Константин Кропоткин - …и просто богиня

Константин Кропоткин

«…и просто богиня»

Модели счастья

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Наташе, Лене, Анжеле, Инне Владимировне, Вере Петровне, Кате, Саше, Инне, Лаванде, Алле, Свете, Вере, Ларе, Маше, Еве, Лизе, Анне, фрау Штеффенс, маме, Отилии, Т. Толстой, А. Смирновой, фрау Шредер, фрау Кнопф, Чико, Марии, Николетте, Луизе, Кьярелле, Елене, Малке, Альбине, Неле, Тане, г-же Рынской, Анюте, Любе, Марте, Нескажукому, Монике, Зазе, Кухонной Нефертити, но, главным образом, Наташе.

СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

— Я вот что подумал, — сказал я утром, часов в девять. — У нас будут восемь женщин, но они не только женщины, а восемь моделей. Восемь моделей счастья.

— Почему? — спросил он. Назову его «Колей». Я с ним вместе праздник задумал. А почему проживаю вместе, пока не скажу.

— Смотри, — сказал я. — Ника замужем. Живет за городом с мужем и дочкой. У Зины муж и три любовника. Маша и Даша — ну, они друг с другом счастливы. Марьяна-большая ездит к своему в гости в Ленинград, он у нее парадно-выходной. Марьяна-маленькая при богаче гейшей. Лена одним только творчеством и живет, не знаю, есть ли кто у нашей живописицы. А Аня — она получается восьмая — недавно развелась.

— И это ты называешь счастьем?

— Если б она его измены всю жизнь терпела, то вот это было б горе… — я задумался. — Мне не нравится только, что их восемь. Если я расскажу кому-нибудь, что пригласил на восьмое марта восемь женщин, и они предъявили мне восемь моделей счастья, то меня выставят на смех. Надо избегать прямолинейных ходов. Но я же не виноват, что девятая уехала маму проведать.

— Так ты и не рассказывай.

— А зачем я тогда в магазин сходил, накупил еды три короба? Зачем ты торт печешь? Зачем я накрутил бумажек с поздравлениями разной степени идиотизма? Зачем вино, вон, стоит в холодильнике?

— Ну, мы хотим, чтобы было весело.

— Так и я того же хочу! Чтобы было весело не один раз, а много раз. Ты, вот музыку собираешь, а я слова.

— Я тебя понимаю, — сказал он. Но я в этом не уверен.

Первой пришла Аня — та, которая развелась. Она живет недалеко. Скинула мне на руки черно-белую шубку, пояснив, что это «хорь». Прошла к столу и села в солнце. Волосы у нее рыжие, а яркое солнце их еще и вызолотило, отметив и персиковые пушинки на щеках.

— Тебе к лицу развод, — сказал я. — Наверное, активируются какие-то резервы организма.

— Нет, просто последние полтора года мы жили так плохо, что дальше может быть только лучше, — по обыкновению певуче сказала она.

Я ей не поверил: мы пили с ней чай за пару месяцев до того, как она мужа выгнала; Аня цвела и делилась мелочами, которые казались мне верными приметами счастливой семейной жизни. О том, что муж ее крутит роман со своей сотрудницей, Аня еще не знала.

— В браке она была счастлива, а когда развелась, еще и похорошела, — сказал я, параллельно думая, что хорошо бы воткнуть эту фразу ее в какой-нибудь прекрасный текст про современную любовь.

Вторым номером, минут через десять, то есть где-то около полудня, пришла Марьяна-большая.

— Мне подарок преподнесли ночью, — прощебетала она, выпрастывая свое крупное тело из кашемирового пепельного пальто.

— Здорово, — сказал я. — Впереди еще целый день, а ты уже с подарком.

— Мы расстаемся, — синие глаза ее сияли, крашеные черным кудри лохматились, а лицо было, на мой вкус, бледновато.

— Больше не будешь ездить в Ленинград, — я вздохнул. — А попозже он не мог сообщить эту прекрасную новость?

— Я знала, что этим закончится. Мы смеялись всю ночь, — и по таким случаям можно, оказывается, щебетать.

Стали пить вино и кофе, икру на черный хлеб намазывать. С сервировкой мы с Колей постарались: длинный-предлинный стол был заставлен и фарфоровыми тарелками, и кружками кофейными, и бокалами для белого вина; в стеклянной вазочке почивала красная икра, обложенная льдом, на блюде курчавился миндальной стружкой бисквитный торт, а в плетеной корзинке возлежали булочки и круассаны из ближайшей кондитерской. И еще рыба была, и тарелка с колбасно-мясными ломтями. И вегетарианские соусы в судках.

