария медленно поехала вниз. Но вот холмы расступились, и перед ней неожиданно открылась грандиозная панорама - чуть ниже дороги, среди высоких холмов, поросших лесом, раскинулась долина, то тут, то там зеленеющая купками деревьев и белеющая стенами хуторков с мазаными хатами под шиферными, а кое-где еще и соломенными, крышами. Вдали, поблескивая и переливаясь под лучами яркого солнца, текла меж камышей небольшая речушка. А посреди всего этого живописного великолепия, слева от дороги, стояла белая церковь, вознесясь стройной колокольней в небо. "Куда же это я заехала? Ну, прямо "Вечера на хуторе близ Диканьки"! родилась ассоциация у Марии. - Ван Гога на них нет!" Совершенно очарованная, Мария медленно съехала в долину и покатила по направлению к церкви. Остановив машину на обочине дороги недалеко от церкви, она подождала, пока осядет пыль вокруг, и вышла. Рядом с церковью, которая вблизи оказалась еще более величественной, стоял небольшой домик, утопающий в зелени сада. Яркие подсолнухи перевешивали свои тяжелые головы через плетеную изгородь, окружающую домик. "Ух ты, настоящий плетень!" - поразилась восхищенная Мария, впервые воочию увидившая этот почти забытый шедевр заборостроения. Поколупав плетень изучающе пальцем, Мария медленно пошла вдоль него к церкви. Дверь в церковь была открыта, и из глубины ее темного зева тускло мерцали свечи перед невидимыми с улицы образами. Вспомнив, что нужно прикрыть чем-то голову, она вернулась к машине, и, достав из сумки шарфик, повязала его на голову на манер платка. "Хорошо, что я с утра надела юбку, а не шорты", - подумала она, поднимаясь по ступеням и входя в прохладу церкви. В церкви было сумрачно, безлюдно и тихо. Лишь потрескивание горевших свечей и лампад нарушало эту торжественную тишину. Постояв немного у порога в ожидании, пока глаза привыкнут к полумраку, Мария огляделась, невольно проникаясь атмосферой Божьего Храма и словно возвращаясь в свое раннее детство, когда была еще жива ее верующая бабушка, которая иногда брала ее с собой на службу и к Святому Причастию. "Боже мой, как давно я не была в церкви! Даже не помню, как исповедоваться..." - огорчилась она, подумав, что даже об ее венчании с Геннадием договаривался отец - у него был знакомый настоятель, которому он в свое время помог с кровельным железом на купол храма... Мария вздрогнула, услышав в тишине внезапный стук двери. Из алтарной части появилась темная фигура в облачении и пошла навстречу Марии. Мария отступила, пытаясь в полумраке рассмотреть идущего к ней священнослужителя, и не зная, как себя вести. Священник приближался, и вдруг из глубины ее памяти выплыла почти забытая фраза. - Благословите, батюшка, - произнесла Мария, и, склонив голову в поклоне, сложила перед собой лодочкой руки. - Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, - произнес над ее головой низкий глубокий голос, большая рука осенила ее крестным знамением, и длинные теплые пальцы легли в ее правую ладонь. Мария наклонилась, и, поцеловав руку священника, сделала шаг назад, выпрямляя спину. Подняв голову, она взглянула священнику в лицо и ошеломленно попятилась... Свет, падающий из открытой двери храма, осветил фигуру и лицо священника в обрамлении темных волнистых волос на нее смотрел строгий лик древнерусских икон - те же пронзительные глаза, прямой точеный нос, темно-русая бородка... "Таких лиц в природе не бывает!" - в смятении подумала Мария, не в силах отвести взгляд от его лица. Священник удивленно посмотрел на нее, потом, сдержанно улыбнувшись, спросил: - Что случилось, вы как чудо неземное увидели? "Воистину!" - пронеслось в голове Марии. У нее вдруг стали прорываться старинные слова, в последний раз слышанные от бабушки лет пятнадцать назад. Не добившись от Марии ответа, священник терпеливо спросил: - Вас что-то важное привело сюда? Служба уже закончилась. Мария стояла безмолвно, как истукан, и только смотрела на священника широко открытыми глазами. Он обвел ее обеспокоенным взглядом, потом осторожно взял под локоть и вывел из храма на крыльцо. Щурясь от яркого света, Мария прикрыла глаза рукой. - У вас что-нибудь случилось? - вновь прозвучал над ней низкий глубокий