Александр Зевайкин - Малец и море

Александр Зевайкин

Малец и море

Я иногда спрашиваю себя: а не ищу ли я смерти?

При ее-то связях узнать адрес не составило никакого труда. В их маленьком городе людей с такой фамилией можно пересчитать по пальцам.

Ухоженный, сверкающий Lexus RX350 настороженно замер у поворота, словно решая, стоит ли двигаться на эту скользкую дорогу, состоящую, из жидкой грязи, битого стекла, консервных банок, картофельных очистков, арбузных корок, пивных баклажек. Сплошная помойка, длиной в улицу. Обреченно вздохнув, он сердито заворчал и все-таки окунул свои свежие шины в эту клоаку. На пониженной скорости и полном приводе джип пополз по этой захолустной улочке. Куры, разгребавшие опавшие листья под абрикосовыми деревьями, прервали свое занятие и круглыми глазами с удивлением воззрились на блестящего диковинного монстра, что, тихо урча, впервые проник в их вотчину. Нужный дом оказался пятым с краю и единственным, на котором была табличка с номером. Вот только… пришлось намного проехать. Выбраться из колеи не представлялось возможным.

Некоторое время Танюха еще сидела в машине, привыкая к чужому миру покосившихся избушек, крытых битым шифером, грязных подслеповатых окон, где зачастую вместо стекол — фанера, разваливающихся сараев, почерневших кривых штакетников, которые скелетами драконов торчали из бурьяна то тут, то там. Облезлые шавки, грязные куры, полудикие поджарые свиньи, гуляющие сами по себе. И ни одного человека. А сверху мрачное осеннее небо, тяжелое, злое. Отчужденность, покинутость, холод. Все было до того нереально: то ли средневековье, то ли параллельный мир. Не хватало только ведьмака Геральда. Собрав волю в кулак, она оставила машину на обочине и подошла к калитке, кривой, покосившейся, незакрытой. Девушка немного постояла, потопталась на месте, ожидая, что хозяева обратят на нее внимание и выйдут встретить. Но дом не подавал признаков жизни, и выбора не оставалось. В сенях было темно: немытое от сотворения мира оконце почти не пропускало серость осеннего дня. Тут пришлось еще немного подождать, пока глаза привыкнут и обрисуется темный контур обшитой дерматином двери. Впервые Танюха подумала о фонаре и надежном спутнике. Открыв вторую дверь, она опять вошла без стука и, стараясь придать голосу твердость, осведомилась:

— Кабордасовы здесь живут?

В маленькой кухне было так же темно, как и в сенях. Пахло прокисшими щами, кошками, самогоном и немытыми телами.

— Кого там еще принесло? — послышался грубый мужской голос.

Вышла женщина неопределенного возраста, в полинялом застиранном халате, косматая, с опухшим бесформенным лицом. Остановилась, присматриваясь снизу вверх, скособочась, потом вдруг всплеснула руками:

— Ой, чудо! Барышня! Да вы как к нам? Да вы зачем к нам?

Танюха повторила вопрос.

— Ну да. Ну да, — с готовностью ответила женщина, — а мы и есть Кабордасовы. И что ж теперь? А ты, барыня, проходи, проходи к столу, раз вошла.

Хозяйка включила свет, и стало еще хуже, поскольку обрисовалась жалкая обстановка: оборванные, засаленные обои, покосившийся стол, заваленный грязной посудой, обшарпанный буфет с кирпичом вместо ножки.

— Нет, спасибо, — Танюха еле сдержала желание вырваться на свежий воздух.

— А я сяду, ноги подкашиваются, — хозяйка вытянула из угла неопределенного цвета ветхий стул и, кряхтя, уселась на него.

— Кто там пришел? — вновь долетел из комнаты мужской голос.

— Да подожди ты, я сама не знаю.

— Я могу видеть Артема? — поинтересовалась Танюха.

— А ты, барышня, не иначе, из школы? Что, паршивец, опять не ходит? Никакого сладу с ним нет. Совсем от рук отбился.

— Нет, я не из школы.

— Тогда, пожалуй, из милиции будешь?

— Нет, я из художественного училища, — соврала Танюха. — Мне срочно нужен Артем. Где он?

Женщина вдруг переменилась в лице: всхлипнула и заплакала.

— Нету нашего Тёмушки. Ушел он.

— Куда? — насторожилась Танюха.

— Не иначе как в море.

— Как в море? — растерялась девушка.

— А так, взял и ушел. Не могу, говорит, больше жить с вами. И ушел. А я… а мы ведь его… Слушай, барышня, одолжи двадцатку. Ты, видать, обеспеченная. А нам на бедность, на лекарство. А, барышня? Молиться за тебя буду.

Было ясно, что пропажа мальчика родителей нисколько не волновала. Сейчас им важнее «лекарство». Достав из кармана тысячную, она протянула женщине.

