Иржи Грошек - Легкий завтрак в тени некрополя

Иржи Грошек

Легкий завтрак в тени некрополя

«Кто это – утром на четвереньках?» – спрашивает сфинкс.

Морской паром от афинского причала

отошел ранним вечером 24 июля… С марта по октябрь греки – великие мореплаватели. Представьте себе: большие утюги разглаживают синий мундир, как теплоходы Эгейское море; утюги старательно обходят пуговки-острова; а на плечах мундира пыжатся эполеты – это чайки. Ни ветра, ни качки, ни волнения… Я прогуливался по верхней палубе и время от времени поглядывал на баклана, который лениво преследовал огрызок яблока за кормой. Меня подмывало плюнуть в него от раздражения, что баклан такой вялый и неромантичный. Что море скучное, что плыть на пароме до утра, что вечер придется провести в обнимку с бутылкой, что другой компании не предвидится. Кофе в баре пытались готовить по-турецки; я рассматривал в своей чашке кофе и тоже пытался установить его национальную принадлежность. Скорее всего, кофе был негром, но только не турком. Тогда я решительно подошел к борту и все-таки плюнул в баклана. Затем спустился на нижнюю палубу, открыл первую дверь, оказался в ресторане и отметил для себя, что это весьма кстати…

В ресторане я выбрал столик, развернул меню на четырех языках, подошел официант, я довольно толково потыкал в меню указательным пальцем и откинулся на спинку стула в ожидании кулинарного сюрприза. Иногда, чтобы не связываться с меню, я указываю официанту на «блюдо за соседним столиком» и говорю, что мне то же самое. Но в данном случае… За соседним столиком рыжий и толстый свинтус лопал все подряд со скоростью хорошего жонглера. Разлетались капли томатного соуса, какие-то котлетки шлепались в подливку – свинтус жевал, надкусывал, скреб, грыз, глотал и прихлебывал. Я не успевал разглядеть блюдо как следует, как оно исчезало. Официанты сломя голову бегали между свинтусом и кухней… Иногда свинтус задерживал пустую тарелку, разглядывая – а не осталось ли на ней еще кусочка, и тогда официанту приходилось выдергивать тарелку из его пальцев, чтобы конвейер не останавливался. Ай да свинтус! Видали мясистого Вакха на полотне Рубенса? Он воскрес.

Она… Она тоже сидела за этим столиком и пускала сигаретный дым прямо в физиономию свинтуса. Тот отмахивался, продолжая есть, а она глядела на него в упор, не мигая, не отрываясь. Сама целеустремленность. И казалось, что главная задача ее жизни – пускать дым. На вид – лет двадцать пять, смертельная брюнетка с короткой стрижкой. Тонкие черты лица. Ноги и фигура – для сопровождения денежных персон на уикенд. Более отвратительной картины я еще не видел. А все из-за жирного свинтуса… Такие женщины должны мечтательно и одиноко поджидать принца из Монако, а не шляться по свету в сопровождении мешка с дерьмом.

«Давайте решим, что это ее папа», – подумал я, вытащил из кармана блокнот и ручку, затем как можно крупнее написал «Чтоб ему лопнуть!». По-чешски, разумеется. Потому что чуть раньше я слышал, как свинтус обронил малозначительную фразу именно по-чешски.

Эту надпись я разместил на своем столике втайне от свинтуса. Через некоторое время последовал кинжальный взгляд на мою записку – брюнетка на долю секунды оставила в покое толстяка и снова уставилась на него, не забывая дымить, как дракон. Я уж думал, что все на этом и закончится, но тут брюнетка загасила очередную сигарету и громко рассмеялась. От неожиданности толстяк поперхнулся и замер. И тогда все, кто был в ресторане, повернули головы, чтобы увидеть колоритную парочку. Гору тарелок на столе, рыжего свинтуса и его компаньонку.

– Питайся, Клавдио, питайся, – сказала толстяку брюнетка и снова рассмеялась.

Честно говоря, от ее интонаций у меня мурашки пробежали по спине и так же испуганно спрятались. Но свинтус Клавдио, наоборот, радостно и дружелюбно заулыбался своей спутнице и всем, кто хотел бы разделить его веселье. Желающих оказалось немало; поднимались бокалы за здоровье Клавдио, за его отменный аппетит. Клавдио, пережевывая макароны, раскланивался в разные стороны.

– Извини, Клавдио, – сказала брюнетка и пошлепала толстяка по щеке, – мне надо поговорить с одним господином.

– Угу, ммм, угу, – согласился с нею Клавдио, и брюнетка бросила на стол салфетку…

Она даже не взглянула на меня, не остановилась, а только, проходя мимо, сказала «Пойдемте», и я вышел следом за ней на палубу.