голос. Отвечать, не видя его лица, оказалось легче. Мария, набрав в грудь побольше воздуха, сказала: - Да нет, ничего не случилось. Просто, ехала мимо и подумала: "Дай, зайду"... - Мария бросила на священника настороженный взгляд, проверяя, не рассердился ли он ее такому бесхитростному ответу. - Заглянули к нам, значит... - строгое лицо священника осветилось ироничной улыбкой, залучившись морщинками у глаз. - И куда же вы путь держите, матушка? Мария вскинула глаза от такого необычного обращения, а потом, вновь опуская взгляд, сказала: - Да вот, скитаюсь по жизни, место свое ищу. Не поможете ли советом, батюшка? - и она с надеждой вновь посмотрела на священника. - Ну что же, пойдемте в дом, расскажете мне за обедом, что вас беспокоит, - пригласил он и начал спускаться с церковного крыльца. - Спасибо, батюшка, да неудобно мне как-то, - начала отказываться Мария. - Обедать не хотите или разговаривать со мной? - остановившись, спросил ее священник. - Ой, ну что вы! Мне просто неудобно отягощать вас своим нежданным присутствием. Окинув ее насмешливым взглядом, он спросил: - Вы откуда? У вас все так в миру чинно разговаривают, или вы исключение? Как вас звать-то, раба Божия? Покраснев, Мария отвела взгляд в сторону и смущенно ответила: - Это все обстановка. У меня церковь всегда ассоциировалась с таким языком, бабуля моя так говаривала. А зовут меня Марией. - Марией? - изменившимся голосом переспросил священник, и лицо его неожиданно побледнело. - Хорошее имя... - помолчав, он добавил: - Так вот, Мария, меня хоть и зовут отец Кирилл, но я - обычный человек, и в школу так же, как и вы, ходил. Так что перестаньте напрягаться и разговаривайте со мной нормальным языком. И пойдемте, все-таки, пообедаем, чем Бог послал, - и он решительно направился к своему дому. Мария послушно последовала за ним, теребя концы шарфа и не зная, можно ли его теперь снять или так и придется в нем сидеть за обедом. Идущий впереди в какой-то задумчивости батюшка оглянулся, и словно разгадав ее мысли, одним движением спустил шарф с ее головы на плечи. Открывая калитку перед домиком, который был обнесен так понравившимся ей плетнем, он посторонился, пропуская Марию вперед. - А кто сделал этот плетень? - невольно вырвался у нее вопрос, и она тут же рассердилась на себя за свое глупое любопытство. - Не знаю, - улыбнувшись, сказал отец Кирилл, закрывая калитку, - он был здесь еще до меня... А теперь давайте помоем руки, летом у нас все удобства на дворе, - и он показал ей в угол двора, где на столбе висел зеленый рукомойник. Мария быстро вымыла руки, и отец Кирилл, стоящий рядом с ней, подал ей льняной рушник. Потом она стояла и ждала с рушником в руках, глядя, как он смывает мыло со своих больших красивых рук. Принимая у нее полотенце, он взглянул на нее благодарным открытым взглядом. Мария, отчего-то смутившись, отвела глаза в сторону. Сделав приглашающий жест, отец Кирилл переступил порог и провел ее через тесные сени в горницу. Мария с любопытством осмотрелась. У двери стоял большой сундук, на котором она с удивлением увидела аккуратно сложенные детские игрушки. Вдоль стен притулились узкие деревянные лавки. Глинобитный пол, выкрашенный коричневой краской, был покрыт домотканными половиками. На стенах в рамах, убранных по украинской традиции вышитыми рушниками, висели репродукции картин на библейскую тему. В правом углу перед старыми потемневшими иконами теплилась лампадка. Посреди горницы стоял круглый стол, на котором уже пыхтел самовар и было накрыто к обеду. Отец Кирилл, оглядев стол, громко позвал кого-то: - Матрена Евлампиевна! Из-за двери, ведущей в соседнюю комнату, выглянула маленькая полная старушка в платочке, с кокетливо торчащими кончиками, завязанными в узелок надо лбом, вышитой кофте с завернутыми рукавами и длинной юбке. Приложив палец к губам, она колобочком вкатилась в комнату и, аккуратно прикрыв за собой дверь, сказала шепотом: - Тише, батюшка, ребятишек разбудите - еле их сегодня уложила. Отец Кирилл, снизив голос, попросил ее: - Матрена Евлампиевна, принесите нам, пожалуйста, еще один прибор, у нас гостья... Мария, - и добавил, уже обращаясь к Марии: - А это моя хозяйка, незаменимая