Лебедев Andrew - Эдельвейс

Лебедев Andrew

Эдельвейс

– Альпинизм, товарищи, это система знаний, это я бы даже сказал наука, о способах передвижения и главное о способах выживания человека в условиях высокогорья.

Игорь слегка смутился из за того, что одна из девушек – эта чернявенькая студенточка с филфака – Рита Вайнштейн, тихохонько, но вполне отчетливо хихикнула, когда он начал свой спич.

– Что то не понятно? – Игорь вскинул брови, – или я слишком сложно изъясняюсь?

– Нет, нет, – как бы извиняясь, и мгновенно краснея засуетилась со своими объяснениями эта смешливая студенточка, – просто вы сказали "товарищи", а здесь ведь еще и "господа" присутствуют.

Теперь пришла очередь Игорю краснеть.

– Извините, я уж по привычке, – проговорил он прижимая руку к сердцу и оборачиваясь в сторону немцев, – у меня как то не было опыта выступлений перед интернациональной аудиторией.

– Нет, нет, все в порядке, – с самой добродушной улыбкой поспешил успокоить Игоря Ганс Тишлер – белобрысый переводчик немецких альпинистов, – у нас тоже принято обращение схожее с вашим "товарищ", так в германской армии солдаты говорят друг другу "камарад", а в нашей Национал Социалистской партии ее члены при обращении говорят "геноссе", что по русски тоже самое, как ваше "товарищ"..

Было утро четырнадцатого августа одна тысяча девятьсот тридцать девятого года.

Группа большим полукругом расселась на зеленой лужайке на южном склоне горы Ушбы…

Горы Ушбы, которую послезавтра они отправятся штурмовать.

Он – Игорь Тетов и эти немцы из Мюнхена, которые непременно хотят подняться по Западной стене, где до этого никто еще не поднимался.

Но это будет послезавтра.

А пока – ему Игорю Тетову – снежному барсу, мастеру спорта СССР по альпинизму поручили прочитать что то вроде лекции для новичков, которые завтра, если на то будет погода, пойдут в общем то несложным маршрутом на Ледник Комсомольский и для некоторых это будет их первое знакомство с блистательным миром вечных льдов.

Вот для этой чернявенькой и смешливой студенточки из МГУ точно это восхождение будет первым. Впрочем, как и для его симпатии – Раечки Васильковой.

– Так вот, – Игорь собрался с мыслями и продолжил говорить, – чтобы завтрашнее первое ваше восхождение не стало для вас последним, надо внимательно слушать, что вам говорят старшие товарищи.

И Игорь снова слегка сбился, выговаривая это слово… "Товарищи".

В парткоме института, когда утверждали его кандидатуру, он не удержался и все-таки спросил, – а что? Зачем нам надо с немцами? Ведь мы с ними в Испании дрались!

А секретарь парткома, товарищ Мостовой нервно шмыгнул носом, как то некрасиво подтерев его тыльной стороной ладони, не глядя Игорю в глаза, сказал, – не наше с тобой дело обсуждать, что там решили, – и при слове "там", товарищ Мостовой показал пальцем куда то на потолок, где судя по всему находилось самое высокое партийно-государственное руководство, которое и решило, что в августе тридцать девятого на советском Кавказе в горы с нашими альпинистами пойдут альпинисты из фашистской Германии.

– Альпинизм, как я вам уже сказал, – продолжил лекцию Игорь, – это система знаний о выживании человека в условиях высокогорья. И система этих знаний сложилась буквально на крови и на переломанных костях тех первопроходцев, что ценой своих ошибок, ценой своих жизней и дали нам эту систему.

Игорь кинул недовольный взгляд на одного из кандидатов в альпинисты, что совсем раскис и если сперва в начале лекции просто клевал носом, то теперь, сидя на своем рюкзаке, откровенно заснул, положил голову на сложенные на коленках руки.

– Бородулин, или как вас там, – прикрикнул на спящего Игорь, – вам тут что?

Привал в доме колхозника?

Студенты засмеялись.

Раечка Василькова, что сидела как раз рядом с нерадивым новичком, хлопнула того по плечу и весело прокомментировала, – Бородулин вчера пол-ночи под девчоночьими палатками сонеты с серенадами исполнял для своей Дульсинеи, вот теперь и добирает сна.

Студенты еще громче засмеялись, почему то хитро и со значением поглядывая теперь на чернявенькую Риту Вайнштейн.

– Тихо! – Тетов пресек оживление аудитории, – тихо, а не то заставлю и будете завтра вместо ледника назад в нижний лагерь топать.

Краем глаз, угловым зрением Игорь заметил, что старший немецкой группы Клаус Линде, или "фон-барон", как из-за дворянской приставки к имени за глаза прозвала его Раечка Василькова, просил белобрысого Тишлера перевести суть пререканий, возникших по ходу лекции. И отметил, как молодой "фон" улыбнулся, когда Тишлер перевел все до конца.

