Юрий Милославский - Укрепленные города

Тут можно читать бесплатно Юрий Милославский - Укрепленные города. Жанр: Проза / Современная проза, год неизвестен. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте Knigogid (Книгогид) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Юрий Милославский - Укрепленные города

Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту free.libs@yandex.ru для удаления материала

Юрий Милославский - Укрепленные города краткое содержание

Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Юрий Милославский - Укрепленные города» бесплатно полную версию:
Автор замечательного романа «Укреплённые города» и сборника столь же прекрасных рассказов. Сильный поэт. Оригинальный и резкий мемуарист. Тонкий исследователь отечественной классики. Как получилось, что мы его прозевали? Да вот так и получилось. Журнал «Дружба народов» начал публиковать его роман ещё в 1992 году, да так и не закончил. Вероятно, из-за протестов «прогрессивной общественности»; но ЖЖ тогда не было, протестовала общественность главным образом по телефону, интриговала тоже. Письменных следов этой чрезвычайно успешной спецоперации не сохранилось. В романе «Укреплённые города», вообще-то любовном, Милославский весьма нелицеприятно отозвался о московских диссидентских (и еврейско-диссидентских) кругах — и сделал это одним из первых, если не самым первым. Хотя в том же ряду следует упомянуть роман Фридриха Горенштейна «Место», роман Владимира Кормера «Наследство», несколько повестей Леонида Бородина и, разумеется, весь корпус творческого наследия Александра Зиновьева. Пару лет назад эту компанию пополнил «Учебник рисования» верного зиновьевского ученика Максима Кантора. А прервали в публикации одного Юрия Милославского! Причём прервали смешно: в первой (опубликованной в журнале) части дело происходит в Москве, во второй (неопубликованной) — на Земле обетованной, и выдержана она в духе здорового израильского патриотизма на фоне личных страданий. И, казалось бы, не нашей прогрессивной общественности протестовать против израильского патриотизма, а вот поди ж ты! И ещё один горький парадокс: в Сети роман доступен лишь на личном сайте пламенного израильского антипатриота и антисиониста Израиля Шамира. В.Топоров

Юрий Милославский - Укрепленные города читать онлайн бесплатно

Юрий Милославский - Укрепленные города - читать книгу онлайн бесплатно, автор Юрий Милославский

Собирайтесь и идите

ч 1 Собирайтесь и идите

ч 2 Верста Коломенская

Страшнее страшных пыток

и схваток родовых

меня гнетет избыток

познаний путевых.

Александр Межиров

Им, конечно, следовало меня убить. Или – оставить в абсолютном покое: какая-нибудь работенка со средней заработной платой, мелкие благодеяния, позволяющие прикупить жилье – и машину...

Нет, я не переоцениваю своей значимости, это они и себя, и меня переоценили, чему виной – избыток стремлений к идеалу: у меня к личностному, у них к державному. Иначе все давно бы кончилось: не там, так здесь. И я бы непременно заткнулся! Я бы, поверьте, никогда не открыл бы поганого клеветнического рта. Ничего не пишу – и не писал бы вовсе, ежели бы...

Ежели бы да кабы, да во рту росли грибы.

Мой знакомый фельдфебель Фридман рассказывал, что грибы во рту расти могут – он видел. Лежит в блиндаже труп, во рту у трупа – земля, а в земле – грибы. Фридман считает – шампиньоны.

Вот вам и сослагательные наклонения: овеществленная мечта автора поговорки.

Допускаю – может быть, она не поговорка, а пословица.

Разозлили они меня на свою и на мою голову... Кстати, если у кого-нибудь возникло впечатление, будто я душевно нездоров страдаю маниями величия и преследования моего величия, – впечатление придется изменить. Несколько раз я обращался к незаинтересованным психиатрам. Здоров. Даже нет у меня признаков нервно-психического истощения, которые признаки обязаны были проявиться, – принимая во внимание бытовые и семейные обстоятельства, трудности устройства на новом месте.

