Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 9, 2002

Владимир Захаров

Водяной гиацинт

Захаров Владимир Евгеньевич родился в 1939 году в Казани. Академик РАН, директор Института теоретической физики им. Ландау (в Черноголовке). Лауреат двух Государственных премий в области физики. Живет в Москве и по нескольку месяцев ежегодно преподает в США. Постоянный автор нашего журнала.

Я кукушонок в утреннем гнезде,Кругом галдят, как в иностранной школе,Я поднял клюв к тоскующей звезде,Я голоден. Я полон сил и воли.Где мой отец, где мудрость не из книг?Где матери-защитницы объятья?А сестры где? Где щебетанье их?Где шумные доверчивые братья?Тоскует молча белая звезда,Чуть видная сквозь облачные дымы,В мученьях бьется красная звезда,Страдания ее неисследимы.Я — кукушонок. Скверную игруВы, ближние, играете со мною.Я на любом дворе не ко двору,Я жду — пусть встанет солнце ледяное.

Душа моя изготовилась совершенноОтправиться в бесконечное море странствий,Она построила себе нечтоИз улыбок школьных подруг,Из пустых бутылок, выпитых вместе с друзьями,Из водяных гиацинтов[1],Затянувших зеленою сетьюТропические пруды.Вот я лечу по Луизиане:Слева и справа,Как бревна,Торчат из воды крокодилы,На корягах лежатГрациозные черепахи…Нечувствительно въеду яВ бескрайнее море странствий —Вот тогда и понадобится ЭТО,С любовью построенное из взглядов детей,Из свежераспиленных досок,Из запчастей для дрянного автомобиля,Переплетенное и соединенное вместеВодяным гиацинтом,Который есть самый жадный до жизниСорняк.Уже выведены специальные рыбы —Они питаются водяным гиацинтом,Их потом продают на базарах.Надеюсь, они не встретятся мнеВ неизведанном море странствий,Иначе на чем будет держатьсяМое утлое плавательное средство,Построенное из справедливых упреков жены,Из несправедливой ругани продавщиц в магазинах,Из гениальной живописиНа стенах моей квартиры,Скрепленное, укрепленное водяным гиацинтом,У которого такиеНевзрачненькие цветы.

Разыскивается собака, неизвестно где зарыта,Стареющей графини серебряное корыто,Ныне, присно, а теперь и всегдаБудет разыскиваться закатившаяся звезда.Разыскивается тигр, ставший тигром бумажным,Гимн с текстом бодрым и авантажным,С музыкой — чтоб успокаивала и вела!Разыскивается новая метла.Разыскивается мантия, что не вся молью побита,Разыскивается душа у бандита,Разыскивается рак, свистнувший на горе,Организаторы взрывов домов в сентябре.Разыскивается то, что плохо лежало,Разыскивается правосудия неподкупного жало,Рай, что был от нас на расстоянии руки,И блаженной памятиПолные сладких надежд деньки.Разыскивается теорема, что заменит нам аксиому,Разыскивается истина, что сбежала ночью из дому,В чем была, упрямица, в том и ушла.Пропадет, плохи ее дела.Да что ее разыскивать, вон она ковыляет,Каждый поговорит с ней, кто пожелает,В рваном платье, в дырявом платке,А осенний ветр хлещет жгутом по реке.

Почему бы не поговорить с птичкой,С этим присевшим на куст бурьянаМаленьким кардиналомЯрко-красной расцветки, —Значит, самец!Эй, парень!Каково тебе там, среди дикой природы?Впрочем, дикой ееМожно назвать только условно,Ты живешьНа задах американских коттеджей,В эвкалиптах,Где царствует аризонский ветер,Во дворах,Где хозяйничают собаки.С диким лаемБросаются они на заборы,Если рядом проходитМалахольный редкий прохожий.Я всегда боюсь, что собакаВырвется и укусит.Если, птичка, такое случится,Я подам на хозяина в судИ выиграю процесс:Я ведь в Америке, а не в России,Здесь правосудие очень серьезно.Да, да, именно так!Уймитесь вы, скептики, мнимые патриоты.Впрочем, я хотел поговорить с птичкой,Маленьким кардиналом,Но уже не получится — улетел.