Матрена Евлампиевна. Старушка окинула Марию быстрым цепким взглядом, а потом улыбнулась ей, от чего ее лицо, белое с румяными щеками, подернулось мелкой сеточкой мягких морщинок. "Не лицо, а просто наливное яблочко!" - восхищенно подумала Мария. Меленько закивав, Матрена Евлампиевна засеменила к выходу и тут же принесла из кухни глубокую тарелку, вилку и деревянную ложку. Выдвинув стул, отец Кирилл указал Марии на почетное гостевое место. Она подошла, но не стала садиться, а интуитивно остановилась в ожидании, и, как оказалось, правильно сделала: отец Кирилл, бросив на Марию испытующий взгляд, произнес: - Попросим благословения у Господа нашего на вкушение хлеба насущного и возблагодарим его, - и начал читать "Отче наш". Мария, склонив голову, вслушивалась в старые слова, звучащие словно из глубины веков, и в душе у нее что-то жалостно зашевелилось. Стоящая чуть позади нее Матрена Евлампиевна едва слышным шепотом вторила батюшке, истово крестилась и кланялась, от чего ее одежда шуршала при каждом движении. Прочитав "Отче наш", отец Кирилл перекрестился и произнес еще одну молитву, крестя уже стол: - Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животно благоволения. Мария, стоящая со склоненной головой, украдкой следила за действиями отца Кирилла и старалась вторить ему, осеняя себя крестным знамением и кланяясь вслед за ним. Очень уж ей не хотелось выказывать себя невежей. Сейчас она сильно жалела, что за давностью лет забыла все наставления бабушки. Она словно оказалась в другом мире, в другом времени, в другом - параллельном, пространстве, где бытовал свой уклад, и где даже рядовое потребление пищи являлось сакральным действием. Для нее же эта сторона жизни была совершенно неизвестной, скрытая покровом некоей тайны, и, как все таинственное, немного пугала. Прочитав молитву, отец Кирилл сказал: - Садитесь, Мария, пообедаем. Вы, я вижу, приехали издалека. Мария, опустившись на свое место, кивнула в ответ, но ничего не сказала. Матрена Евлампиевна, суетясь, разлила по тарелкам холодный борщ и подвинула ближе к Марии деревянную миску, в которой лежал нарезанный толстыми ломтями домашний хлеб. Они принялись за еду. - Как вкусно! - восхитилась Мария, попробав первую ложку и, чувствуя, что она, оказывается, очень проголодалась. - Матрена Евлампиевна у нас знатная повариха! - похвалил отец Кирилл, с любовью глядя на свою хозяйку. - На здоровье, дитятко! Холодный борщик в жару - самая, что ни на есть подходящая еда, - ответила польщенная старушка. Быстро управившись с борщом, отец Кирилл чуть откинулся на стуле, и, глядя на Марию, полюбопытствовал: - Так, все-таки, как вы в наши края попали - по делу или как? Мария отложила ложку. Это был нелегкий вопрос, в двух словах на него и не ответишь... Да и не очень-то ей хотелось отвечать на него. Помолчав, Мария подняла глаза на отца Кирилла, ожидающего ее ответа, и коротко сказала: - Сбежала я... Матрена Евлампиевна, направившаяся, было, в кухню за вторым, остановилась и изумленно воззрилась на Марию. - От кого, дитятко? - вырвалось у нее. - От всех, - вздохнув, ответила Мария, - от отца, от жениха, и от бабки здесь, - и замолчала, нахмурившись и опуская глаза. Отец Кирилл строго посмотрел на Матрену Евлампиевну, и та тут же убежала на кухню, оставляя их одних. Мария сидела молча, не поднимая глаз, уткнувшись взглядом в искусную вышивку на скатерти, покрывающей обеденный стол. - И что же вы теперь намерены делать? - осторожно спросил отец Кирилл. - Мне нужно время, чтобы со всем разобраться, - тихо ответила Мария, отсидеться что ли, подумать... Она опять замолчала, а в это время Матрена Евлампиевна принесла из кухни большую миску, полную дымящейся молодой картошки, присыпанной укропом, и обложенной по краям сочными ломтиками селедки. Насыпав Марии на тарелку горку рассыпчатых картофелин, она протянула ей плошку с постным маслом: - На вот, дитятко, полей сама картошечку олией по вкусу, и селедочку бери - свеженькая, утром в лавку завезли. - Спасибо, - поблагодарила Мария, с наслаждением вдыхая аромат этой простой, незатейливой пищи. Словно понимая, что Мария сейчас не готова к расспросам, отец Кирилл не стал ее больше ни