Так что повторюсь: разозлили меня, вовремя не утешили – значит, извергну я накопленную за последние десять лет информацию. Ей-то я постараюсь придать общественный интерес, но и свои творческие возможности – не ограничу. Я знаю силу слов, я знаю слов набат. То есть, на самом деле я не согласен с мнением поэта-футуриста: он полагает, что слова могут, а я уверен что не могут. Орфея-певца за его произведения даже в подземное царство впустили мертвую жену чуть было обратно не отдали! Но, скажем, Пушкину не разрешили полечиться за рубежом. Я уж не говорю о Мандельштаме. И лишь в этом, уничижительном смысле, я процитировал строки поэта. Сам же – пишу. Знаю, – а пишу.

Я намеревался сочинять нечто совершенно иное. Но как я давно занимаюсь словами и даже умею изредка обмануть вдохновение (оно мне про любовь, а я ему – о героических успехах всякого народа), – то пока из меня полезет, я спроворюсь рассказать об Анечке Розенкранц. Ее зовут не Анечка, а вдохновение мне на этот раз обмануть не удалось (оно мне – Анечку, а я ему – грязную политтайну... Да не тут-то было!). Неизбежно придет время для тайн, а если оно еще не пришло, то грех мне этим неприходом – да не воспользоваться...

2

Анечка Розенкранц была как бы литературный бабасик, а затем – сражалась за свободную репатриацию евреев из Советского Союза. Один психолог-популяризатор называет такие характеристики «грубым прогнозом поведения». Согласен – для Анечки это не подходит. Грубо.

Но как же ее аттестовать?

Дунька ли она Панаева, бросившая мужа, перешедшая к Некрасову, вводившая в эрекцию даже самого Добролюбова? И все это безобразие происходило на фоне гоголевского периода русской литературы, повестей из народного быта, разгула николаевских жандармов, наконец, на фоне сиреневой с картинкой парижских мод обложки журнала «Современник»... Да, разумеется. Но Анечка не такова, хотя насчет Добролюбова – это на нее похоже. Вводила.

Или какая-нибудь Жорж Занд в брюках, крикливая профура? Нет, никогда! Анечка терпеть не может брюк и очень-очень тихая.

Или, например, моя знакомая Лиля Ландесман. Ее изредка навещал милый друг Ванюха Разин – актер высшей категории, наволакивал за собою тучу поэтов-демократов, абстракционистов, тайных агентов и чтецов запрещенной к изготовлению литературы А муж Лили – человек обеспеченный – ставил много водки, тресковой печени и колбасы из мяса.

Я по молодости Лилю не оценил, хоть и обомлевал от Ванюхиных рассказов:

– Она мне говорит: ты, Ванечка, настоящий алкоголик. А почему? – спрашиваю – А у тебя даже сперма пахнет коньяком!..

Так.

Но Лиле Ландесман было за сорок и я – приведенный – стал волочиться за ее дочкой Светой – с мамиными линзовыми синими глазами.

Волочился-волочился, читал стихи смертельным голосом, сквозь который голос должна крепко проступать мужская сила боль и напевность. Почитал – и потопал в другую комнату, где заприметил зеркало: надо ж посмотреть, был ли у меня в чтении достаточно поэтский вид. Лиля пошла за мной: у нее свой подход к моему перемещению. Стою я возле зеркала, достал расческу, создаю на лбу непокорную прядь И чую что подошла сзади Лиля – я ее в зеркале увидел. Подошла и говорит: – Витя, вы гениальный поэт. Я продернулся весь, а Лиля продолжает:

Какая сила, какая музыка сколько аллитераций!

Да откуда ж она знает, что именно этим и прекрасны мои стихотворения? Как она понимает!

– Я вам почитаю...

– Витик, не надо на «вы»! Неужели я такая взрослая?

– Нет, я так... Я тебе почитаю то, что написал только сегодня, перед тем, как идти к тебе... Где-то так:

Завоет лес, встряхнется и завоет...

