Борис Можаев - Полтора квадратных метра

Можаев Борис

Полтора квадратных метра

Борис Можаев

Полтора квадратных метра

Повесть-шутка в четырнадцати частях с эпилогом и сновидением

1

Павел Семенович Полубояринов, зубной техник и член домкома, проснувшись поутру, не смог выйти из своей квартиры: под их дверью спал пьяный сосед Чиженок. А дверь открывалась в коридор.

- Марья, Марья! - позвал Павел Семенович.

- Чего тебе? - Мария Ивановна откликнулась не сразу; по хриплому еще спросонья голосу, по недовольному тону и встречному вопросу Павел Семенович понял, что звать ее не надо было - обругает.

- Так я, - смиренно ответит Павел Семенович.

- Таком не отделаешься. Разбудил - отвечай!

- Чиженок опять под нашей дверью спит.

- Черт с ним. Проспится да встанет.

- Дак я, это самое... Горшок на дворе позабыл. А приспичило - мочи нет.

- Сходи в окно.

- Развиднело же! Ты что, ай не видишь!

На койке жалобно застонали пружины, потом отозвался Марьин голос:

- Ох ты господи! И в самом деле вставать пора.

Она свесила с кровати толстые, в синих бугристых венах ноги, развела в стороны мощные, борцовские руки и так зычно зевнула, что Павел Семенович вздрогнул.

Он стоял возле двери в одних трусах, мелко перебирая сухими жилистыми ногами. Одна нога была у него перебита в голени, вся исполосована застарело красными рубцами и заметно короче другой.

- Ну, чего ты камаринскую танцуешь? - сказала недовольно Мария Ивановна. - Толкни дверь!

- Пробовал... Он головой ее припер.

Мария Ивановна подошла к двери.

- А ну-ка!

Она с ходу двинула плечом дверь - в коридоре звонко бухнуло, словно там кто-то стукнул мутовкой в пустую деревянную чашку. Потом раздалось рычание, которое перешло в затяжной мат. Наконец оттуда спросили:

- Кого надо?

- Прочь от двери, пьяница! - крикнула Мария Ивановна.

В ответ донеслось протяжное пение, похожее скорее на мычание подавившейся коровы:

Мы плевать на тех хотели,

Кто нас пьяницей назвал:

На свои мы деньги пили,

Нам никто их не давал...

- Ну и дурак, - сказала Мария Ивановна.

- А вы катитесь все к эдакой матери!..

- А вот мы вызовем милицию. Тогда запоешь другим голосом.

- Плевать мне на милицию. Я лежу на своей территории.

- Дак нам выйти надо, - жалобно сказал Павел Семенович.

- Хочешь выйти - открывай дверь к себе. А ко мне не смей... Расшибу!

- Володя, она же в одну сторону открывается, дверь-то. В коридор... Ты бы встал, - мягко упрашивал Чиженка Павел Семенович, высовывая нос в притвор.

- Я те встану...

- Дак выйти надо.

- А мне плевать. Раньше надо было думать. - И опять заревел: - В ос-тррра-а-ввах охотник целый день гуля-а-а-ает. Если неудача, сам себя руга-а-а-ет...

- Ну, что теперь делать? - жалобно вопрошал Павел Семенович, обернувшись к Марии Ивановне.

- У тебя всегда так: приспичит - что делать? Давно бы надо дверь перенести дальше в коридор да растворять ее в квартиру... чтоб ни от кого не зависеть. Долго ли до греха? А вдруг пожар? Что ж, мы с тобой и будем в окна нырять?

- Куда ж деваться?

- Вот, вот... Начни еще утешать меня.

- Дак выхода нет.

- И это не выход. Ну, что ты вытащишь в окно? Ответь! Да и ноги переломаешь. Вон оно на какой высоте... Прямо не дом, а скворечня.

Мария Ивановна растворила окно и посмотрела вниз, как будто и в самом деле хотела выпрыгнуть. До земли было далеко. Сначала стена рубленая шесть венцов. И куда столько клали? Четырех венцов вполне хватило бы. А там еще фундамент не меньше метра. Вот и ныряй туда. Оступишься - дров наломаешь...

- Дурак был этот хозяин, чистый дурак. Провизор, одним словом.

Эдакой фразой обычно заканчивалась всякая размолвка, вызванная неудобством квартиры. Дом, в котором жили Полубояриновы, в стародавние годы принадлежал какому-то провизору. Никто толком не знал, чем занимался этот провизор, но все понимали, что слово это нехорошее, ругательское, сродни "эксплуататору". В одно время это прозвище прилепилось к самому Павлу Семеновичу за его ученость и некоторую заносчивость. И каково же было удивление, когда доктор Долбежов, самый старый в их поликлинике, пояснил Павлу Семеновичу, что провизор есть аптекарь. А в прежние годы жить по-провизорски считалось - подлаживаться при известной бедности под хороший тон. Ну, вроде бы со свиным рылом лезть в калашный ряд. Однако же ничего обидного в этом Павел Семенович не видел, на прозвище свое никак не отзывался, и оно вскоре отлетело само по себе, как шелуха с присохшей болячки.