о чем спрашивать, и обед продолжался в молчании, иногда прерываемом замечаниями хлебосольной Матрены Евлампиевны, суетящейся вокруг стола. По окончании обеда, отец Кирилл поднялся и произнес: - Благодарим Тебя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ: не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия. Мария вскочила, перекрестилась вслед за ним, бросив взгляд в угол с иконами, а потом, повернувшись к Матрене Евлампиевне и не зная, можно ли еще поблагодарить и ее, шепнула: - Спасибо большое! - На здоровьечко, дитятко, - так же тихо откликнулась старушка. Отец Кирилл улыбнулся, бросив украдкой на них взгляд, но в это время из соседней комнаты раздался детский плач. Матрена Евлампиевна метнулась туда, и через несколько минут вышла, неся на руках полуторагодовалого мальчика в рубашечке, которая едва прикрывала его розовую пухленькую попку. Малыш недовольно всхлипывал, потирая заспанные глаза ручками. Матрена Евлампиевна гладила его по спинке и приговаривала: - Ну, ну, Олесик, не плачь! Погляди: вот твой батюшка. А я тебе сейчас чайку сварю, хочешь чайку? - Тайку... - повторил малыш, успокаиваясь, и обвел присутствующих повеселевшим взглядом. Увидев Марию, он на мгновение замер, раздумывая заплакать ли ему снова или нет, а потом, вдруг протянул к ней руки и сказал: - На!.. В первый момент растерявшаяся Мария сделала шаг навстречу Матрене Евлампиевне и взяла у нее малыша. Он тут же прижался к ней, утыкаясь ей носом в грудь и обвивая ее шею руками. Мария стояла не дыша, бережно прижимая к себе нежное маленькое тельце, пахнущее молоком и чем-то еще детским. Малыш шевельнулся, откинул голову, и, лукаво взглянув на нее, со смехом опять спрятал лицо у нее на груди. Мария подняла глаза на отца Кирилла и Матрену Евлампиевну, которые, удивленно переглядываясь, смотрели на них. - Ни к кому же не шел... - наконец вымолвила старушка в полном изумлении, и всплеснула руками. Ошеломленный тем же отец Кирилл произнес: - Мария, познакомьтесь, это мой младший сын - Александр. Матрена Евлампиевна зовет его по-местному: Олесик, он тут родился... И почему-то помрачнев, он резко замолчал, но потом, подойдя к Марии, ласково позвал малыша: - Сынок, иди ко мне... Но мальчик, выкрикнув: "Ни!...", еще сильнее стиснул ручонками шею Марии и крепче прижался к ней. - Не хочет, - виновато глядя на отца Кирилла, сказала Мария. Тот пронзительно взглянул на нее потемневшим взором и отвел глаза в сторону. Ей показалось, что в них промелькнула скрытая боль. - Ну не беда, значит, понравилась ты Олесику, - успокоила Марию Матрена Евлампиевна. - Подержи-ка пока его, а я со стола приберу. А вы, батюшка, посмотрите, как там Илюша... Отец Кирилл молча вышел в другую комнату. Матрена Евлампиевна принялась хлопотать вокруг стола, вынося грязную посуду на кухню. Мария, сосредоточившсь на ребенке, которого она держала на руках, вдруг почувствовала, что она, сама того не замечая, покачивает его и что-то нашептывает ему ласковое на ушко. Осознав это, Мария пораженно остановилась: "Неужели в ней проснулся материнский инстинкт?" Она ведь никогда не отличалась особой сентиментальностью, а тут стоит, замерев от счастья, с чужим ребенком на руках... Чудеса! Матрена Евлампиевна веретеном носилась из комнаты в кухню, споро наводя порядок после обеда. Мария, оглянувшись на дверь в соседнюю комнату, остановила ее и тихо спросила: - А где мать Олесика? - Померла родами, - сделав большие глаза, шепотом ответила та и перекрестилась: - Упокой, Господи, ее душу... А второй раз жениться-то батюшке не положено. Вот и помогаю ему, как могу, ростить ребятишек. Олесика, как без матушки остался, еле выходили, он совсем слабенький был. Да отмолили всем селом, слава Богу... Мария вздрогнула и прижала к себе притихшего ребенка. "Так вот отчего в его глазах была такая боль!" - поняла она, вспомнив взгляд отца Кирилла. А тот как раз входил в комнату, ведя за ручку мальчика постарше - лет трех. Подойдя к ним и присев перед ними на корточки, Мария устроила Олесика на колене и спросила, обращаясь уже к старшему мальчику: - А это кто у нас? - А это - Илья Кириллович, - ответил отец Кирилл, поворачивая Илью лицом к Марии. Мальчик