Журнал «Новый мир» - Новый мир. № 10, 2003

Инна Лиснянская

Без тебя

Лиснянская Инна Львовна родилась в Баку. Лауреат Государственной премии России и литературной премии Александра Солженицына (1999). Живет в Переделкине. Постоянный автор нашего журнала.

Без тебя я — без племени и без родуСущество, подобное недобитку.Без тебя за окном помертвела природа,И похоже сейчас окно на открытку,Где экзотика зелени и звукозаписьСоловья, завлекающего невесту,А колодец напоминает кладезьТайновидящих вод, что никак ни к местуК моей скорби открытой, к угару горя.Никаких нет прозрений в слезе словесной.Лишь известно студеной водице в затвореО движенье материи бестелесной.

24 мая 2003.

Обильный дождь в последних числах мая,Остатки смысла в птичьей болтовне.Так и живу, почти не понимаяПроисходящего в окне.Живу будто в пещере Полифема.Ах, остров Коз, здесь сколько слез ни сей,Не выбраться. Но жизнь моя — не тема,И я отнюдь не Одиссей.А если я и выберусь, то будуНе волны бороздить — траву коситьИ памяти — бессмысленному чуду —Остатком выдоха кадить.

24 мая 2003.

Ушел и уже не вернется.Привыкнуть к разлуке такойНе легче, чем правое солнцеУдерживать левой рукой.Что солнцу? Всегда оно право.В бездушной своей правотеПрожгло мне и руку и травы,Прикрывшие гроб, да и теПодспудные мысли о встречеВ загадочной жизни иной.…Горят мои пальцы, как свечи,И каждый в разлуку длиной.

24 мая 2003.

Свет наподобие колесаВ майскую зелень ныряет.Птицы на разные голосаИмя твое повторяют.Имя твое выдувают шмелиВ златомохнатые дудки,Шепчут на влажных участках землиИмя твое незабудки.Шлет семена колокольный звонИ опыляет дорогу.В семени имя твое — Семеон,То есть — внимающий Богу.

24 мая 2003.

Медленно я из своих выбираюсь потемок,Медленнее, чем куст из могильных костей.Рыжий котенок, зеленоглазый котенокРозовой лапкой мне намывает гостей.Пусть же приходят, — ответным привечу светом,Белым вином на столе, от смолы золотом.Пусть же приходят, — мы вспомним на свете этомТех, кто о нас вспоминает на свете том.Памятью и отличим человек от зверя.Рыжий котенок приткнулся к моей ступне,Точно почуял, какая лежит потеряВ сердце моем и как одиноко мне.

25 мая 2003.

Меж погостом и церковью костерокНа траве развели бомжи,Варят кашу. Заржавленный котелокПахнет варевом сна и лжи.Меж погостом и церковью три козыМать-и-мачехин щиплют простор.Из-под купола необъяснимой красыВнятно слышен воскресный хор.Меж погостом и церковью, ангел мой,Полон быта предвечный день,И, конечно же, я принесу домойПредкладбищенскую сирень.

25 мая 2003.

Чту молчаливые поминки.И как родняСтолпились тонкие рябинкиВокруг меня.Где ты? Попал ли в Божье царствоИль в двух шагах?Дух — это время, а пространство,Конечно, — прах.В уме двоится сущность маяНа прах и дух.Живу как линия прямаяМеж точек двух.

25 мая 2003.

Повзрослевшей листвы беглый почерк…Соловьиная дрожкая грудь…Неужели меж датами прочерк —Это весь человеческий путь?Но в руках сигарету кромсаяИ табак отрясая с колен,Вспоминаю пророка Исайю,Вавилонский медлительный плен.Сквозь надсадные вопли и толкиМы с тобою спускались к реке, —Ты шел с палкой и в синей ермолке,Я с узлом и в седом парике…

25 мая 2003.

Под сенью необъятнойГлухой осины тишь,Под ней, мой ненаглядный,Ты третий месяц спишь.Здесь все на жизнь похоже:Скамья и мелкий дождь,И по неровной кожеОсиновая дрожь,И желтая синица,И жесткая трава…Лишь жизнь — как небылица,В которой я жива.

25 мая 2003.

Бродят, подпрыгивая, по траве трясогузки…Прячется холод в черемуховой белизне…Я, как всегда, на авось надеюсь по-русскиМного на что в задумчивом полусне.Хочется думать иль грезить по крайней мере,Что непременно встретимся мы с тобой,Как Гумилев говаривал, «Ах на Венере»Или еще на какой звезде голубой.Хочется верить — еще мы увидим оттуда,Что трясогузка цела и черемуха хладно бела,Что на серебреники не польстится ИудаИ на поправку пошли на земле дела.

26 мая 2003.

В такие ночи,В такие дниЯ стала кротче,Чем тень в тени.Не я усопла,А ты усоп.И дождь о стекла,Мне что озноб.И луч весенний —Все та же дрожь.Я жду: хоть теньюДомой придешь.

27 мая 2003.

Одуванчикова стайкаСтала облачком седым.Я, и гостья и хозяйка,Брежу голосом твоим.Это ты из дальней далиМне впечатываешь в слух:Обе стороны медали —Жизнь и смерть, душа и дух.У начала и итогаОднозвучные края.Слово нам дано от Бога,Музыка — от соловья.

27 мая 2003.

Я надела твою душегрейкуИ твои нацепила очки,На твою уселась скамейку.А роса — как те светлячки,Что как звезды светились ночью,И ты нежно глядел на них,А теперь и роса — многоточье,Где мой плач по тебе затих,Став алмазами рос, изумрудомСветляков и веснушками звезд,Освещающими над прудомМесто жительства и погост.

27 мая 2003.

Все в голове смешалось старой —Зов соловья и твой привет,Твоей ладони капиллярыИ дикой розы блеклый цвет.И одуванчик поседелыйС твоей смешался сединой.Стою с улыбкой оробелойК стене бревенчатой спиной.А где упал, там незабудкаРасширилась, как вещий глаз.Ты стал природою. И жуткоМне на нее смотреть сейчас.

27 мая 2003.

Владимир Маканин

Могли ли демократы написать гимн…

Из книги «Высокая-высокая луна». (См. также: «Однодневная война» — «Новый мир», 2001, № 10; «Неадекватен» и «За кого проголосует маленький человек» — 2002, № 5; «Без политики» — «Новый мир», 2003, № 8; «Долгожители» — «Новый мир», 2003, № 9.)

Маканин Владимир Семенович родился в 1937 году в Орске Оренбургской обл. Окончил МГУ. Живет в Москве Постоянный автор «Нового мира».

Я спросил — можно, я закурю. В постели. Чтобы мне не высовываться, не вывешиваться по пояс в окно… Знал, что улика и что здесь бы курить не надо. Но до чего же приятно чувствовать бездонную женскую уступчивость. (Приятно продолжать чувствовать. Это процесс. Женщина тает… Как снег… Уступка за уступкой.)

— Одну сигарету.

— Здесь?

— Да… Только одну. Лень вылезать из тепла… Из пригретого места.

Она тихо смеется:

— Понравилось?

Мы сколько-то лежим… Я дважды тянусь к брюкам за куревом. Но каждый раз одумываюсь и обратным движением руки натыкаюсь вместо сигарет на ее плечо. Касаюсь ее плеча. Она тихо ахает… (Это наше начало. Так и не покурил.)

Ее аханье раззадоривает (особенно самый первый, взрывной ах). И так сразу провоцируют картинные круглые ее плечи. И, конечно, грудь… Но боюсь я только ее живота. Небольшой и смуглый. Пружинящий. Подо мной гуляют упругие, нервные волны. Я их все чувствую. Я их все узнабю. Их три, иногда четыре. Они прокатываются. Они живые. Как собственный медлительный спазм… Это потрясает! Я даже не успею вскрикнуть. Это прикончит наверняка. Чтобы продержаться подольше, мне надо уклоняться… Мне надо избегать. Любая поза, но не живот к животу. Лиля Сергеевна уже знает. Мы оба знаем, и мы все время группируемся, извиваемся, мы гнемся так и этак, чтобы не дать нашим животам сойтись. (Разделяем их, как ненасытных влюбленных. Остыньте!) И только когда апогей, когда оба вот-вот взорвемся, Лиля Сергеевна честно поворачивается ко мне всем телом… Всей дрожью… Всей гладью живота… Как воин, идущий умирать с открытым забралом, она шепчет: «Ну?.. Ну?..»