— Не думал, что от расставания можно похорошеть, — эта мысль меня все не покидала. Аня развелась, Марьяна-большая рассталась. И обе прекрасно выглядели.

— Когда это произошло, друзья сразу отправили меня к психотерапевту, — нараспев рассказывала Аня. — У меня тоже родители развелись. Мне тогда было двенадцать, а не четыре, как моему сыну. Отношения с отцом у нас были плохие. И вы знаете, поговорив с психотерапевтом, я села и написала отцу письмо. Всего две строчки, которые я должна была написать, наверное, двадцать лет назад. И стало так легко!

— Мы же все несем из семьи, — с азартом поддержала Марьяна-большая, не забывая с аппетитом кушать. — Как только ты перестаешь действовать, как поступили бы твои родители, то значит, проблема решена.

Марьяна-большая всегда все знает, на любой вопрос у нее есть аргументированный обстоятельный ответ: и на вопрос, почему обрела, и на вопрос, почему утратила…

Следующей явилась Зина в ярком бирюзовом кушаке.

— Красивый ремень, — сказал Коля, который подарил ей этот аксессуар на последний день рождения.

— А-то, — сказала она и с зычным «здрасте» промаршировала к столу. — Того, — повелела она. — Этого, — а еще протянула бокал.

Мы с Колей кинулись ухаживать за Зиной. Каждый на свой лад.

Коля плеснул вина, а я протянул тарелку с бумажными полосками, свернутыми валиком.

— Выбирай, — потребовал я Зине в тон.

— Что это? — в удивлении раскрыла она свои темные цыганские глаза, обычно полуприкрытые.

— Поздравления. Я пока по заграницам ездил, русский язык забыл совсем. Позаимствовал, вот, у коллективного разума.

— Из интернета, что ли?

— Я тоже хочу! — закричала Марьяна-большая.

— И я, — не захотела отставать от нее Аня.

— Будет, всем все будет, — пообещал я и в подтверждение своих слов потряс блюдом и впрямь полным бумагой до краев.

— Что пожелать тебе восьмого марта? От жизни каждый хочет своего. А мы желаем тебе в жизни счастья, чтоб понемногу было, но всего… — раскрутив свой валик, громко прочитала Зина.

— Тебе подходит, — сказал Коля.

— Это что ты имеешь ввиду? — сказала Зина с ленивой усмешкой (а Зина всегда говорит с ленивой усмешкой, отчего кажется, что она не живет, а пребывает в перманентном отдыхе).

— Торжество разумного компромисса — мой любимый жизненный принцип, — поспешил сказать я, не желая, чтобы разговор нечаянно завяз в сложных отношениях Зины между мужем, с которым она развелась, но живет вместе, любовником, с которым трахается на работе, а также отпускным любовником и свежеиспеченной влюбленностью. — Анечка, а у тебя что? — я и персиковой гостье предложил блюдо с чужими поздравлениями — основное блюдо, как нечаянно выяснилось.

Аня выбрала самый маленький валик. Может быть, так она свою вежливость обозначает.

— Пусть же в этот день, восьмого марта, жаворонок песню вам споет, лучик ласковый пригреет жарко, и цветок любви ваш расцветет, — звонко прочла она, воздев бровки.

Я засмеялся. Нет, не так. Я заржал — громко и почти по-лошадиному.

— Я б такое ни в жизнь не сочинил. Просто прелесть. «Жаворонок любви».

— Цветок любви, — поправила меня Аня, к слову, редактор по профессии.

— А ты бери самую большую, — предложил я Марьяне-большой.

— Нет, я возьму, что в руку попадет, — она отвернула лицо, а рукой принялась нащупывать в тарелке заветную бумажку.

Попалась ей чепуха, конечно — ничего другого я к празднику и не приготовил.

— Пусть праздник ваш будет красивым, а жизнь веселей и щедрей, цветите всем близким на диво от нежной заботы мужей, — нарочито пискляво прочла она и добавила. — Ага, чужих мужей.

Аня прыснула. Познакомились они только что, но общий язык явно нашли.

Марьяна-большая продает книги, она — маркетолог, а Аня книги редактирует. Но друг с другом они вот только сейчас познакомились. Не так уж и тесен московский книжный рынок.

— Хочу жить в Индии, — сказала вдруг Марьяна-большая.

— Тебе бы пошло, — подхватил я. — У меня одна знакомая, она аюрведой занимается, тоже жила в Индии. Ей там слона мыть доверяли.

— Ну, слона мыть я, конечно, не буду, — сказала Марьяна-большая.

— Говорят, особая честь.

— У меня другие планы. Нет, у меня уже нет других планов, — поправила она сама себя и рассмеялась: звонко, рассыпчато.