постоял, внимательно глядя на нее пронзительными отцовскими глазами, а потом придвинулся к ней совсем близко и спросил: - Тётя, а мы с тобой на Камышинку пойдем? Мария растерянно посмотрела на отца Кирилла. - Это наша речка, - подсказал он. - Ну, если папа разрешит, - осторожно ответила Мария, и глянула на отца Кирилла, стараясь понять, как тот отнесся к этому мирскому званию из ее уст. Илья молча поднял умоляющий взгляд на отца и дернул его за рясу. Отец Кирилл посмотрел на Марию. - Я - с удовольствием! - поспешила она заверить его. - А вы никуда не торопитесь? - спросил он, и, испугавшись, что она подумает, что он ее гонит, быстро добавил: - Я имею в виду, что у вас могут быть другие дела, кроме как заниматься с моими детьми. - Отец Кирилл, - впервые обратившись к нему по имени, сказала Мария, - я никуда не тороплюсь, и с удовольствием схожу с вашими мальчиками на Камышинку. Только вы расскажите, как туда дойти. - А Илья дорогу хорошо знает, - ответил он, - да и я вам, пожалуй, компанию, составлю. - Батюшка, - раздался вдруг голос Матрены Евлампиевны, - может, лучше я схожу с ними? И она посмотрела в глаза отца Кирилла предупреждающим взглядом. Тот вздохнул, и как-то виновато опустив глаза, сказал: - Да, так будет лучше... Мария недоумевающе посмотрела на него. - Здесь - деревня... - коротко пояснил он ей. Она поняла, что он имел в виду, и слегка покраснев, отвела от него смущенный взгляд. "Даже священникам здесь нужно блюсти свою репутацию... или тем более священникам... - подумала она. - Он же вдовец, могут пойти разные разговоры из-за меня..." Эти простые мысли вдруг заставили ее взглянуть на отца Кирилла совсем другим, новым, взглядом. Она словно в первый раз увидела в нем не только священнослужителя, но мужчину - статного, сильного, молодого (ему было едва ли больше тридцати), до времени скрытого от нее целомудренностью облачения и традицией, настолько возносящей священников выше других, обычных, мирских мужчин, что они почти переставали восприниматься таковыми, превращаясь в некий отдельно стоящий род человеческих существ. И теперь, глядя в глаза отца Кирилла, она увидела глаза обыкновенного живого человека, с такими же, как у нее, чувствами - ликующего в радости и страдающего в горе... Она вдруг осознала, что строгие иконоподобные черты его лица, которые ее так поразили, когда она впервые его увидела, уже не пугают ее, смягчившись, освещенные доброй человеческой улыбкой. Отец Кирилл молча смотрел на нее, и в его темных пронзительных глазах Мария вдруг увидела свое отражение - себя, держащую на руках его ребенка. И было в этом образе что-то настолько вечное и святое, что она вздрогнула. Очнуться и отвести взгляд друг от друга их заставил кашель Матрены Евлампиевны. Укоризненно взглянув на Марию, старушка подошла к ней и потянула на себя Олесика. Тот захныкал, вцепившись в Марию, но Матрена Евлампиевна прикрикнула на него: - Тихо, Олесик, не кричи! На Камышинку пойдем, на Камышинку. А тебе штанишки надо надеть, давай-ка, иди ко мне. Забрав Олесика, Матрена Евлампиевна поспешила с ним в другую комнату, сказав Марии на ходу: - А вы ждите нас на дворе, мы сейчас быстро управимся. Не зная, куда деть опустевшие руки, Мария наклонилась к Илье: - Ну что, Илюша, пойдем на улицу? Мальчик доверчиво всунул ладошку в ее руку и молча повел ее к выходу. Отец Кирилл остался стоять посреди комнаты, глядя им в след. Мария чувствовала его взгляд, и ей вдруг стало его очень-очень жалко. Она обернулась на пороге и, взглянув на него с теплой улыбкой, сказала: - У вас чудесные дети, я о таких бы мечтала... Наверное, вы очень счастливый отец... Он грустно улыбнулся ей в ответ и тихо согласился: - Да, я очень счастливый... Прикрыв дверь за собой, Мария вышла с Ильей в палисадник. Вырвав ручку из ее руки, мальчик побежал вперед, и, распахнув калитку, выглянул на улицу. Солнце по-прежнему жарко светило, ветерок кружил пыль по дороге. Недалеко, в дрожащем мареве, неуместным для этого мира фантомом виднелась машина Марии. Илья подбежал к "Ягуару", с восхищением погладил его бок и тут же отдернул руку. - Голячая, - поморщившись, сообщил он подошедшей Марии. Та потрогала дверцу - машина, действительно, сильно нагрелась на солнце. - Тебе не больно? - обеспокоенно спросила она, и, присев, быстро осмотрела его руку. С ладошкой все было в порядке, мальчик ее только слегка запачкал, дотронувшись до запылившегося бока машины. - Мне не больно, - сказал Илья, отнимая у Марии руку и пряча ее за спину. В это время из-за калитки появилась Матрена Евлампиевна с Олесиком на руках. Со сгиба ее правой руки тяжело свисала набитая чем-то кошелка. Мария поторопилась предложить ей свою помощь. Олесик в маечке и трусиках и, как девочка, повязанный от солнца платочком, тут же перебрался на руки к ней. А Матрена Евлампиевна, приблизившись к машине Марии, обвела ее взглядом, потом, обойдя вокруг нее, сказала: - Первый раз вижу такое чудо! Это твоя машина? И где ж ты, дитятко, такую взяла? Мария улыбнулась, с любовью и гордостью окидывая взглядом "Ягуар", и ответила: - Папочка подарил к окончанию университета в этом году. Она совсем новая. - Батюшка-то твой, похоже, большой начальник? - с любопытством спросила Матрена Евлампиевна. - Ба-альщущий... - вздохнув, подтвердила Мария и добавила, улыбнувшись: И командовать очень любит. Я у него единственная дочь, вот он обо мне и заботится по-своему, как считает нужным. - А матушка? - Маму я не помню, - грустно покачала головой Мария. - Она умерла, когда я была такой же, как вот Илюша сейчас. Я у них была поздним ребенком - мама родила меня почти в сорок пять лет и вскоре умерла. А папа один растил меня. Так больше и не женился... На следующий год ему исполняется семьдесят лет. Мария посмотрела на жалостливо слушавшую ее Матрену Евлампиевну, улыбнулась и предложила: - Хотите, на машине поедем до Камышинки? Это далеко? Матрена Евлампиевна обрадовалась, расцветая улыбкой: - Ой, а давай, дитятко! На таких машинах я не ездила. Только, вот, боюсь, до самого берега не доедем, там такие буераки... А напрямки, пешком, так совсем здесь близко. - Ничего, - успокоила ее Мария, открывая одной рукой машину, а другой поддерживая сидящего на ее бедре Олесика. - Мы доедем сколько сможем, а там оставим машину и пойдем пешочком. - Да как бы сорванцы ее не попортили, там же у речки ребятишек полно, засомневалась старушка. - Ничего, ничего, разберемся! Садитесь, - распахивая перед ней заднюю дверцу, пригласила Мария. Матрена Евлампиевна, кряхтя, забралась в салон и села, расправляя свою юбку на всю ширину кожаного сидения. Мария передала ей Олесика, и помогла залезть в машину Илье, который сразу радостно запрыгал на пружинящем сидении. В салоне было очень жарко. Сев за руль, Мария быстро завела двигатель и включила кондиционер. Прохладный ветерок, мягко обдувая пассажиров, мигом разогнал духоту, что несказанно удивило Матрену Евлампиевну. - Ты смотри! Придумают же умные люди! - воскликнула она с уважением. Мария тронула машину, и, выехав на дорогу, спросила: - В какую сторону ехать и куда? Следуя указаниям Матрены Евлампиевны, к речке они доехали быстро, она, действительно, оказалась недалеко, но машину все-таки пришлось оставить метрах в ста от берега - посадка у "Ягуара" была довольно низкой, так что по кочкам проехать ближе вряд ли бы им удалось. Мария поставила машину на сигнализацию, и хитро улыбнулась, увидев бегущих к ним мальчишек. Подождав, когда дети обступили ее "Ягуар" и замерли, восхищенно его разглядывая, она предупредила их строгим голосом: - Машину не трогайте! Это опасно: может укусить! Подхватив на руки стоявшего все это время рядом Олесика, и сумку со своими вещами, Мария поспешила за Матреной Евлампиевной, которая ушла вперед, ведя за ручку Илью. Расположившись недалеко от воды, где бултыхались такие же карапузы, как Илья, Мария посадила Олесика рядом с собой на одеяльце, расстеленное Матреной Евлампиевной, и огляделась. Речушка была неширокая, с глинистыми берегами, поросшая кое-где густыми камышами. Тот берег, на котором сидели они, был очищен от камышей и даже засыпан песочком. Здесь было красиво. Олесик, сидя на одеяльце, стаскивал с себя одежду, пыхтя, как медвежонок. А Илья, уже давно скинувший с себя все, смеялся над неуклюжими движениями братика. - Давай, давай, Олесик, раздевайся, - подбадривала малыша Матрена