Юрий Васильев - Право на легенду

Юрий Васильев

Право на легенду

«Смело, братья!..»

В книге три повести. Две представляют собою маленькую дилогию. Третья связана с ними не сюжетом, не действующими лицами, а неким тематическим единством, существенными и излюбленными автором моментами, идейными устремлениями. Она и дала имя всей книге.

В повести настойчиво звучит гражданственный мотив, нравственная тема, которую автор обозначил как «право на легенду». Это права рождается или завоевывается подвигом, иной раз хотя бы одним поступком, который остается в людской памяти как подвиг. Человеческие сердца, хранящие благоговейную память о таком подвиге, о таком поступке, о таком человеке, заставляют их со временем обрастать новыми и новыми деталями, чертами, превращающими свершенное поистине в легенду. Юрий Васильев не раз ставит перед своими героями вопрос философский: как должен человек прожить жизнь, чтобы стать достойным благодарной памяти в сердцах?

В повести «Право на легенду» читатель находит один из возможных ответов, причем ответ этот опирается на прочность традиций в смене поколений. Отец совершил однажды подлинный подвиг. Об этом знает сын. И когда настает час, сын повторяет подвиг отца… Главная тема повести вызывает хорошее раздумье: не есть ли ветеран труда Жернаков тот самый герой, который, может быть, прежде всего достоин высокого признания в душах людей, того заветного права на легенду, о котором страстно, взволнованно говорит повесть?

Подобные этому этические и эстетические мотивы возникают и в других повестях Юрия Васильева. Его произведениям свойственно романтическое начало. Повесть «Ветер в твои паруса» подкупает своей чистотой, цельностью, поэзией. Очень разные характеры у ее героев — своего рода «трех мушкетеров», но едины в чем-то главном. Это главное — рыцарское служение мечте — воплотил в себе тот из троих, который рано ушел из жизни, погибнув как герой, и остался для друзей образом человеческого совершенства, тем идеалом, к которому они все стремятся.

Третьего звали Венькой Строевым… Очарователен в повести образ его сестры Нины. Натура как будто бы взбалмошная, Нина безошибочно чувствует свое внутреннее родство с северными «мушкетерами» я как некое озарение принимает сознание того, что ведь она просто предназначена тому из них, который словно вломился в ее жизнь, казалось бы, в самый неподходящий момент. Одновременно рушится и «отступничество» Павла от романтики… Терпят крах сразу две конструкции браков по расчету, их просто сметает столкновение не только со вспыхнувшей влюбленностью, но и с неодолимой силой родства душ, единства воззрений и вкусов, стремлений, своего рода символа веры, основы которого были заложены в юных существах героико-романтическими традициями старшего поколения. Сюжетный взрыв преграждает путь беде. Он возвращает Павла в его «северный дом», возвращает ему и Нине те высокие духовные ценности, которые они были готовы вот-вот разменять.

В третьей повести значительно и вполне закономерно вырастает образ капитана Варга. Это открыло автору благодарную возможность обнажить и фиксировать связь времен, связь поколений, показать, кто же взращивал, что же взращивало, казалось бы, столь самобытный внутренний мир молодых героев повести «Ветер в твои паруса».

К ним надо присоединить и дочку Варга Надю, невесту Веньки Строева.

Композиция повести, построенная на постоянных ретроспекциях и реминисценциях, обращает читателя к прошлому, когда еще сравнительно молоды были Александр Касимович Варг и его близкий друг Сергей Кружилин.

Встреча молодых героев — Павла, Олега, Нины, Нади — с житейским опытом и мудростью капитана Варга — утверждение некоего кредо, как бы благословение на жизнь, полную трудностей, увлекательную, достойную юных сердец, это как бы посвящение в рыцари Севера. От страницы к странице этой книги все настойчивее, все более властно, как призывный зов колокола на мысе с романтическим именем Кюэль, — звучит тема, связанная с размышлениями о том, каков истинный облик современной молодежи, суждениями о нетленной ценности того, что передается от деда к отцу, от отца к сыну. Особенно близкой автору представляется мне тема либо прямого повторения в сыне каких-то черт отца, либо тема искомого отцом и осуществляемого или завершаемого сыном.

Надеюсь, что герои повести Юрия Васильева — представляющие оба поколения наших людей — полюбятся читателю этой книги, заинтересуют, увлекут миром своих раздумий, склонностей, тем, что они живут по-хорошему жадной жизнью, романтикой и героикой своей мечты, своей судьбы.