В это время года темнеет мгновенно, без полудремных сумерек, – без пятнадцати девять солнце начинает заваливаться за горизонт, ровно в девять кто-то выключает свет и зажигает звезды. Брюнетка прошла на корму, откуда внезапная прохлада разогнала пассажиров, и остановилась. Я, озабоченный судьбой оплеванного баклана, взглянул за борт, но кроме темного моря там не было ничего. Неожиданно ее лицо оказалось рядом, но романтического дыхания я не почувствовал.

– Вы только что предотвратили убийство, поцелуйте меня, я заслужила. – Всю фразу брюнетка выложила без запинки, в едином ритме, как будто долгие годы проговаривала эту фразу перед зеркалом.

Я пожал плечами и аккуратно приложился губами к ее носу. Пару секунд брюнетка смотрела мне прямо в глаза, переманивая к себе моих чертиков, затем чуть запрокинула голову и рассмеялась, все так же громко и необъяснимо. Ее манера экономно расходовать свои эмоции меня заинтересовала.

– И много у тебя таких номеров? – спросил я.

– Для тебя – сколько хочешь, ты мне нравишься.

«Кто пишет для нее сценарий? – подумал я. – Кажется, она хорошо выучила свою роль, а мне потребуется суфлер. Господи, какая моя следующая реплика?»

– Клавдио – это просто говорящий бегемот? – поинтересовался я.

Она улыбнулась. И я понял, что знаменитая улыбка Моны Лизы – это обыкновенная ухмылка педика. Потому что женщина улыбается туманнее. Ее усмешка не ответ, не намек, а вероятность, что так улыбалась ее прабабушка. И брюнетка разглядывала меня из глубины веков с точки зрения всего женского пола, а не отдельной представительницы. Загадка – как эти фурии объединяются в пространстве и во времени, чтобы обрушиться на одного мужчину. Доисторический хаос, где тени ушедших и нерожденных женщин летают, перетекая друг в друга. Откуда сейчас нашептывают информацию прямо в подсознание конкретной брюнетки. Мне не следовало бы теперь расслабляться, но я наплевательски раскурил трубку мира…

Она подождала, пока трубка моя как следует раздымится, и требовательно протянула к ней свою руку… Когда-нибудь Смерть посетит меня. Она докурит мою трубку, допьет мое вино, дотрахает моих женщин. Потом скажет: «Пошли, дружище! Тут делать уж больше нечего…» И будет выглядеть точно так же, как эта брюнетка на пароме, который уплывает в темное море, в неизвестность и неизбежность.

– Несчастный Клавдио… – Она сделала еще затяжку: – Гадость, – и вернула мне трубку. – Все гадость: и трубка, и Клавдио, и я…

Когда женщина говорит, что она гадость, стерва и сука – она явно кокетничает…

– Я выскочила замуж за Клавдио полгода назад… Ты понимаешь по-чешски?..

– А на каком языке мы, по-твоему, разговариваем?

По-моему, она говорила на языке женского хаоса. Удивительно, что я его понимал.

– Полгода назад…

Она постукивала в такт своим словам по металлическому борту. Я изогнулся, чтобы посмотреть – чем же она стучит? Оказалось – коленом. От безысходности или желая дать кому-нибудь хорошего пинка.

– Вообще-то, Клавдио приходится мне дядей, – продолжала она. – Значит, я вышла замуж за своего дядю.

Она помолчала и снова рассмеялась. Так ей подсказывали из женской преисподней.

– Если зашла речь о Клавдио, то пора бы его остановить, иначе из съестных продуктов на пароме ничего не останется, – заметил я.

– А я тебя съем, – пообещала она.

Вот в этом я ничуть не сомневался.

– Кто ты?.. – спросила брюнетка и тут же продолжала: – А впрочем, не все ли равно? Мы плывем на Крит, ты плывешь на Крит. Пойдем, я познакомлю тебя с Клавдио.

– Всю жизнь мечтал. – Теперь уже я рассмеялся.

Но она меня не поддержала. Пауза, во время которой я наслаждался своим остроумием, была в полной мере использована этой женщиной. И я почувствовал себя дурак дураком.

– Мне глубоко неинтересно, о чем ты мечтал всю жизнь, – сказала она. – Ты идешь знакомиться с Клавдио?

Последний раз я обращался к врачу по поводу легкой простуды. Боже мой, он проглядел шизофрению! Я ответил брюнетке, что согласен познакомиться и с Клавдио, и со всеми остальными ее родственниками, если таковые имеются на этом пароме.

– Тогда пойдем. – Она взяла меня под руку, как чопорная леди, и тут я неосторожно спросил:

– А мне это надо – идти с тобой?

А мог бы и не спрашивать… Глупый вопрос, сродни философии, – а в чем смысл жизни? Лишь на мгновение брюнетка прижалась ко мне, и вся мировая философия полетела к черту. Смысл жизни – в самой жизни. В продолжении жизни… И я почувствовал, что очень хочу ее продолжать. И брюнетка это тоже почувствовала…