Андрей Матвеев - Indileto[роман в 22 уровнях]

Андрей Матвеев

Indileto

(роман в двадцати двух уровнях)

Лапидус I

Лапидус долго не мог сесть в троллейбус, а когда сел, то понял, что сделал это зря.

Троллейбус был потным и душным, полным дурного июньского люда. Лапидус стоял на задней площадке, зажатый между резко и неприятно пахнущей теткой и каким–то дачником с большим рюкзаком.

Рюкзак норовил ткнуть Лапидуса в лицо, Лапидус пытался увернуться от него, но это не получалось — рюкзак был таким же вездесущим, как и резкий, неприятный запах, исходивший от тетки. Запах, от которого Лапидусу хотелось крепко зажать пальцами нос. Но если он зажимал пальцами нос, то не мог отпихнуться от рюкзака, а если он отпихивался от рюкзака, то голову сразу же клинило от запаха и Лапидус чувствовал, что падает в обморок.

Было восемь часов утра, дачник явно ехал на дачу, тетка — скорее всего — на работу, а Лапидус ехал просто так.

Ехал он просто так потому, что ехать на самом деле ему было некуда — работы у Лапидуса не было где–то с полгода: из фирмы, в которой он служил менеджером по рекламе, его уволили под Новый год, то есть тридцать первого декабря прошлого года Лапидус уже знал, что работы у него больше нет и надо искать новую.

И он начал искать, но не сразу, потому что искать работу в январе бессмысленно, в январе холодно просто выходить из дома, а не то, что искать работу.

В феврале тоже было холодно, да еще начались ветра. Лапидус смотрел из окна на улицу, понимал, что никуда не пойдет и звонил родителям — чтобы прислали денег.

Родители прислали денег в феврале, прислали и в марте. В апреле наступила весна и стало грязно. В грязь работу найти тоже было нелегко — по крайней мере, Лапидус так и не смог.

А в мае найти ее он и не пытался, потому что в мае у всех в голове одно лето и новые работники никому не нужны. Но Лапидус не стал отчаиваться, он решил дождаться июня и вчера июнь настал.

Так что на самом деле Лапидус ехал не просто так, он ехал искать работу, хотя абсолютно не понимал, как это сделать.

Троллейбус подошел к остановке, и дачник с рюкзаком вышел.

Когда–то давно Лапидус тоже ездил на дачу, и у него тоже был рюкзак. Он доезжал до этой самой остановки и выходил из троллейбуса, вставал в очередь на автобус, садился в автобус, пытаясь держать свой рюкзак так, чтобы не въехать им кому–нибудь в лицо. Но это было давно, когда родители еще жили в Бурге.

Сейчас они в нем не жили и Лапидус на дачу не ездил — дачу продали в тот год, когда родители уезжали.

Троллейбус отошел от остановки, и Лапидус увидел, что освободилось место. Точнее, два. Одно — у окна, второе рядом. Лапидус сел к окну и начал смотреть.

Он смотрел в окно, за окном была ранняя будничная улица. В троллейбусе народа было много, на улице — отчего–то — нет. День обещал быть жарким, небо было безоблачным. Лапидус начал думать о том, на какой остановке ему лучше выйти из троллейбуса.

Лучше всего выйти было в самом центре, потому что по центру было приятно пройтись пешком. Идти, смотреть на людей и думать о чем–нибудь, что абсолютно не связано с поисками работы и с его, Лапидуса, жизнью.

Например, о женщинах.

Или о славе.

Или о тропических островах.

Хотя, в общем–то, все это было одно и то же: что женщины, что слава, что тропические острова.

Лапидус машинально посмотрел на свои колени и подумал, что джинсы уже вытерлись настолько, что скоро в них появятся дырки. В этот момент рядом кто–то сел.

Лапидус скосил глаза налево и обнаружил, что рядом с ним сел мужчина. Мужчина был в светлой рубашке с короткими рукавами и в темных очках. Короткая стрижка, гладко выбритое лицо. Волевой подбородок. Мужчина развернул газету и начал читать.

Лапидус продолжил смотреть в окно. Если бы рядом с ним села женщина, тогда Лапидус не стал бы смотреть в окно, а начал бы думать о том, что эта за женщина. Хотя если бы рядом с ним села та самая тетка, то он не смог бы думать — резкий и неприятный запах, исходивший от нее, не дал бы ему этого сделать. Но тетка вышла через остановку после дачника, а мужчина на соседнем сиденье читал газету.

