Владимир Царицын - Касатка и Кит

Царицын Владимир

Касатка и Кит

Аннотация:

Роман о любви. И о счастье, которое могло быть.

1.

Никита Владимирович Латышев, пятидесятитрехлетний бизнесмен средней руки приближения старости не ощущал. Ну…, почти не ощущал.

Он был по-прежнему, как и в младые годы, активен в делах, неутомим в отдыхе и изобретателен в постельных баталиях. Разве что количество его одноразовых подруг немного снизилось, и он даже стал подумывать

- а не остановиться ли на какой-то одной? Найти приличную девушку, не моложе двадцати пяти - двадцати шести лет, можно даже еще старше, но до тридцати. Тридцать - возраст, после которого редкой женщине удается удержать себя в форме еще лет десять. А потом - стремительное разрушение. Десять лет - это и тот срок, который

Никита Владимирович определил для себя как предел своей личной жизненной активности. Он помнил своего отца в шестьдесят три. Тогда батя женился в четвертый раз и жену долго не искал - стал жить с соседкой по площадке, такой же шестидесятитрехлетней вдовушкой, как и он сам. Практически одновременно они похоронили своих супругов.

Третья отцовская жена, Антонина Антоновна или тетя Тоня, как называл ее Никита, умерла внезапно. Инфаркт. А муж Валентины Никифоровны, так звали соседку, умирал долго. Чем он болел, Никита не знал. Не интересовался никогда. Знал только, что батин сосед был ветераном войны. Наверное, от старых боевых ран и умер. Где-то через месяц вслед за тетей Тоней. А еще через месяц отец перебрался на соседскую половину. О любви там никакой речи не шло. "Будет кому стакан воды подать, - говорил отец Никите. - Тебя ж я к себе не привяжу. Я ж понимаю - у тебя своя жизнь, у меня своя. В гости раз в месяц забежишь - и то хлеб. А мы с Валентиной Никифоровной будем помогать друг другу. Она вдова, я вдовый. Так и будем жить". Никита тогда вдруг понял: а ведь отец-то уже старик. Ему уже ничего не надо, только стакан воды…, да иметь удовольствие видеть сына хоть раз в месяц.

Так что, десять лет и все. Неизвестность, забвение…

Но десять лет он еще повоюет! Позадирает бабам юбки, понаставит мужикам рога. Будет жить на полную катушку, чтобы потом в старости было что вспомнить…

И все же мысли о постоянной, хоть и ненадолго, хоть на эти запланированные им десять лет женщине стали посещать Латышева все чаще и чаще. Наверное, это все-таки первая ласточка приближающейся старости.

А какой должна быть его избранница?

Вот и сейчас он лежал в постели рядом с загорелой, несмотря на зимнюю стужу и редкое, как великое событие солнышко красавицей двадцати лет отроду и размышлял на эту тему.

Во-первых, что вполне естественно, кандидатка на должность спутницы должна уметь хорошо готовить. Денег у него хватает. Не олигарх, но имеются кое-какие сбережения, да и в обороте фирмы суммы немалые крутятся. Правда, его там только половина, но и этой половины вполне достаточно, чтобы до конца своих дней питаться в лучших ресторанах. Однако иной раз хочется чего-то такого, что в ресторанах ни за какие деньги не купишь. Да тот же самый борщ! Много он борщей в ресторанах едал, но такого, как когда-то в детстве готовила бабушка, не пробовал. А рисовая кашка по утрам? Честно признаться, овсянка из пакетика уже обрыдла, а от сосисок и пельменей его просто воротит. Да, брать надо такую, чтобы готовить умела. И при этом не превратилась в пропахшую кухней домохозяйку в спортивных штанах, халате, шерстяных носках и стоптанных тапочках. И с бигуди на голове. Чтобы следила за собой, умела одеваться и пользоваться косметикой. Клуша ему не нужна. Не обязательно красавица, совсем не обязательно. С красавицей вряд ли десять лет удастся прожить, сбежит такая с первым подвернувшимся богатеньким пацаном года через два, а то и раньше. Но и не уродина, конечно, чтобы выглядела этак… на четверочку с плюсом. Чтобы не стыдно было с ней сходить куда-нибудь. В гости, например, или на презентацию…

А главное, чтобы не избалованной была…

Зазвонил телефон, стоявший на тумбочке. Латышев снял трубку с базы.

- Да.

- Никита, привет!

- А, Женька! Здорово дружище.

- У меня тут вопрос… Ничем не занят?

- Задавай, - разрешил Латышев, прекрасно понимая, что это будет за вопрос - Женька был страстным любителем решать кроссворды. Он заполнял клеточки словами, которые знал, а когда оставались белые пятна (а они обязательно оставались), звонил другу. Мог и ночью позвонить.