– Не надо сейчас, Витик... Я как-то уже ничего не воспринимаю...

– А я всегда воспринимаю стихи!

– Я не такая сильная, Витик...

И дышит на меня тресковой печенью. Я опять принялся за непокорную прядь – застеснялся.

– Ты очень красивый мужчина. Я повернулся к ней, собираясь сделать твердое и скорбное лицо – но не успел. Какое там лицо! Лиля стала разворачивать мне ширинку, приговаривая:

– О, я хочу взять тебя всего в себя...

Ширинка была готова. За слегка закрытой дверью в гостиную муж слабым голосом цитировал сто тридцать третий экземпляр запрещенной периодики. Ванюха, приветствуя мою негу, запел любимую песню «А дело было на бану». Петь-то он пел, но мужа прижал тяжким плечом к стулу, чтобы не произошло мордобития. Чтобы он, Ванюха, не оказался в необходимости мужа поколотить.

Лиля приспустилась на коленки... И тогда громко влетела в комнату любви дочка Света – вся темно-розовая. Не пропала моя волочильня даром, – вернее, пропала...

– Мама (даже не мама, а мама), иди туда... Папа очень нервничает.

3

Вдохновение начинает обманывать меня, а я категорически отказываюсь. Поэтому, уцепившись за что-нибудь, вернусь я к Анечке Розенкранц, так как не к кому мне больше вернуться: Лили – нет, Ванюхи – нет, тайных агентов... Нету, нет никаких агентов ни тайных, ни явных. Некому стихи почитать. Осталась одна Анечка и грязные полит-тайны. Так не угодно ли вам разоблачить перед нами эти замечательные тайны? Не угодно.

Вцеплюсь-ка я, пожалуй, в сто тридцать третий экземпляр запрещенной периодики. На нем уже ни хрена не видать – такой он сто тридцать третий, тусклый и сложенный и микроквадратики. Чувствует его обладатель скрытую радость, – а использовать ее не может: ничего не понятно, стерлись буковки. Знает, что кого-то вызвали и подвергли, а кого, куда и чему – не видит. Но догадывается...

Отвечал за периодику от первого до последнего экземпляра Святослав Плотников – первая Анечкина настоящая любовь. Он, Плотников, не один отвечал, а может, и не отвечал, но он защищал права человека и был – первая любовь. И, забегая вперед, путая милую мне паутину: «родился (ась) – жил (а) – умер (ла)», – вторгаюсь я поддельным мемуаром в Анечкину жизнь: у Плотникова я ее впервые увидел, а она – увидела меня, но не узнала...

Был Святослав Плотников жильцом московской однокомнатной квартиры с прихожей и полукухней-полуванной на Сивцевом Арбате угол Ново-Басманной, что по Кузнецкому мосту. Проминал след на след у его подезда один из трех постоянно прикрепленных к его делу тайных агентов. Тянулись  к центральной аппаратной КГБ три кабеля – один потолще, два потоньше. Все три с плотитниковской стороны заканчивались микрофонами, а с государственной – магнитофонами. Через вечер, как закон, дребезжала под его окном машина с вращающейся антенной – записывала беседы по вибрации стекол...

– (И сам я не знаю, чего хихикаю. Завидно, что ли? Ко мне-то всего один кабель был прикреплен и агент – непостоянный. А машина, так та только разок подкатывала – да и то не уверен.)

…Мы уточнили у агента номер квартиры, поблагодарили, поднялись на второй этаж и постучали – звонок был для посторонних. Открыл нам кто-то невнятный дверь – и отступил в двадцатипятисвечовый сумрак. Посмотрел я на потолок – в зенит сумрака – и не увидел ничего. Очень высокий потолок. Осмотрел прихожую – и увидел большой шкаф без дверцы, но с полками. На полках стояли камни и кости вымерших животных. На каждом предмете – табличка; прочесть не смог. Посмотрел на пол – и развеселился: на вершок пепла и окурков, утрамбованных плотно.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.