Юсеф эль-Сибаи - Водонос умер

Юсеф эль-Сибаи

Водонос умер

Глава 1

Маленький воришка

События, описываемые в этой книге, происходили в 1921 году в каирском квартале аль-Хусейнийя, существующем и по сей день. Его внешний облик заметно изменился. Время щедро нагородило развалин и пепелищ, строители — новых зданий, проездов и дорог. И все же в квартале немало его прежних отличительных особенностей. Разрушительное время как бы прошло мимо всего этого очень старого, почти первозданного. Главным сохранившимся объектом в квартале, имеющим самое непосредственное отношение к повествованию, остается правительственная водоразборная колонка, расположенная в одном из укромных уголков улицы Самакин. У входа в небольшую деревянную будку важно восседает Сейид Донаб — всесильный повелитель длинной шумящей очереди женщин с бидонами, мужчин с бурдюками. Это — король воды. Место, где он восседает, по праву называют «водяным троном».

Мне бы хотелось, чтобы читатель сам побывал на месте действия романа, побродил там не спеша, послушал, о чем люди говорят. Но я очень сомневаюсь в том, что современное поколение читателей можно легко убедить в необходимости самому осмотреть все эти старые места, улицы и переулки, еще хранящие остатки прежних красот. И вместе с тем мне очень хочется хотя бы мысленно познакомить читателя с местами описываемых событий, совершить с ним совместную прогулку по кварталу аль-Хусейнийя, дать ему хотя бы поверхностное представление о том районе нашего города, где будут жить герои романа, заставить читателя присутствовать там хотя бы на время чтения этой книги.

Начать наше путешествие я предлагаю с улицы Фарука, находящейся примерно на равном расстоянии от площади Фарука и площади Атаба (вторая площадь много раз переименовывалась. Я предпочитаю сохранять ее старое название, боясь, что в период работы над книгой ее снова переименуют). Тут большую улицу пересекает другая, узкая и длинная, по которой ходит автобус аж до самого дома судьи. Это улица Баггаля.

Ступим на площадь Атаба, свернем в улицу Баггаля и пойдем узкой запруженной дорогой. По обеим сторонам улицы располагаются бесчисленные бакалейные лавки, столярные мастерские, лотки старьевщиков и продавцов всякой всячины. Проезжая часть улицы забита телегами, ослами, ручными тележками. С трудом прокладывая себе дорогу, мы минуем ряд переулков, уходящих от улицы вправо и влево — аль-Базара, Агур… Пройдем мимо двух мечетей, стоящих на левой стороне. Вот мы прошли улицу аль-Банхави и вступили на большую неправильной формы площадь. Справа от нас будет Баб аль-Футтух — старые каирские ворота, массивные, величественные, но уже полуразрушенные. Вокруг валяются кучки недоеденного животными клевера, помета, на земле отдыхают путники, как чертенята, носятся мальчишки. Если пройти через эти ворота, то можно попасть к зданию посреднической конторы, занимающейся торговлей лимонами и маслинами. Дальше располагаются ряды жестянщиков, дом судьи и, наконец, мечеть святого Хусейна.

Если посмотреть прямо перед собой, то в конце площади можно увидеть кладбище Баб ан-Наср, которое пересекает большая улица под названием аль-Нугум, переходящая затем в улицу аль-Аббасийя. Границы площади определяет мощеная улица аль-Кассасин. В дальнем углу площади стоит небольшая гробница Ибн Хишама. Все могилы вокруг гробницы были снесены, чтобы расширить проезжую часть. Теперь она стоит одиноко, как памятник глупости живущих, пытающихся сделать разницу между собой и теми, кого аллах упрятал своей волей в земные недра.

Свернем в первый переулок слева. На первом же доме увидим табличку с названием: «Улица Самакин». Это типичная для старых народных кварталов улочка, узкая и грязная, с маленькими лавчонками, тесными двориками, обветшалыми стенами, высокими дверьми, узкими, близко расположенными друг от друга окнами. Соседи могут без труда пожимать друг другу руки прямо из окон.

Улочка замощена брусчаткой из базальта. По обеим ее сторонам кучи мусора и различных отбросов, по небольшим желобам течет грязная вода. Такая картина наблюдается на всех старых улицах и в переулках. Даже уважаемые чистые улицы Каира застроены примерно таким же образом. И все же улица Самакин имеет свои характерные особенности, отличительные черты.

Во-первых, как мы уже говорили раньше, это водоразборная колонка, расположенная на правой стороне, в нескольких шагах от начала улицы. Сама колонка, будка, ее хозяин удобно расположились в глубине укромного уголка, оставив небольшую площадку, где постоянно толпятся жаждущие получить воду.