- Нефтепродукт. Пять букв. Четвертая "у", а на конце, наверное

"т". Я думал "битум", но по вертикали у меня "каштан" вписывается.

Так что, скорей всего "т" последняя.

- Мазут, - без раздумий ответил Латышев.

- О, блин! Точно. Что-то я про мазут не подумал. Вроде шофер со стажем… А вот еще: обитательница моря класса китовых семейства дельфиновых. Тут сплошные "а". Три аж штуки. Какая-то сабачка… или манашка…

- Слова "собачка" и "монашка" пишутся через "о". "О" в первом случае, - улыбнулся Никита Владимирович. Женька не очень дружил с орфографией. Он был простым шофером и университетов не заканчивал.

Впрочем, и сам Латышев обошелся как-то без высшего образования. -

Пиши: касатка. Должно подойти, если все перекрестные слова ты написал без ошибок.

- Подходит! Ну, ты… интеллектуал, Никитос! И почему ты такой умный?! Много в детстве говна ел?

- Я в детстве прочитал очень много книжек.

- Тебе повезло. А я с одиннадцати лет работаю. Пашу, так сказать.

- Будешь кроссворд разгадывать вместе со своим недалеким приятелем? - спросила загорелая красавица Латышева недовольным голосом и раздраженно дернула шоколадным плечиком. - Может, лучше трахнемся еще разок?

- Ты не один? Извини… - Женька все слышал и Латышев понял, что сейчас он повесит трубку.

- Ничего, ничего, - сказал он, - это так.

- Значит, для тебя я "так"? - обиделась девушка.

- Извини, Никита, я лучше потом перезвоню.

Латышев задумчиво послушал короткие гудки и, нажав кнопку отбоя, вернул трубку на базу.

- Женька не приятель мне, - сказал он, не глядя на любовницу, - он мой друг. И не тебе судить о его умственных способностях. Чего ж тебя такую умную из университета опять отчислили?

- Ты меня не любишь, - без намека на логичность ответила девушка.

Латышев промолчал, только вздохнул.

- А ты вообще когда-нибудь, кого-нибудь любил? - Девица явно шла на конфликт.

Латышев поморщился, подумав: "Ну, вот зачем она нарывается? Зачем ей скандал? Вот мне, например, он совершенно не нужен. Надо рвать.

Да, надо рвать. И искать замену". Сказал, как ему казалось, примиряюще:

- Уймись Вера.

- Я же просила тебя называть меня Никой!

- Хорошо. Уймись Ника, - покладисто повторил Латышев.

- У меня такое ощущение, что ты никого не любишь, - не хотела униматься Вера, она же Ника, а если по паспорту, то Вероника. - И не любил никогда. Ты ведь только себя самого любишь.

- У тебя неправильное ощущение, - сказал Никита Владимирович и пошел в ванную.

В большой ванной комнате и зеркало было большим - в полный рост.

Из него на Латышева глядел голый мужчина средних лет и среднего роста с обильным налетом седины на висках и с небольшой склонностью к полноте.

"Понятное дело, - сам себя успокоил Никита Владимирович, критически поглядев на намечающееся пузо, - отяжелел за пятьдесят-то три года. Спокойная сытая жизнь, распорядок дня, который сам себе установил. Полное отсутствие стрессов. Не мудрено жирок накопить.

Но… надо бы все-таки решиться и сесть на диету. Пора. Коль уж собрался десять лет жить на полную катушку надо заняться собой…"

Латышев подошел к своему двойнику вплотную и посмотрел тому в глаза. Эти, бывшие когда-то синими, а теперь слегка выцветшие глаза ему не понравились, холодные какие-то они были.

- А может, ты и впрямь никого и никогда?..

В памяти возник образ. Грустные серые глаза и грустная улыбка.

Губы, по-девичьи пухлые. Они в улыбке, но улыбка все равно грустная.

Волосы, русые с едва заметной рыжинкой - они струятся, легкой волной падают на плечи. Казалось, девушка смотрит на него не из прошлого, а явилась из зазеркалья. Латышев зажмурился и тряхнул головой. Потом открыл глаза; двойник смотрел на него удивленно.

Ни с того ни с сего заболела голова. Что-то в последнее время его стали мучить головные боли. Раньше он не знал, что такое головная боль. Шутил: а чему там болеть? Там же кость одна! Эту дурацкую шутку он привез из армии, так говорил их ротный старшина, прапорщик

Чубайло, и стучал себя, произнося эти слова, по голове. Когда Никита услышал эти слова прапора впервые и увидел, как тот наглядно продемонстрировал правильность своих слов, он, улыбнувшись ответил:

"Так точно, товарищ прапорщик! Вы абсолютно правы". Старшина Чубайло остался доволен и иронии в словах рядового Латышева не заметил.

По-видимому, у старшины под фуражкой действительно была только кость.