Старый провизорский дом когда-то был разделен на четыре части и заселен новыми жильцами, отчего и появилось известное неудобство. Во-первых, новые перегородки пропускали шум на чужую жилую площадь. Во-вторых, общий коридор мешал. Куда бы ты ни шел, а его не минуешь. Он был узкий, длинный да еще с загогулиной в виде глаголя. В нем обязательно на что-нибудь наткнешься - либо головой стукнешься о корыто, либо кошке хвост отдавишь, а то и помойное ведро сшибешь. А в последнее время самый тупик "глаголя" двухметровый отросток, который вел в квартиру к Полубояриновым, самовольно захватил сосед Чиженок. По ночам, когда он возвращался выпивши, Зинка не открывала ему дверь. "Ступай туда, где пил". - "Врешь, баба! На работу пойдешь - откроешь. Уж я на тебе отосплюсь... Расшибу!"

Чиженок ложился щекой на кепку и засыпал как убитый, загородив собой проход сразу в две квартиры. На счастье, у Зинки дверь открывалась в комнату. Она спокойно перешагивала спящего мужа и уходила на работу. А у Полубояриновых дверь открывалась в коридор...

Они бы рады повернуть ее, чтобы открывать в комнату, но притолока мешала - дымоход от соседней печки, значит, чтобы открывать дверь внутрь, надо отнести ее метра на полтора по коридору, то есть захватить полтора метра общей территории. А на это нужно было решение горсовета.

- Павло! Садись сейчас же, пиши заявление насчет двери, - сказала Мария Ивановна. - Ну-ка да Миша с Бертой приедут? Срамота! В уборную не выскочишь. А ведь Берта как-никак бывшая гражданка ГДР. Так и напиши в заявлении: здесь, мол, пахнет иностранным осложнением.

- Не знаю, как насчет иностранного осложнения, а у меня оно вот-вот появится, - отозвался Павел Семенович, перебегая от двери к окну.

- Чего ж ты тянешь? - уже с опаской глядя на пол, сказала Мария Ивановна. - В окно!

- Господи благослови! - Павел Семенович, втягивая воздух, как бы всхлипывая, стал вылезать в окно.

2

Сноха Берта - хороший козырь, но пойти с него надо умеючи. В такой игре один раз продешевишь - и все карты биты. Жди нового захода. Когда он еще подвернется.

Правда, в последнее время Чиженок ночевал в коридоре часто и матерился на весь дом. Но кто поручится, что его опять не посадят? Каждый год по осени он шел в тюрьму за "мелкое воровство". А по весне возвращался в Рожнов. "Мне, - говорит, - осенью скучно. Тянет меня в теплые страны. Оттого и ворую".

И в самом деле, посадят его - прощай переноска двери. Надо поторапливаться: осень уже на дворе. Так думал Павел Семенович, идя к домоуправу Фунтиковой.

Екатерина Тимофеевна встретила его приветливо; за свою долгую службу она хорошо усвоила главную заповедь просветителя - культура обхождения есть первый признак руководящего работника. И внешность свою она держала в порядке: красила в льняной цвет седеющие волосы, взбивала их коком на лбу, а на затылке стригла. Отчего в свои пятьдесят пять лет выглядела еще молодо.

- Вам, Екатерина Тимофеевна, только бы на портретах сниматься, говорил ей плотник Судаков. - Весь постанов у вас представительный: и глаз бойкий и лицо круглое.

Бывало время, снималась и на портретах... в свою бытность председательницей колхоза. На всю область гремела. Смелая была... Любые обязательства брала с ходу, как хорошая скаковая лошадь берет барьеры. В районе появилась знаменитая шеренга сестер-председательниц. Колхоз Фунтиковой гремел. Бойкие глаза Катьки, как звали ее в те поры, вызывающе глядели с настенных плакатов и обязательств: "Ну, чего задумался? спрашивали они. - Крой за нами! Не пропадешь".

В областной газете ее упоминали рядом с самим товарищем Овсовым, председателем Рожновского райисполкома. Бритоголовый, могучего сложения, диагоналевая гимнастерка, ремень командирский поперек живота. Есть на что поглядеть. А как он любил порядок и обхождение! Собирается, бывало, бюро пожарник в медной каске в дверях стоит. Ждут... Появится Овсов в коридоре - пожарник как рявкнет:

- Внимание! Товарищ Овсов идет...

Все встанут, так и замрут.

- Вольно, товарищи! Садитесь. Вставать вовсе не обязательно. Мы же не в армии, - говаривал Овсов, улыбаясь.

И красоту ценил... Когда в колхозе Фунтиковой обнаружился волюнтаризм, то есть всех телочек порезали на мясозаготовки, Овсов перевел ее на культурный сектор. "Мы, - говорит, - ценим кадры по обхождению. Тут наша Катерина всем взяла - один ее вид вызывает культурное поведение".