Алексей Кожевников - Путь в счастливую страну

А. Кожевников

Шпана: Из жизни беспризорных

Путь в счастливую страну

Самая покорно протянутая рука не могла вытянуть за день и пятачка, самая жалостная рожица не могли вымолить ничего из очерствевших карманов пермяков.

Те дни, когда подавали беленькими, стали далеким былым, и ни один самый отчаянный враль не осмеливался заявить, что он получил гривенник. Его бы непременно избили.

В одну из последних весен захлопнулись для беспризорников окна в городе Перми; на стук в ворота отвечали только собаки злым лаем, и стали нещадно выгонять с вокзалов. Сильней заговорили о счастливой стране, имени ее не называли, но была она где–то на западе, и нужно было ехать в нее с поездами, которые шли на Вятку, Вологду и Москву.

Началась тяга, и ни одному поезду не удавалось уйти из Перми на запад, что бы не увязалось за ним полдесятка безбилетных пассажиров.

С одним из поездов решил уехать и оголец Сингапур выбрал он для своего путешествия скорый, идущий из Читы на Москву, справился об отправлении по расписанию и за час до отхода залег в вагоне с каменным углем. Сингапуру четырнадцать лет, десять из них он жил на воспитании у одной мещанки в городе Вольске на реке Волга. Она считала его сыном. В 1920 году, когда начался голод, мещанка сказала Сингапуру, что он ей не родной, а приемыш, и держать его она не хочет. Может уходить куда угодно, это ее не беспокоит. И Сингапур ушел. Четыре года живет Сингапур, как пыль, которую ветер гонит по дорогам, полям, кидает по своей прихоти. Много такой пыли, как Сингапур, гонит ветер по дорогам нашей страны, и от этого трудно приходилось Сингапуру. Куда бы он ни приехал тянуть руку, там уже были и тянули; где бы он ни стал петь и показывать фокусы, до него уже пели и показывали; каким бы несчастьем он ни вздумал разжалобить людей, до него уже многие рассказывали о тех же несчастьях.

Среди беспризорной толпы Сингапур — красавец и франт, он экипирован от подошв до макушки. На левой ноге у него сандалия рыжей кожи, а на правой — дамский замшевый ботинок с высоким каблуком. От этой разницы в обуви Сингапур прихрамывает. Выше у него холщовые майские штаны с двумя большими заплатами красного сукна на коленках. На плечах болтается вытертая плисовая рубаха и поверх нее — пиджачок под цвет бурой глины. Пиджачок в два раза короче рубахи и туго застегнут на четыре медные пуговицы с якорями. На голове у Сингапура широкополая соломенная шляпа, без верха, потому выше шляпы торчит круглая макушка головы. Ни в карманах, ни за пазухой у Сингапура нет ничего, только вокруг тела накручена пеньковая веревка. Она будет заменять в дороге билет.

Лежал Сингапур на кусках угля, в открытую дверь он видел небо, звезды, месяц и думал что они везде одинаковые. Земля везде разная, а небо со всем что на нем есть, везде одинаково, только местами туч много, а местами их совсем нет. А ведь тучи к небу не относятся, они, как беспризорники, носятся по всем дорогам.

С Камы тянул ветерок, уголь похолодел, у Сингапура слегка знобило спину. Почуял он рокот вагонных колес, высунулся. К вокзалу подошел скорый.

Все вагоны — красавцы, под свежей краской, внутри яркий свет. Туда надо попасть Сингапуру, но кондуктора на площадках проверяют входящих. Поезд должен был стоять около часа, и Сингапур побежал настрелять еды. он просил у пассажиров, — были и еще попрошайки им удалось проникнуть на пути. Кондуктора гнали их. Сингапур отшучивался, что собирает дань, стрижет овец. Один ретивый кондуктор погнался за ним, но Сингапур нырнул под поезд и спрятался за составом. Перед отходом он крикнул.

— Гармошка, Воробей! При сюда!

— Кто, Сингапур? — появились ребята.

— Я уезжаю

— Куда, с этим?

— С этим…

— Трудно. Что нам не сказал, все бы поехали.

— Одному трудно, всем вовсе не проехать.

— Ну, катай, вернешься?

— Едва ли, здесь голодно стало. Скоро и вы винта нарежете?

— Может, следом за тобой…

— Только не с этим, ссадят

— Ясно, тебе мешать не будем.

Попрощались товарищи, закурили, разошлись.

Поезд мягко двинулся. Сингапур присел на ступеньку у неоткрывающейся двери, веревкой привязал себя к железному поручню, запустил руки в карманы поглубже и тихонько засвистал.