…Смело, братья! Ветром полныйпарус мой направил я…

…Вот первые страницы, ожидающие читателя. Сидят двое друзей, которых мы впоследствии так хорошо узнаем, в зале аэровокзала на Чукотке. Это проводы, расставание: Павел решил навсегда покинуть здешние края. И не только края. Он покидает мечтания своей юности, ее идеалы, вдруг показавшиеся ему иллюзорно-романтическими, чем-то вроде возрастной болезни мечтательной юности. С внутренней и внешней бравадой говорит он о своем решении окунуться в разумную, благоустроенную, добропорядочную жизнь. Олег старается показать, подчеркнуть свою мнимую безучастность к тому, что так твердо решил друг… И вот тут-то становятся оба невольными свидетелями того, как рождается одна из прекрасных легенд, о которых хочет поведать своим читателям автор…

Это было для них толчком внешним, потрясением как бы внезапным. А разве таким уж внешним и внезапным? Разве могли бы они сами примириться с тем, что из их мира уйдут мечты о путях покорителей океанов и небесных просторов, горных вершин и высот науки, о сердцах пилотов и поэтов, о разуме и взоре тех, кто исследует морские глубины и глубины человеческой психики?

Думаю, читатель одобрит, как распорядился их судьбами автор. Ведь в них жила движущая ими вера: они найдут свою Большую реку, свою Розовую чайку, так властно, необоримо манили их экзотические миражи Севера…

…Там, за далью непогоды,Есть блаженная страна…

Книга вышла в свой путь к читателю. Пусть попутный ветер полнит ее паруса!

Юрий Лукин

Ветер в твои паруса

Влюбленность есть нормальное состояние каждого человека.

…Колокол висел на деревянной треноге и казался таким же древним, как все вокруг, как эти замшелые сопки, от которых начиналась тундра.

Он висел здесь еще с той поры, когда лишь чайки да кайры провожали суматошным гомоном редкие суда, случайно заходившие в бухту; его давно не чищенная медь покрылась коростой времени и уже не горела в лучах низкого солнца — он просто висел тут, на самом краю земли, как память о доброй воле добрых людей, которые карабкались на скалы с тяжелым грузом, чтобы в глухой предрассветный час его голос отводил корабли от беды…

Один только раз мы звонили в колокол. Это было в тот день, когда погиб Веня.

1

Вылет отложили в третий раз.

— Пропади ты пропадом! — раздраженно сказал Павел и налил себе еще рюмку вина. — Когда я наконец доберусь до нормальной железной дороги, по которой ходят поезда с купейными вагонами и с вагонами-ресторанами, с усатыми проводниками! Всю жизнь теперь буду ездить только на поезде. Это я тебе обещаю, Олег.

— Зарекалась коза в огород ходить, — мрачно ответил Олег.

Они сидели в ресторане аэровокзала. Два старых друга, которым через час-другой надо будет расстаться. Расстаться надолго, потому что один из них, геофизик Олег Комаров, скоро сядет в поджидающий его вездеход и уедет в далекий тундровый поселок, а другой, геолог Павел Евгеньев, поднимется на борт самолета и улетит на материк.

— Жениться едет, — негромко сказал Олег и поднял рюмку. — По асфальтам едет ходить. И не понимает, что третий раз вылет задержали. Это символично. Не отпускает тебя Чукотка. Давай мы сейчас продадим билет, сядем в вездеход, а Таньке… Таньке что-нибудь напишем. Что-нибудь такое для нее придумаем.

— Не дури, Олег. Без тебя тошно.

— Ты прав. Я помолчу…

В углу негромко пел музыкальный ящик, пел на любой вкус; за пять копеек можно выбрать себе на прощание песню по душе и настроению, песню о любви и о дорогах, о расставаниях и встречах. К ящику подходили люди, кидали монету и слушали, как горит на московских улицах зеленый огонек такси, как шумит ветер в зеленых соснах Карелии, и почему-то показалось Павлу — совсем не похожи этот аэровокзал и этот ресторан на такие же вокзалы и рестораны в других уголках России, где люди сидят и ждут самолета или встречают друзей и родных; не похожи потому, что вот эта дверь на летное поле нигде не связана так прочно с началом и концом какого-то куска жизни.