Павел Федоров - Пограничная тишина

Пограничная тишина

Творчество Павла Ильича Федорова широко известно советским читателям. Его книги «Генерал Доватор», «В Августовских лесах» и другие привлекают внимание своей правдивостью, жизненностью, глубиной разработки характеров героев.

В сборник «Пограничная тишина» включены две новые повести П. И. Федорова. В них рассказывается о современной жизни наших пограничных войск, которую автор хорошо знает и достоверно, убедительно описывает.

Повести читаются с большим интересом. Динамичный, захватывающий сюжет, положенный в основу повестей, не мешает писателю зримо показать «будни» сложной и трудной работы пограничников, создать запоминающиеся образы офицеров и солдат, раскрыть постоянную связь и дружбу пограничников с местным населением, помогающим зорким часовым границы своевременно обезвреживать врагов Советского государства.

ВСТРЕЧНЫЙ ВЕТЕР

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Ученик второго класса Петька Пыжиков, худенький остроносый мальчик, выбежал из подъезда большого серого дома и, задрав голову, как молодой петушок, пронзительно свистнул. Это был сигнал другу Мишке Ромашкову, жившему в этом же доме с матерью и сестренками.

Во дворе на вянущие газоны и осыпающиеся акации спускались скучные осенние сумерки. Наступала та вечерняя пора, когда спать еще рано, но игры закончились и ребята разошлись по квартирам. Дома мать хнычет, отец бесконечные наставления читает. Скорей бы уж уехать, а то вконец изведут этими нудными советами и причитаниями.

С нетерпением дожидаясь своего задушевного товарища, Петька перекатывал пальцами в кармане темно-синего бушлатика две папироски, которые стащил у отца. От тоскливых сумерек грустно, да и курить не хочется, но папироски приятно согревают руку...

С балкона третьего этажа раздался тихий ответный свист, и вскоре там показался вихрастый мальчик.

— Ты чего, Пыжик? — спросил Мишка.

— Выходи! — Петька поднял руки, заговорщически показывая пальцами, что надо захватить с собой спички.

Мишка понимающе кивнул головой и тут же исчез. Через минуту стало слышно, как он, спускаясь по лестнице, стучит каблуками ботинок и весело насвистывает.

Спрятавшись в углу двора за кустами акаций, они присели и взяли в губы по измятой папироске. Хотя Мишка был на два года старше, курить он тоже не умел, однако обоим хотелось подражать взрослым. Сейчас от едкого табачного дыма ребята задыхались и приглушенно кашляли.

— Ты папирос больше не таскай, — сердито сказал Мишка и, сплюнув в куст, затоптал окурок.

— Это я в последний раз, — согласился Петька.

Во рту у него было горько, щипало язык, он швырнул папироску под ноги и снова повторил:

— Это в последний раз...

— Что ты заладил в «последний» да в «последний»... Будто умирать собрался.

— Ну да. Говорю, что в последний... Ты еще ничего не знаешь!

— А что случилось? — заинтересованно спросил Мишка. — И что такое я должен знать?

— Ты этого не можешь знать, — с некоторым превосходством проговорил Петька. — У меня такая новость, такая! Тебе никогда не угадать!

— А я и не собираюсь. — Мишка безразлично пожал плечами. Но знать ему все-таки хотелось. — Наверное, что-нибудь купили. Вот если бы новый велосипед — это да!

— Ха! У меня и старый еще ничего, только восьмерки да спицы выправить, но не нужен мне теперь никакой велосипед.

— Вот как! — удивленно заметил Мишка.

На старом велосипеде они катались вместе, катались по-всякому, пожалуй, только вверх колесами не пробовали...

— Ничего мне уже не нужно, — со вздохом повторил Петька, — а велосипед я могу тебе подарить.

От волнения Мишка взъерошил волосы и подтянул штаны. Велосипед — это была его давнишняя мечта. Сколько раз о нем он намекал матери, но она только отмахивалась. Отца у Мишки не было, умер три года назад. Мать работала и воспитывала троих детей. А Петька у родителей — единственный сын. У него была даже отдельная комната, заполненная всякими игрушками. От Мишкиного же детства остался лишь один облезлый плюшевый медвежонок.

— Думаешь, я загибаю? — глядя на приятеля, горячо воскликнул Петька.

— Бывают у тебя разные фантазии. Сразу не поверишь...

— Фантазии? Можешь считать велосипед своим, можешь забрать все мои удочки и запасные крючки. Я уезжаю навсегда!