Поезд увеличивал ход, усиливался встречный ветер и скоро обратился в настоящий ураган. Хлестал он Сингапура, как большая могучая птица холодными и тугими крыльями, в ушах заныло от напора воздуха, и в голове загудел звон. Сингапур сжался, прикрыл глаза, чтобы защитить их от вихрей песка, вздымающихся с насыпи. Холод проник под одежонку, и Сингапур чувствовал себя посаженным в прорубь. Руки немели. Сингапур начал выбрасывать их, сгибать, сжимать кулаки, напрягать мускулы — был он похож на сумасшедшего, который тянется, хочет ухватить столбы и деревья, бегущие навстречу со скоростью шестидесяти верст в час.

Перегон был длинный, поздней ночью остановился поезд у маленькой станции, Сингапур еще на ходу дернул легко развязывающийся узел веревки и спрыгнул. Позади появились красный фонарь и тень человека. Сингапур завернул за станционное здание, обежал его кругом. Дали в колокол два удара, поезд стоял одну минуту. Сингапур толкнулся в дверь первого вагона, она была закрыта; он ко второму. Открыл и шагнул на темную площадку. Если бы встретил кондуктора, пришлось бы быстро соскочить, пропустить мимо себя два–три вагона и прыгнуть в хвосте на ступеньки. Но Сингапур никого не встретил, залез в ящик с мусором и прикрылся крышкой. Он рассчитывал, что до утра вагон не будут подметать вагон, следовательно, не заглянут и в мусорный ящик. Зарокотали колеса, захлопнулась дверь, щелкнул ключ и кондуктор ушел в вагон. Сингапур теперь был заперт, но зато в тепле. У него уже побежала теплынь по окоченевшим членам, и захотелось спать. Но Сингапур крепился, а когда сон начинал одолевать, он щипал себя ногтями и отгонял дремоту. Ящик был тесен, у Сингапура устали ноги от скрюченного положения. Он рискнул, вылез из ящика и осторожно, босой ходил по темной площадке. За дверью был ветер, быстро мелькали огни разъездов, и Сингапур был безмерно счастлив, что он не на ступеньках. Через запыленное окно пробился на площадку серый утренний свет. Надо бы уходить Сингапуру, но поезд мчался, и двери были закрыты. Овладела парнем тревога, — вдруг да станция еще далеко, поезд придет при полном рассвете, и тогда уж никак не ускользнуть незамеченным. А рассвет наступал, небо голубело и в одном месте загорелось краснотой. Краснота ширилась, на площадке стало совсем светло.

Глуше зашумели вагонные колеса, паровоз выкрикнул, на площадку кто–то вышел. Сидел Сингапур в ящике, сжался комком, ждал, что откроют крышку, сыпанут на него мусору, а потом увидят и вытащат за волосы. Погибнет он, сдадут в ГПУ — и закачается там надолго. Поскреб ключ в двери и человек ушел. Сингапур выпрыгнул из ящика, сел на ступеньки вагона и прикрыл за собой дверь. Приближалась зеленокрышая станция. На платформе стоял начальник в красноверхой фуражке. Сингапур соскочил на довольно большом ходу, споткнулся, упал и зашиб колено. Поезд прошел мимо. Сингапур бегом за ним, перебежал пути, что бы вспрыгнуть с противоположенной от станции стороны. Догнал он поезд уже в движении, догнал второй и третий вагон, тогда и поезд и Сингапур уже сравнялись. Сингапур дал толчок ногам — выбросил вперед руки. Был момент, когда он не мог схватить руками железного прута, руки могли сорваться, и тогда упал бы на рельсы под колеса или был бы отброшен вагоном в сторону на шпалы, но руки схватили и не сорвались.

Поезд рванул Сингапура и тело его долго летело вместе с вагоном, распластанное, как флаг. Руки судорожно согнулись, ноги нашли ступеньку и тут же, не ожидая ни минуты, Сингапур поднялся на крышу и прижался к ней.

Кондуктор заднего вагона видел, как бежал Сингапур за поездом, ему показалось, что парень ему знаком. Ловил он его в Перми и видел ночью на станции. Кондуктор осмотрел площадки и ступеньки по всему составу, не нашел зайца и решил, что он сорвался, а мысль, что заяц уже ехал целую ночь и, застряла и злила — как это можно на скором поезде проехать зайцем пятьсот верст.

Взошло солнце, нагрело крышу и Сингапурову спину. Он отдыхал и не прочь был бы заснуть, но потряхивало сильно и можно было скатиться на землю, а главное впереди мелькнула станционная водокачка.

Опять надо придумывать, как провести кондукторов. Сингапур не хотел было слезать с крыши, но его издалека заметила станционная служба, закричали, замахали, побежали ловить. Сингапур повис на лестнице меж вагонов, выбрал, где песок потолще и нет голых шпал, прыгнул. Заболело внутри, будто все перевернулось там. Застонал он, схватился за грудь и побежал к составам на путях.

Сингапур был голоден, обессилен, разбился. Но все же решил еще проехать один перегон. Когда тронулся поезд, он выскочил из–за вагонов, погнался за ним, но на всех площадках у всех дверей стояли кондуктора. Они грозили ему. Сигапур остановился, последний кондуктор крикнул: