Шолом Алейхем - Шолом Алейхем!

Шолом Алейхем

Шолом Алейхем!

– Шолом алейхем![1]

– Алейхем шалом![2]

– Откуда едете?

– Из Варшавы.

– Чем занимаетесь?

– Я - еврейская газета.

– Как вас звать?

– "Юдишес фолкс-цайтунг". А вы, откуда вы?

– Откуда мне быть? Из Егупца.

– Чем вы занимаетесь?

– Чем мне заниматься? Я - еврейский писатель.

– Как вас звать?

– Шолом-Алейхем.

– Шолом-Алейхем? Жить вам, значит, миром и ладом!

– Того же вам и вашим чадам!

– Что же вы поделываете, пане Шолом-Алейхем?

– Что же нам поделывать? Пишем.

– Что пишем?

– Что нам писать? Что видим, про то и пишем.

– Что же дают вам писания, которые вы пишете!

– Что они могут дать? Горести, колики, слезы, обиды, муки, страдания, тревоги...

– И это все?

– Чего вы еще хотите?

– Я имею в виду...

– Почет? Без меры, без счета! Ни один писатель в мире не имеет столько почета, как еврейский сочинитель. Шутка ли, у евреев писатель, человек, который пишет!

– Вы это всерьез?

– А то что же? Шучу, что ли? Посмотрите-ка сами, что творится на наших юбилеях. Наилучшие пожелания от почитателей, от горячих поклонников и просто от усердных читателей летят со всех концов света, - из Касриловки, из Тунеядовки, из Тетеревца, из Затрапезовки, из Галаганишка, из Стрища, отовсюду! А корреспонденции, которые сам юбиляр печатает в газетах?! А пиршества, банкеты, тосты?! Море разливанное! А стипендии, а пожертвования, которые вносятся в это время на благо трудящихся земли обетованной!.. Вы шутки шутите, - какой почет оказывают еврейскому сочинителю?

– Нет, я не о том; я имею в виду...

– Заработок? Полон рот! Только бы хватило свободного времени вдобавок к тому быть еще и меламедом, лавочником, маклером, сватом или просто человеком, не отказывающимся от подаяний, способным ходить по домам и собирать деньги на издание своей книги. Вы шутки шутите с еврейским сочинителем? Еврейский сочинитель - свободный человек!

– Что значит свободный человек?

– Он свободен от всех благ и на этом и на том свете; он свободен от куска хлеба, от здоровья, от друзей, от жены и детей, от всех радостей жизни...

– Мне кажется, пане Шолом-Алейхем, что тут в вас уже говорит желчь, вы даже залезаете в дебри нетерпимости. ...Нехорошо это. Не к лицу еврейскому писателю, который пишет для народа, так обрушиваться на евреев. Еврей обязан все в жизни принимать с любовью и три раза в день произносить...

– "Все к лучшему"?

– Конечно! Все к лучшему! А что было бы, если бы вы и того не имели? Какой вид мы имели бы среди народов, если бы сбросили с себя наш единственный кафтан? Разве есть у нас, кроме нашей литературы, иная одежда, чтобы покрасоваться в ней перед миром?

– Быть может, вы и правы.

– Как это "быть может"? Наверняка! Но давайте поговорим о чем-нибудь более веселом.

– О поминках?

– Не то. У меня к вам...

– Просьба? Пропечатать кого-нибудь в газетах?

– Боже сохрани! У меня к вам небольшое дело.

– По части сватовства?

– Нет... А впрочем, да, по части сватовства.

– Кто жених? Откуда невеста?

– Жених в Егупце, невеста в Варшаве.

– Далековато для сватовства. Как же их звать?

– Невесту звать "Юдишес фолкс-цайтунг", а жениха - Шолом-Алейхем. Нравится вам план?

– Недурно. Только бы...

– Что "только бы"?

– Только бы... Ничего...

– Не люблю недомолвок. Скажите, что вас смущает?

– Что может меня смущать? Ничто ни капельки не смущает меня! Одним словом, чего вы хотите?

– Хочу я вот чего. Раз я еврейская газета, а вы еврейский писатель, я хочу, чтоб вы писали, а я печатал.

– Что же мне писать?

– Фельетоны... Чтоб смеялись.

– Смеяться? Ведь плакать хочется...

– Вы можете плакать, только бы публика смеялась. Понимаете?

– Понимаю, как не понять? Вы хотите, чтоб я представился скоморохом, комедиантом, клоуном, шутом гороховым, словом забавлял публику...

– О! Только свяжись с еврейским сочинителем! Кто сказал - скоморох, комедиант, клоун, шут гороховый? Я только хочу, чтобы в ваших писаниях была и шутка, и прибаутка, и по плечу хлопок, и по заду шлепок. Словом, публике надо доставлять удовольствие...

– Чтобы все говорили: "Черт бы побрал этого Шолом-Алейхема! Ну и язычок - онеметь бы ему! Ну и рученька - отсохнуть бы ей!"

– И еще я хочу, чтобы вы толком поговорили с нашими евреями, и именно на их наречии, на их родном языке, чтобы вы так и сказали им: вы, мол, такие и сякие, вы, дескать, и растакие и рассякие!.. То есть вы должны разделать их под орех, но красиво, чинно и благородно. Вы меня понимаете?

– Понимаю, как не понять? Вы хотите, чтобы мы с ними играли в ту игру, которая называется "кошки-мышки"?.. Так и быть... Только бы...

– Что "только бы"?

– Только бы... Ничего.

– Я же вам говорил - терпеть не могу недомолвок. Давайте прямо, что вас смущает?

– Что может меня смущать? Ничто ни капельки не смущает меня. Одним словом, чего вы еще хотите?

– Еще давайте им сценки...

– Чтоб они зевали?

– Рассказывайте им истории...

– Чтоб они быстрее засыпали?

– Напишите большой роман, роман с любовью, с трогательными сценами, чтобы дух захватывало. Одним словом, чтоб был роман...

– В шести частях с прологом и эпилогом, а-ля Шомер? Ни с чем не сообразные, дикие, нелепые сцены, ни к селу ни к городу?.. Меламед из Несвижа заводит любовь со служанкой Ривкой; он пишет горячие письма, она поет чувствительные песни; потом он уезжает в Париж и спустя девять месяцев возвращается баронам или миллионером и застает свою возлюбленную на кухне у ростовщика Эфраима, бандита, убийцы, душегуба. Тут между ними разыгрывается дуэль: ростовщик Эфраим хочет расколоть пополам несвижского барона; тогда барон бежит к губернатору, будит его и возвращается вместе с ним и с тремя жандармами; видя такой оборот дела, ростовщик хватает нож и закалывается, служанка Ривка падает в обморок и поет при этом немецко-еврейскую песню, да такую душещипательную, что и камень может растаять...

– Все? Вы уже кончили? Не нужно, чтоб несвижские меламеды ездили в Париж, чтоб губернаторов будили среди ночи, чтоб ростовщики закалывались и служанки пели на кухне душещипательные немецко-еврейские песни. Я хочу, чтобы вы дали роман, но роман еврейский, любовь, но любовь еврейскую. Вы меня понимаете?

– Понимаю, почему не понять? Вы хотите, чтоб я писал о жизни, о подлинной еврейской жизни? Хотите, чтоб я писал кровью сердца, нервами, от глубины души, нечто такое, за что расплачиваешься здоровьем и старишься раньше времени, от чего лицо покрывается морщинами, а голова - сединой, вы этого хотите? Так и быть... Только бы...

– Что "только бы"?

– Только бы... Ничего.

– Опять недомолвки? Скажите же наконец, что вас смущает?

– Что может меня смущать? Ничто ни капельки не смущает меня! Словом, чего вы еще хотите?

– Хочу, чтоб вы потрудились хоть раз в месяц просмотреть все те книги и книжонки, что пишут писатели...

– Изводят бумагу...

– Но печатники печатают...

– Как подмажешь, так и поедешь. Раз им платят, они печатают.

– Но книготорговцы берут.

– Меняют книгу на книгу, шило на швайку...

– Но народ читает...

– Что ему еще остается? Не дают скотинке отрубей, - она жует солому...

– Вот вы и потрудитесь все это просмотреть, прочесть, а потом вкратце пересказать читателю, хорошенько ему разжевать, объяснить, что хорошо, а что ни к черту не годится...

– Надо щадить его желудок...

– Словом, будете писать критику.

– Велико ли дело?! Стану той же скотинкой и подохну в том же стаде...

– Но что же? Попрошу, чтобы все это - без лишнего шума...

– К чему кричать?

– И без огня...

– И без воды...

– И без злости...

– Злиться - грех...

– Ваша критика должна быть и нескучной, и полезной, и серьезной, и шутливой... Вы меня понимаете?

– Понимаю! Почему не понять? Вы хотите, чтоб из хлама, которым завален наш литературный рынок, я состряпал вам настоящий цимес. Рыться в куче навоза, - авось "найдется когда-нибудь жемчужина, - легкая работа; от нее недолго посинеть - так полезна она и для тела и для души. Ну что ж, недурно... Я готов, только бы...

– Что "только бы"?

– Только бы... Ничего...

– Фу, пане Шолом-Алейхем! Я вам сколько раз говорил, что не терплю недомолвок. Со мной вы должны быть откровенны. Скажите, пожалуйста, что означает ваше "только бы"?.. Деньги?

– Кто говорит о деньгах?

– Что же? Почет?

– Кто говорит о почете?

– Что же? Здоровье?

– Что говорить о здоровье?

– Что же вы! все твердите "только бы"?