Миновав колонку, мы упремся в полуразрушенную стену, за которой располагается большой пустырь, захламленный всяким старьем: тут и там кучи мусора, остатки бидонов и кувшинов, старые прожженные котлы, в которых варят бобы. Во всех этих мусорных кучах возятся люди, такие же грязные, как и старые котлы. Это свалка квартала аль-Хусейнийя. В конце ее расположена баня, вход в которую с одноименной большой улицы. Вокруг свалки стоит несколько старых полуразрушенных домов, лавчонок, начальная школа.

Если мы пойдем дальше, то вскоре увидим слева высокое здание, окруженное толстой разрушенной кирпичной стеной, в которой сделана высокая тяжелая деревянная дверь, обитая железными полосами. Дверь ведет в темный, узкий крытый проход. На небольшой площадке в конце его нагромождение черных предметов, которые поначалу трудно определить. Привыкнув к темноте, глаза начинают различать закопченные печки, в которых пекут батат (сладкий картофель). Это живущие рядом кузнец и слесарь сложили их здесь, чтобы не загромождать подходы к своему дому.

Миновав крытую галерею, попадаем на просторный двор, заваленный грудами камня, мусора и битого кирпича. Перед взором вырастает и само здание, которое время превратило в бесформенное пепелище. Рядом высокий минарет, напоминающий о том, что здесь когда-то была мечеть.

Стены здания во многих местах обвалились, оконные рамы сгнили. Из оконных провалов струится мрак запустения. Мраморная лестница, ведшая на большую нижнюю веранду, почти полностью развалилась. Она загромождена пустыми ящиками, желтыми книгами, которые не успели унести. Да, ведь еще сохранившиеся помещения этого дома были сданы под книжный склад. Это обстоятельство способствовало тому, что здание пока еще не полностью разрушено и сохраняет некоторые следы былой красоты, прежнего величия.

Хозяин книжного склада может поприветствовать нас, а может и не удостоить вниманием. Мы на это не обидимся — что нам до него! Нас больше интересует мальчик-водонос с бурдюком на спине, содержимое которого он выливает в глубокую лунку, окружающую комло большой многолистной тутовицы. Это все, что осталось от цветущего парка.

В таком неприглядном виде предстает перед нами сегодня место действия романа. Царство разгрома и запустения, почти никаких следов прошлой славы, величия, значимости и почета. Но силой своей фантазии мы можем представить все то, что было здесь тридцать лет назад. В этом нам помогут и мальчик-водонос и разросшаяся тутовица. Лившаяся из его бурдюка вода быстро впитывалась землей, достигала корней дерева. Его листва благодарно шумела, давая добрую тень.

Давайте внимательно присмотримся к мальчику и дереву, этим двум цветущим существам, одиноким среди царства разрушения и тлена. Заставим себя сосредоточиться только на них двоих. Вернемся мысленно на тридцать лет назад, представим себя живущими в ту достаточно далекую эпоху…

И вдруг совершается чудо. Все вокруг нас преображается. Нет запустения и разрушений, все мертвое ожило, расцвело! Нет больше книжного склада, все стало таким же величественным и красивым, как и тридцать лет назад. Мы стоим в цветущем парке Большого дворца, как его называют жители квартала, принадлежащего Ибрагиму беку Гадд аль-Керим.

Было начало сентября 1921 года… Очень раннее утро… День еще только занимался, ночные сумерки медленно рассеивались, горизонт на востоке постепенно светлел. По небу плыли пышные белые облака, напоминающие кучи хлопка. Улицу Самакин заполняла тишина. Никаких признаков жизни. Только на свалке да в мечети небольшое движение. Большой дворец молчал. Его окружали высокие кирпичные стены. Он был похож на неприступную крепость. Большая толстая деревянная дверь коричневого цвета, обитая железными полосами, была приоткрыта. Сквозь щель был виден черный сторож дворца Габалла, сидящий на молитвенном коврике. Он погрузился в благостное состояние, воздавая хвалу всевышнему, бормоча утреннюю молитву. На черном лице старика были написаны благочестие и умиротворение.

Если пройти через крытую галерею, где распластался Габалла, миновать небольшую дверь справа, то можно выйти в большой зеленый парк, который в это время года был в зените своего расцвета и плодоношения. Как чаще всего, все парки, окружавшие в ту эпоху дворцы, и этот был фруктовым садом, а не просто декоративным украшением владений. Тут не было больших газонов и цветочных клумб. Многочисленные плодовые деревья все затеняли. Лишь кое-где росли кусты роз, жасмина, акации. Осенний ветерок наполнял воздух неповторимым ароматом.