Евлампиевна, - побегаете с Илюшенькой по водичке. Мария, спрятавшись за кустом, растущим неподалеку, сняла с себя юбку, и, скатав ее в трубочку, чтобы не мялась, быстро переоделась в шорты. Футболку она снимать не стала, а просто завязала ее подол узлом на поясе. Получился вполне пляжный костюм. Вернувшись, она увидела, что голенький Олесик ковыляет за Ильей на своих пухленьких ножках к воде, а позади них, как наседка, семенит Матрена Евлампиевна. Догнав их, Мария подхватила завизжавшего от восторга Олесика и подкинула его пару раз над собой. Илья обхватил руками ногу Марии и запросился тоже: - Тётя, и меня, и меня! Смеясь, она подняла на руки и его, и, схватив обоих ребятишек в охапку, побежала к воде. Матрена Евлампиевна с облегчением присела на песок, наблюдая, как Олесик и Илья плескаются на мелководье под присмотром стоявшей по колено в воде Марии. Идиллия длилась недолго - откуда-то, со стороны дороги, раздался громкий дикий рык, эхом прокатившийся над речкой, а за ним послышались визг и вопли детей. - Батюшки-святы! - подскочила на месте перепуганная Матрена Евлампиевна, и попыталась разглядеть из-под руки, что там происходит у дороги. Мария, подхватив малышей, вынесла их на берег, и, посадив на колени к старушке, побежала в сторону дороги, откуда все это время ужасающе рычал какой-то злобный зверь. Детвора и родители на берегу притихли, испуганно оглядываясь по сторонам. Но вот рычание, как-то хрюкнув напоследок, захлебнулось и смолкло. Через несколько минут Мария вернулась. - Не волнуйтесь, - успокоила она Матрену Евлампиевну, - это всего лишь сигнализация, папа мне специально такую поставил. Во-первых, очень убедительно, во-вторых, не спутаешь ни с какой другой машиной. Детей оттуда, как ветром, сдуло! Думаю, они больше не полезут к машине. - Нет, это не дело, дитятко! - укоризненно покачав головой, сказала старушка, - так можно людей заиками сделать... Это кто же так рычит? - Это синтезированный звук, - объяснила Мария, - сын папиного приятеля делает. - И-и-и, это у него такой голосина?! - изумилась Матрена Евлампиевна, понятия не имеющая о синтезаторах и прочей подобной технике. - Да нет! - рассмеялась Мария. - Это компьютер такой звук делает, он записывается на пленку, а потом включается, если кто-нибудь тронет автомобиль. Например, ночью, какой-нибудь грабитель захочет залезть в мою машину, а тут вот такая сигнализация срабатывает - и я сразу пойму, что именно мою машинку грабят, выскочу на улицу - и грабителя за жабры! - Так то оно так... Да вот бедные соседи, что же им-то делать? - покачала головой старушка. - Думаю, у них тоже дело найдется - перины менять, - раздался над ними мужской голос, и они увидели отца Кирилла. - Мария, вы всю деревню переполошили! Я вышел и не пойму, что за рев: то ли бык ревет, то ли зверь какой?.. Думал, сердце выпрыгнет, пока до вас добежал. Уж вы лучше отключите свою сигнализацию. - Да я уже отключила, - виновато сказала Мария. - Я не думала, что так громко получится. Мария Евлампиевна передала Олесика отцу Кириллу, и тяжело поднявшись, сказала: - Ну ладно, батюшка, коли вы уже пришли, то я пойду в лавку за солью схожу, а вы с ребятишками побудьте. - Может, вас на машине отвезти? - предложила Мария, но старушка отмахнулась, сказав, что она быстро управится сама. Отец Кирилл отнес Олесика на одеяльце, сел рядом с ним, и, подтолкнув к сыну игрушки, повернулся к Марии. Ей стало неловко под его изучающим взглядом. Пытаясь как-то прикрыть свои стройные ноги, показавшиеся ей сейчас слишком оголенными в коротких шортах, она присела перед Ильей, стоящим рядом с ней, и предложила: - Пойдем, Илюша, еще в водичку? - Посли, - согласился он, и, радостно подбежав к воде, остановился, поджидая ее. Мария поспешила к нему, чувствуя на себе смущающий ее внимательный взгляд отца Кирилла. Войдя в воду, она встала на колени, чтобы сравняться ростом с Ильей и протянула к нему руки. Мальчик медленно зашел в воду, а потом, вдруг подпрыгнул и зашлепал ногами, поднимая вокруг себя фонтан брызг. Мария вскочила, со смехом пытаясь увернуться от водяного душа, но было уже поздно. "Ой, как же я на берег-то выйду?!" - ужаснулась она, бросив взгляд на свою мгновенно