У Лапидуса всегда было обостренное восприятие запахов. Пота, парфюма, дезодорантов, перегара, чужого человеческого тела. Красок, эмалей, растворителей и разбавителей. Газа, бензина, керосина и ацетона. Дождя, земли, воды. Дерьма, в конце концов. Дерьма и мочи. Поэтому больше всего Лапидус ненавидел общественные туалеты, которые — как их не пытались отмыть — все равно пахли. Поэтому если Лапидусу на улице вдруг очень хотелось помочиться, то он искал какой–нибудь закуток, где мог сделать это спокойно и без насилия над своим обонянием.

Мужчина перевернул газетную страницу. Лапидус задумался над тем, чем от мужчины пахнет и вдруг понял, что ничем. Мужчина в рубашке с короткими рукавами и в черных очках сидел рядом с ним и читал газету, но от мужчины ничем не пахло, а такого быть не могло. Ведь пахло всегда и от всех.

Лапидус обернулся и посмотрел вглубь троллейбуса. Народа в нем стало меньше, троллейбус подходил к центру, минутная стрелка на часах — к двадцати минутам девятого. Ближе к задней площадке Лапидус увидел еще одного мужчину в рубашке с короткими рукавами и в черных очках, который сидел в ряду напротив и тоже читал газету. Мужчина был похож на соседа Лапидуса как близнец.

Лапидус заерзал на своем сиденье, а потом решительно привстал и выжидательно посмотрел на соседа. Сосед даже не взглянул на него, а просто отодвинулся и дал возможность Лапидусу встать и выйти.

Лапидус встал и начал протискиваться к тому месту, где сидел второй мужчина в рубашке с короткими рукавами и в темных очках. В троллейбусе было посвободнее, но еще не так свободно, чтобы Лапидус мог сделать это без труда, Лапидусу проходилось протискиваться и извиняться.

Тут троллейбус вдруг резко затормозил и Лапидуса прижало к спине какой–то дамы, стоявшей в проходе. Дама возмущенно заорала и стукнула Лапидуса локтем в живот. Лапидус, успев уловить носом сладковатый и одновременно приторный запах дамы, отлетел к очередному окну. Троллейбус двинулся дальше, Лапидус открыл глаза и посмотрел на волю.

За окном был длинный зеленый забор, за забором что–то строили. Возле забора шла узкая полоска тротуара, но сейчас она была пуста. И через весь забор шла яркая синяя надпись, сделанная, скорее всего, масляной краской: «INDILETO».

Лапидус смотрел на эту надпись и пытался понять, что она значит. «INDILETO» в одно слово, «индилето», какое–то «лето» с приставкой «инди», но почему надпись на английском языке? Точнее, английскими буквами, еще точнее — латинскими. А слова такого нет, вернее, не должно быть, но оно написано на зеленом заборе синей краской, вот так: «INDILETO».

«INDILETO» было написано на заборе, но что это такое — Лапидус не знал. Минутная стрелка остановилась на двадцати пяти минутах девятого. Лапидус обернулся и увидел, что мужчина в темных очках и в рубашке с короткими рукавами, мужчина номер один, потому что точно такой же мужчина номер два все еще сидел на том самом месте, на котором и сидел до того момента, когда троллейбус вдруг резко затормозил и Лапидуса прижало к спине возмущенно заоравшей дамочки, тоже встал со своего места и сейчас находился за спиной у Лапидуса.

Он находился за спиной у Лапидуса и смотрел Лапидусу в спину.

И по спине Лапидуса поползли мурашки, которые Лапидус попытался стряхнуть, но мурашки не стряхивались.

Мужчина пристально смотрел сквозь очки Лапидусу в спину и мурашки множились, как микробы в рекламных роликах про кариез или про мыло.

Все та же самая дама, которой Лапидус уткнулся в спину, когда троллейбус вдруг внезапно и резко затормозил, посмотрела на Лапидуса и брезгливо сказала на весь троллейбус: — У него падучая!

Ей никто не ответил, но у Лапидуса возникло ощущение, что все смотрят на него и все его осуждают.

По крайней мере, мужчина номер два явно смотрел на Лапидуса сквозь темные очки. Он уже не сидел, он уже тоже стоял в проходе возле задней площадки, ожидая, по всей видимости, когда Лапидус окажется рядом.

Мужчина номер один почти что дышал Лапидусу в затылок. Лапидус втянул воздух носом, вновь почувствовал сладковатый и приторный запах дамочкиных духов, но от мужчины по прежнему ничем не пахло.

Лапидус взглянул в окно, надпись «INDILETO» давно осталась позади.

Лапидус подумал, что слово это рифмуется с «туалета», а так же — что одно и то же — с «клозета». К примеру: «надпись на стене клозета возвещала «индилето».

Надпись была не на стене клозета, а на зеленом заборе, забор давно остался позади, Лапидус почувствовал, что ему стало душно в троллейбусе. И еще — клаустрофобично, если исходить из слова «клаустрофобия», что значит боязнь замкнутого пространства.