Лесное озеро - Ирина Суворовская

Ирина Суворовская

Лесное озеро

История, записанная в местечке Никулино

До недавнего времени в деревнях наших бытовало такое поверье (а, может, бытует оно и сейчас): нельзя доброму человеку поздним вечером или ночью в одиночку мыться в бане. Уж коли замешкался, не жалей дров и на другой день протопи да помойся, только в полночь в бане не показывайся.

В селениях, что затаились среди тягучих моховых болот да встали по берегам мелких речек, говорили, будто ночью в бане сам баенник1 моется. Потревожишь его – добром та встреча не окончится.

В местах же навроде нашего Никулина, где к домам подходили глубокие-преглубокие воды, остерегались ещё и другой напасти: вот пойдёшь ты в баню в неурочный час, повстречаешь на берегу русалку, и уведёт она тебя с собой в подводное царство. Русалка не рыба – бесхвостая, о двух ногах, видом женщина, а всё не человек. Утопленница ли, кто ли…

Чего усмехаешься? Видали русалок у нас, ещё как видали, только записывать про то не записывали. И на самой Шексне, и на озёрах видали – спроси вот тут одного зареченского2… Ему дед сказывал, а его деду – свой дед, как на Зауломском озере, что в Суховерхове, выныривала из воды девица и сидела на камне.

Но то было совсем уж в старое время! В наших же местах вспоминали другую историю, случившуюся не столь давно. Ну, как… Ста-то лет ей не будет, а всё же произошло это задолго до прихода большой воды3, когда Кудряшово звалось не то Поповским, не то Поповской.

Леса-то наши, знаешь, непростые – заповедные, любят пошаливать. Иной раз заманят грибами-ягодами, закружат, заведут на болото, где багульник цветёт, наведут дурман, еле выберешься. Насовсем уж не пропадёшь, а намаешься досыта.

Да-а, доводилось около Лимонова грибникам путаться и не в чащобе какой, тут, рядышком. Как-то раз одни пробирались из леса к деревне, им бы вот-вот выйти, а тропинки-то и нету. Пропала тропка, будто и не бывало её никогда. Уж и кур деревенских слышно, и дома должны показаться, только ходу им нет. Что за пакость такая? Тьфу! Знать, лесной дух балуется, закрывает тропу. Так и пошли по Гремихе4 домой, обманули озорного лешака – река на дорогу их вывела. Во как!

А в тех же лесах мерцают, переливаются таинственными огнями озёра. Сколько веков им – никто не скажет, глубину их никто толком не мерял. Было дело: в одном озере по горячке утопили Сталина. Чего ухмыляешься? Не настоящий Сталин был, каменный, фигура, стояла она в палисаднике около никулинского дома5. Потом спохватились, хотели обратно достать, но сколько не искали, так найти и не смогли. Убедились тогда ещё больше: озеро – бездонное, дна в нём нету. Ну, есть оно где-то (у всех озёр дно должно быть), да видать настолько глубокое, что так просто не достанешь. Может, конечно, кто и раньше сообразил про статую да втихую вытянул, а может, лежит она и сейчас в чёрной глубине и знает тайны этой воды.

Какие тайны-то? Так вот мимо этого самого озера, что зовут Дыбинским, а раньше ещё тоже звали Поповским6, проходила дорога. Все по ней ходили, ездили, гоняли скотину – и коров около лесных озёр пасли, и лошадей туда на ночь угоняли. Там на Дыбинском конская поскотина находилась.

И случилось однажды летней ночью молодёжи возвращаться тем местом домой с гулянья. Шли ребята да девушки из Лимонова, а сами они были не то с Кудряшова, не то с другой какой деревни – кто ж теперь скажет! Путь их лежал мимо озёр, там одна такая дорога проходила.

Вот идут они, переговариваются, перекликаются, смеются. Хоть и стемнело порядком, но всё не до черноты, по-летнему, как бывает у нас лишь в конце мая и в начале июня, пока не наступят белые ночи.

Тут по пути один парень замешкался, по нужде или ещё как, да и отбился маленько от своих товарищей. Однако догонять их не стал, зашагал следом, не спеша. Свет пухлого месяца проникал сквозь листву деревьев, освещал дорогу, и дорога эта была парню хорошо знакома, а для пущего веселья пел он сам себе песни. Так, напевая, и дошёл до Дыбинского озера.

Шагает он и вдруг слышит, будто на берегу кто-то тихо-тихо разговаривает. Обернулся, бросил любопытный взгляд в сторону лесного озера и увидел в лунном свете дивную картину: над тёмной водой покорно склонилась большая-пребольшая берёза с крепкими сучьями, а на самом толстом суку уселась молодая (так ему показалось) женщина. Волосы распущены, ноги свесились в озеро, глядит она прямо на одинокого путника.

В то самое мгновение, как паренёк увидал её, незнакомка ласково-ласково сказала:

– Иди-ка, дружок, сюда.

Предчувствуя недоброе – чего уж доброго в поздних встречах, он растерянно спросил у девицы:

– А зачем?

В ответ странная незнакомка вновь поманила его к себе, обещая пригожему парню показать чудеса, каких никто из ныне живущих не видел. Уговаривала, мол, иди ко мне, я тебе другой мир покажу.

От таких слов бедному юноше сделалось худо, ноги его словно отнялись, вросли в землю, он не то, что бежать – пошевелиться не может. А всё же на просьбу незнакомки отвечает отказом. «Ничего мне не нужно», – сказал.

Беседа их длилась ещё какое-то время. Женщина, сидя на берёзе, продолжала звать к себе юношу, оказавшегося в недобрый час на берегу, и сулила ему всякую всячину. Наконец, не выдержал он нежных уговоров да и направился прямиком в озеро.

Когда вода была ему уже по колено, парень будто очнулся от дурного сна, заругался матом, замахнулся рукой на таинственную женщину. Та прыгнула в воду и больше не показалась. Тёмная гладь была спокойна, словно не тревожил её никто. Парень бросился прочь от лесного озера…

Вот что однажды произошло на Дыбинском. Историю эту знали многие, детишкам её рассказывали и даже дерево, на котором сидела русалка – а это, конечно, была она – показывали. Так-то. Поверья наши, может, и тёмные, простоватые, но всё ж судьбу лишний раз не искушай, не броди один в ночи, в особенности там, где есть глубокая вода, чтобы не случилось какого худа.