— Так вы точно не знаете, где Артем?

Женщина ошалело уставилась на купюру, и смысл слов до нее не дошел.

— Я бы тоже от вас ушла, — почти сказала Танюха, а вслух добавила: — Если Артем вдруг появится, пусть мне позвонит. Обязательно.

Она вручила женщине тысячную и тисненую золотом визитку. Как ей показалось, женщина даже немного протрезвела.

— Да что же это, барышня, да как же я… Да мы же… Я же отдать-то…

— Отдавать не надо, — перебила ее Танюха. — Если найдете Артема, получите пятьдесят таких бумажек. Нет, сто. Понятно?

— Да что ж он… — пораженно выдохнула хозяйка и встала, чтобы проводить гостью.

На душе было пусто и тяжело, поскольку узнать ничего не удалось. Она долго сидела в машине, закрыв глаза, вдыхая привычный аромат своего мира, ощущая уют высокой спинки, мягкого сиденья, и старалась отогнать все дурные мысли. Но то, что она сегодня увидела… Состояние близкое к шоку. Она знала, что есть бедные люди. Но одно дело знать, а другое… И Тёмка здесь жил. Теперь она просто обязана его найти. ОБЯЗАНА!

В такую погоду лучше сидеть дома перед экраном домашнего кинотеатра в мягком удобном кресле. Положив ноги на пуфик и в предвкушении вдыхать аромат горячего травяного чая. А на экране, как всегда, будет сверкать тупейшая американская комедия. Ты будешь, как обычно, смотреть и теряться в догадках: какой олигофрен назвал хронику о буднях буйного отделения психдома — комедией? Но почему обязательно смотреть американскую «комедию»? В России этот вопрос задают очень многие. Но ответить никто не может. А просто потому, что ничего другого — нет. И свет в конце тоннеля не виден. Просто наши комедии умерли вместе с Гайдаем. Нет, слава Богу, комедии не умерли, и Гайдай свое имя обессмертил. Просто перестали рождаться новые. Только не говорите мне, что «Самый лучший фильм» с бандой законченных подонков в главной роли — кинокомедия, а также самый кассовый фильм. Даже отмороженные тинейджеры признают, что это полный ОТСТОЙ.

Как хорошо, что есть ветер. Он приводит в движение мысли, желания и порой направляет их в нужное русло. Порыв холодного ветра ударил в лицо, сбил дыхание, сорвал капюшон с головы. Танюха отвернулась, вернула капюшон на место и поглубже засунула руки в карманы. Надо переждать шквал. Такие порывы, как правило, длятся недолго.

— Может, пойдем домой? — предложил Витёк.

— Опять смотреть эти тупые американские комедии?

— Ну, не обязательно американские. Можно и наши посмотреть.

— Это типа отмороженные «Жмурки» с сибирским цирюльником?

— Нет, для тебя есть сюрприз. И тебе, думаю, понравится.

— Какой?

— Не скажу. Сама увидишь.

— Знаю я твои сюрпризы. Не иначе «Дикари» с Гошей Куценко?

Витёк озадачено посмотрел на подругу.

— У тебя что, неприятности на работе?

— Нет, как раз наоборот. На работе у меня все хорошо, можно даже сказать отлично. Жду солидного повышения. Сразу через две ступеньки. И в конце-то концов, могу я хоть немного покапризничать?

— Конечно, можешь, — согласился Витёк. — Только погода портится. Посмотри, на берегу только мы остались.

Танюха окинула придирчивым взглядом серый неуютный пляж, вздохнула и мысленно порадовалась, что завтра она проснется совершенно здоровой, веселой и почти на месяц забудет про капризы, плохое настроение, про слабость, тупые головные боли и противный привкус крови во рту.

— Давай пройдем до конца волнореза, и — домой, — предложила она.

— Как скажешь, — охотно согласился Витёк. — Можешь пока за меня спрятаться.

Но Танюха не привыкла прятаться за чужую спину. Она любила свежий ветер и трудности и потому повернулась лицом к морю и пошла по волнорезу.

— Представляешь, за два дня в Керченском проливе затонули семь кораблей. Погибли четыре человека. Девятнадцать пропали без вести.

— Давненько у нас такого не было, — отозвался стандартной фразой Витёк.

— Да, — согласилась Танюха. Она не стала придираться к его слишком спокойной интонации. Она следила за волной, играющей пивной баклажкой. — Совсем скоро наше море умрет. Превратится в огромную помойку, — и тут же поправилась: — Уже превратилось.

— Не надо о грустном, — попросил ее Витёк и нежно обнял за плечи своей могучей рукой.

— Как же не надо?! Шесть тысяч тонн мазута, семь тысяч тонн серы попали в море. Представляешь, сколько рыбы погибло? А сколько птиц? А люди? Ты представляешь, каково тонуть в таких волнах, да еще и в холодной воде.