Немцам эта лекция была ни к чему.

Этот фон Линде был известным спортсменом и именитым альпинистом. И сам мог любому лекцию прочитать. Но вот попросился присутствовать – как ему откажешь!

Гостю…

На высоте почти двух тысяч метров, в зоне так называемых альпийских лугов – утро, даже солнечное августовское утро – было прохладным. На немцах были одинаковые темно-зеленые свитера, светло-серые ветровки из брезента специальной непромокаемой пропитки и австрийские шерстяные кепи…

– А я думала, они в тирольских шляпах с перьями приедут, – шутила Рая Василькова по поводу немцев, – и еще так по-тирольски петь будут с такими высокими подвываниями… И Рая смешно демонстрировала, как поют тирольцы: – ой лорики, ой лорики – у-ху!

Рая нравилась Игорю.

Даже больше чем просто нравилась.

Они познакомились с ней еще в Москве. В райкоме комсомола. Перед самым первомайским парадом познакомились.

Красивая сильная девушка. Студентка четвертого курса Первого медицинского.

Комсорг группы. С парашютом прыгала. Значок "Ворошиловский стрелок" на беленьком платьице носила. На груди. Он тогда и не смог оторвать глаз от этой ее груди, от сильных плеч, от красивой длинной шеи, обнаженной из за поднятых и забранных в тугой узел волос. И ее улыбка, улыбка этих заведомо теплых губ, и эта теплая улыбка ее добрых и насмешливых серых глаз – он просто не мог оторвать от них своего восхищенного взгляда.

– Что, снежный барс, влюбился? – ткнул Игоря в бок его лучший дружок и блюститель его Игоревой нравственности Митя Игуткин, – хороша комсомолочка?

Да…

Хороша. …

Лизе-Лотта немного говорила по русски.

Типичная немочка – хоть в натурщицы к апологетам современного немецкого искусства – этим специалистам по расовому вопросу из ведомства доктора Розенберга.

Широкие скулы, большой рот при улыбке обнажающий два ряда безукоризненно-жемчужной дентальности. И натуральная цвета выгоревшей на солнце пшеничной соломы – прическа… Вернее – стрижка. Такая по спортивному короткая, что видать нежный пушок на задней стороне ее загорелой шеи.

С Клаусом фон Линде они познакомились на вечеринке, устроенной Союзом Немецких Девушек. Фюрер германской молодежи Аксман – заботясь о претворении в жизнь идей Адольфа Гитлера об укреплении немецкой семьи, как основы Рейха, издал директиву, предписывающую всем отделениям молодежных женских организаций – устраивать вечеринки знакомств в военных училищах и в воинских гарнизонах Новой Германии.

То была вечеринка в 99 – ом горно-егерском полку, расквартированном в деревеньке Нидерблюменкирхен, что всего в десяти минутах езды на велосипеде от последней остановки Мюнхенского трамвая. Вечеринка была посвящена народному празднику Матери и девушкам предписывалось быть в праздничных народных платьях. На Лизе-Лотте был шерстяной узорчатый сарафан с длинной – ниже колен толстой юбкой, надетый поверх белой льняной блузки, тоже вышитой швабскими узорами. Белый передничек, белые чулки и туфли на высоком каблуке. А на голове, как и всех других девушек из СНД, у ней был венок из полевых цветов.

Клаус сразу ей понравился.

На нем была солдатская форма, но по галуну на его погонах и по тонким чертам его лица, Лизе-Лотта догадалась, что Клаус не простой солдатик.

И верно! Он был вольноопределяющийся фенрих. То есть, он был кандидатом в офицеры, потому что уже заканчивал учебу в Мюнхенском университете и здесь в полку он проходил курс первичной военной подготовки, после которой имел право сдавать экзамен на первый офицерский чин.

Они с Клаусом попали в одну пару танцевать баварский народный танец. Он так ловко перебирал ногами в своих горных ботинках, из которых по уставу горных егерей так смешно торчали завернутые поверх бриджей толстые шерстяные носки, он так ловко притоптывал в такт музыке, так нежно, но в тоже время так властно и сильно приобнимал ее за талию, что Лизе-Лотта сразу прониклась доверием у этому красивому германцу. Настоящему юному Зигфриду, пришедшему забрать у Нибелунгов золото Рейна. И когда в конце танца настала пора сделать самое сложное па, в котором партнер хватает партнершу на руки, кружит и затем перешагивает с нею через натянутый шнур, изображающий символическое жизненное препятствие, Лизе-Лотта поняла, что такому парню, как Клаус она могла бы доверить и саму жизнь. И ей так не хотелось спускаться на землю из его объятий. Как жаль, что танец был таким недолгим!