— Ври! Куда ты можешь уехать!

— В Суворовское училище, вот куда! Понял?

Мишка часто заморгал глазами и тихо спросил:

— Это правда?

— Не веришь? Пойдем к нам, и я тебе покажу все бумаги. Сегодня папа принес. Послезавтра уже надо ехать, — проговорил Пыжик и вздохнул.

Последние слова он сказал с такой грустью, что не поверить было нельзя.

— А мать тоже отпускает? — в раздумье спросил Мишка.

Петя пожал худыми плечиками и, разминая пальцами в кармане бушлатика хлебные крошки, солидно ответил:

— При чем тут мать? Разве в военном деле она что-нибудь понимает? Вот папа — это да! А мама только плачет, целует и говорит, что я самый необыкновенный и самый трудный ребенок на всем белом свете.

— Трудный? Почему трудный? — спросил Мишка.

— Я и сам не знаю... Мама так говорит. А необыкновенный, — это значит умнее, лучше других. Она написала мне речь, которую я должен на прощание сказать в классе. Но папа прочитал и разорвал, поругал маму, что она делает из меня бюрократа. Папа говорит, что в училище из меня это вытряхнут, сделают молодцом.

— Нет, Пыжик, ты парень ничего! — вздохнув, сказал Мишка. — Вот как наденешь военную фуражку да ремень с бляхой — картина! А я, как только закончу семилетку, поступлю в педучилище, учителем стану. Мама говорит, что я терпеливый, сестренкам помогаю. Но мне тоже военным быть хочется!

Мишка почесал затылок и, снова глубоко вздохнув, спросил:

— А когда уедешь, писать будешь?

— Конечно, буду! Могу, чем хочешь, поклясться. — Восторженные клятвы Петя любил и не мог упустить такого подходящего случая. — Хочешь?

— Хочу. Да я и так тебе верю.

— Давай лучше поклянемся в вечной дружбе — поедим земли маленько да вдобавок хлебных крошек. У меня тут есть в кармашке.

— Землю есть — ерунда, крошки тоже. Мы не маленькие! Лучше обнимемся, как солдаты на фронте, дадим честное слово быть настоящими друзьями навсегда, навечно.

Ребята обнялись.

Во дворе сгущалась темнота. На город надвигалась осенняя ночь.

Через день военный врач Алексей Иванович Пыжиков увез своего девятилетнего Петю в Суворовское училище, а Миша Ромашков остался в родном городе.

Так на много лет разошлись их мальчишечьи дороги.

Глава вторая

Первое время Петя писал другу то восторженные, то грустные письма. В ответах Миша, как умел, подбадривал приятеля и давал товарищеские советы. Суворовец приезжал на каникулы, но встречались они теперь редко. Летом Петя жил с родителями на даче, а Миша — у бабушки в деревне. Чувствовалось, что дружба затухала, иногда переписка между ребятами прерывалась на долгие месяцы. И вдруг Ромашков получил от Пети длиннущее письмо, написанное небрежным, размашистым почерком.

«Здравствуй, Мишуха!

Не знаю, почему я не ответил тебе на твое последнее письмо. Наверное, была очередная хандришка. Сейчас оно случайно попалось мне на глаза, и я вспомнил наше детство, наши милые и глупенькие мечтания. Загрустил... вот и решил черкнуть тебе. Вспомнил, как ты провожал меня в последний раз и с завистью смотрел на мою чистенькую форму. Да, живу я здесь неплохо. Одет отлично, кормят, как в санатории. Водятся и деньжата. Иногда батька подбрасывает. Он у меня добрейший и умный — научные труды сочиняет. А о мамаше и говорить нечего. Сам знаешь, она у меня ангел-хранитель. Уедет, смотришь, недельки через две опять сюда летит. Только надоело, что до сих пор она считает меня маленьким. А на самом-то деле мы уже взрослые парни, нам уже скоро восемнадцать. Иногда хочется с какой-нибудь красоткой в кино сходить, душу излить где-нибудь в уютном уголочке. А тут тебя оберегают и согревают со всех сторон. Но у нас железное товарищество и солидарность — разработана целая система взаимной выручки, поймать нас почти невозможно».

Миша бросил на стол письмо, задумался.

— Скверные у тебя дела, Петька, — проговорил он вслух и стал читать дальше.

«Недавно был такой случай. Один офицер, воспитатель, каким-то образом раскусил наши проделки и виновников строго наказал. Ты можешь вообразить...»