Ты хоть и не ешь белены,Но пьянствуешь с отцом панночки,Сотником тем иль хорунжим,И тебе снятсяЗдоровые мужские сныС бабами, с автомобилями,С огнестрельным оружием.И ты учишьсяВодить вертолет,И уже давноНаучился слалому,А когда Хома БрутПопадет в переплет,Скажешь: нуНе повезло малому.Вот эскимосВ свой садится каяк,Едет туда, где тюленей немало,А я, диссидентамИ декадентам свояк,Читаю роман «Голубое сало».Целый день мучаюсь,Как шерстобит,Имея в своих мечтах Индию,Но судьба совершает кульбит —Я попадаюВ страну Мурлындию.А там украшенаГраффитями стенаИ стоятТри модерные грации,Там, на окраинахМоего сна,Все кошки мяучатОб эмиграции,И всходит общаяНад всеми луна,И все во снеНабираются силушки,Но все-таки краешкиМоего сна не хотятПревращаться в крылышки.

В Зазеркалье вторгается Время, и вотТам, где воды беспечные стыли,Равнодушный, надменный, безжалостный флотРассылает разбойные кили.В Зазеркалье вторгается Время, и вот,Насмотревшись на прелести эти,Я пускаю на волю свой крохотный плот —Где-то есть мое место на свете!Вспоминаю последние школьные дни,Тех подруг незабвенные чары,Робость рук… А вдали полыхают огни,Равнодушно бушуют пожары.Напряженный звучит в Зазеркалии свист,Равнодушье валы свои катит,На пергаменте неутомимый хронистЗа измену и глупость in folio, в лист,Равнодушьем бессовестным платит.

Белые олеандрыКачаются, ах, качаются,Ветер из пустыниНе дает им просто цвести.Прежние дни счастливыеКончаются, ах, кончаются,Солнца тяжелый шарСтало трудно нести.Белые олеандрыПеред стеною кирпичною,Ветер из пустыни —Это хор голосов:«Встань, очнись и иди,Брось заботы привычные,Встань, очнись и иди —Ангел сдвинет засов.А на ушедшую жизньОглянись без печали и гнева».Мы погостили,И нам пора по домам,Белые олеандрыПод розовым небом Бер-Шевы,Рядом с колодцем,Из которого пил Авраам.

Ирина Полянская

Горизонт событий

Полянская Ирина Николаевна родилась в городе Касли Челябинской обл. Закончила театральное училище в Ростове и Литературный институт им. А. М. Горького. Автор романов «Прохождение тени» («Новый мир», 1997, № 1–2), «Читающая вода» («Новый мир», 1999, № 10–11). Лауреат премии журнала «Новый мир». Живет в Москве.

Я не стану описывать исторических ошибок нашего времени… Кто их не знает, кто их не видит! Они не касаются моей жизни.

Пролог

…Когда облаченные в резиновые костюмы водолазы вошли в воду, пятясь от берега спинами вперед, раздвигая льдины неуклюжими руками, Шура поняла, что с этой минуты время для нее остановится, а потом потечет вспять, как Иордан в день Крещения, и что бы теперь ни подняли со дна реки, будущее, сомкнувшись с прошлым, наконец настигнет ее. Ослепительное будущее: смерть сына станет разрастаться облаком, увеличиваться в размерах, как плод, который она когда-то носила под сердцем, скоро он перерастет саму Шуру, и в тени огромной смерти Германа она начнет тихо угасать, пока не состарится совершенно, а сын будет продолжать расти без нее, двинется по ее следам, как плющ, оплетая безвестные кладбища, землю, переполненную человеческим родом, уже достигшим ее ядра и начинающим упорно пробиваться назад сквозь слежавшийся прах бесчисленных поколений, раздвигая кости сухия, свиток человечества станет разматываться, начиная с Адама и заканчивая Германом, мертвые потянутся из чрева земли, поддерживая друг друга плетями рук, и ангелы, как слуги, поднесут каждому их скрытые во мраке вины, — что же касается Шуры, ей они вручат большую плитку довоенного шоколада, украденную ею зимой 1942 года у умирающего от голода соседа-немца, ее единственного друга… Этот взгляд она несла по жизни — кроткий взгляд умирающего, высунувшегося из кучи тряпья на диване и молча смотревшего на Шуру, на перепачканный шоколадом рот и на руку, расписавшуюся за бандероль, адресованную не ей. Когда ангелы ударят по рубильнику и зажгут прожекторы Страшного суда, тогда все увидят в ее ладони надкушенную шоколадную плитку с раскаленной фольгой, но она не разожмет руки, пока немец не подведет к ней ее сына Германа, которого спустя много лет после своей смерти заманил в реку…