вымокшую футболку, через которую просвечивал тоненький кружевной бюстгалтер, почти не скрывающий ее груди. Повернувшись к берегу спиной, Мария еще какое-то время играла с Ильей, одновременно пытаясь выжать футболку и отлепляя ее от тела. Но расшалившийся малыш не давал ей этого сделать, продолжая брызгаться и прыгать по воде, и вскоре промокшая насквозь Мария вынуждена была выхватить его из воды и крепко прижать к себе. Илья недовольно кряхтел, пытаясь освободиться, но Мария держала его крепко и смеялась: - Попался, попался! Заметив, что Илья как будто собрался заплакать, Мария ослабила объятия и сказала ему серьезно, кивая на свою одежду: - Смотри, Илюша, я вся мокрая, мне нужно переодеться. - Мокая, - подтвердил Илья, пошлепав ладошкой по влажной ткани на ее груди. - Пойдем, переоденем меня? - спросила его Мария. - Посли, - согласился малыш. Мария повернулась лицом к берегу, и, прикрываясь, насколько это возможно, телом Ильи, пошла в сторону отца Кирилла, рядом с которым лежала ее сумка. Отец Кирилл играл с Олесиком в машинки. Заметив, что Мария с его сыном идут к ним, отец Кирилл поднялся навстречу и протянул руки, чтобы забрать Илью. Мария быстро отдала ему ребенка, и, метнувшись к сумке, схватила ее, прижав к своей груди. Отец Кирилл удивленно посмотрел на нее, и ей пришлось, краснея, объяснить свои действия: - Мне переодеться нужно... Отец Кирилл, поняв в чем дело, мельком бросил взгляд на ее грудь и отвел глаза, смутившись, похоже, не меньше Марии. "А ведь ему тяжело, - подумала Мария, пробираясь вдоль берега к кустам, где можно было спокойно переодеться, - супруга его умерла полтора года назад, и вряд ли у него за это время кто-нибудь был. Здесь, в деревне, он, действительно, очень на виду, да и положение его вольностей не позволяет за "прелюбы деяние", кажется, сана лишают". Стянув с себя мокрую футболку и бюстгалтер, Мария быстро переоделась, натянув на еще влажное тело широкую кофту с юбкой. Белье она решила надеть потом, по пути, в машине, когда отъедет куда-нибудь подальше от деревни. И тут Мария неожиданно поняла, что ей совершенно не хочется уезжать отсюда. Эта долина, отгороженная от внешнего мира высокими холмами, вдруг представилась ей тем самым прибежищем, которое позволило бы ей немного прийти в себя... И отец ее здесь вряд ли найдет. К встрече с ним она была еще не готова. Она не могла представить, как сможет рассказать ему о той мерзости, которая вторглась в ее жизнь... Задумавшись, Мария медленно возвращалась к пляжу. Услышав радостные возгласы детей, она подняла глаза и увидела, что отец Кирилл уже одел их, и они ждут ее, готовые к обратной дороге домой. Олесик, прислонясь к широкой отцовской груди, осоловело помаргивал длинными ресницами. "Сморился, бедняжка", - умилилась Мария и опять удивилась, не узнавая себя - раньше она вряд ли бы на это так бурно среагировала... Она всегда не любила детей с их вечным шумом, визгом, шалостями и капризами. Она также с детства не любила детские песни и танцы, и была счастлива, когда стала взрослой и избавилась от всей этой нудятины, навязываемой педагогами, которые считали, что лучше самих детей знают, что им должно быть интересно... Вручив Илье свою сумку, Мария подхватила его на руки и пошла к машине. Отец Кирилл шел следом за ней, неся засыпающего Олесика и свернутое под мышкой одеяльце. Через пять минут они уже подъезжали к дому отца Кирилла. Мария заглушила мотор и помогла своим пассажирам выбраться из машины. Олесик уже спал, и его густые ресницы отбрасывали длинные тени на розовые щечки. Бережно забрав его из рук отца Кирилла, Мария направилась к дому, осторожно ступая, словно несла хрупкую стеклянную вазу. Отец Кирилл придерживал перед ней калитку и двери, пока она не занесла малыша в комнату, где у стены стояла детская кроватка с боковинами из веревочной сетки. Положив мальчика в кроватку и прикрыв его простыней, Мария постояла над ним, любуясь и чувствуя непривычное тепло в груди, а потом вышла из комнаты. - Спит, - ответила она на вопрошающий взгляд отца Кирилла, и вдруг заторопилась: - Ну что же, отец Кирилл, спасибо за все, но мне пора ехать. - Может быть, чаю на дорожку выпьете? - спросил о