Юлия Винер - На воздушном шаре — туда и обратно

Юлия Винер

На воздушном шаре — туда и обратно

Ей предложили, и она согласилась. Почему бы и нет? Интересно и необычно, и бесплатно к тому же. Обещали полную безопасность и возвращение назад в любой момент, когда только она пожелает.

Захочешь, сказали, — разные места на земле посетишь, а захочешь — свою жизнь на досуге переберешь. Используешь неиспользованные возможности. Там для этого идеальные условия, сама увидишь.

Тут же и отправились на поле. В сущности, она одна отправилась. Большое поле с короткой мягкой травой — вроде футбольного, только гораздо чище, и просторнее, и совершенно пустое, никого нет.

Оболочка и корзина уже находились на месте. Ярко-красная оболочка, еще не наполненная, плоско распласталась на поле, занимая чуть не треть его. Цвет, сказали ей, обязательно красный, а форма — по желанию. Круглая, овальная, или в виде многогранника, или в виде какого-нибудь, скажем, фрукта или овоща, или что там она еще придумает, сказали ей, но она решила — к чему эта голливудская безвкусица, пусть будет просто традиционная каплевидная форма.

А корзина? Хочет ли она старинного фасона, деревянную и плетеную (армированную, разумеется), с резными украшениями, с мачтами и флажками, с ручной лебедкой и газовой горелкой и баллонами, или современную кабину из алюминия и пластика, со всеми удобствами и с автоматической подачей горячего воздуха? Она, понятно, выбрала второе, хотя удобство и безопасность были ей гарантированы в любом случае. И погода, сказали, будет ровная, без сильного ветра и дождя. Ее беспокоила проблема самолетов и птиц, но ей сказали, что ни тех ни других на ее трассе не будет. А воздухоплаватели вроде меня? Тоже по желанию. Пожелаешь — будут, и только те, кого захочешь, не пожелаешь — уйдут, и все пространство твое.

Что взять с собой?

Сказали — что угодно и сколько угодно. Даже собаку или кошку или аквариум с рыбками. Специальную теплую одежду и скафандр для верхних слоев атмосферы туда уже положили, запас всяческой еды и питья, сказали, тоже, а если есть какие-либо особые пожелания — дай знать. Она попросила орехов-фисташек и кукурузы, свежей в початках и мороженой в зернах.

Ну а из дому, говорят, что?

Да нет, говорит, из дому разве только лекарства кое-какие, она ведь ненадолго.

Этого ты, говорят, знать не можешь, а вдруг тебе понравится.

Тогда, говорит, я бы компьютер взяла, может, записать что, или из Интернета какие-нибудь сведения, или поиграть захочется. Или там связи нет?

Есть, говорят, и компьютер есть, разумеется.

Да, говорит, но в нем нет моих материалов, как же работать.

Все перегрузили, говорят, не беспокойся. А еще что, спрашивают. Что тебе еще нужно для жизни?

Ну так, думает. Мебели, конечно, никакой не надо, посуды, постельного белья, картин там, ковриков — этого всего не надо. Кошку, действительно, взять, животное скучает, даже если ненадолго, ну и кормить, и песок менять… Книжку какую-нибудь. Из одежды… Да ты не задумывайся, говорят, а прямо и бери все, кроме мебели. Ох, говорит, я же совсем ненадолго, да и где мне все забрать, там много, за жизнь много накопилось, одной литературы тонны, тряпок полные шкафы, надо выбрать две-три книжки и из одежды — брюки там, свитер, футболок парочку… носки, трусы, лифчики… Пока будешь выбирать, говорят, быстрее все загрузить, а там разберешься. Не пригодится — выбросишь либо обратно привезешь.

И действительно, смотрит — уже стоит контейнер, и краном из него в кабину переносят оба ее шкафа с одеждой и стеллажи с книгами, прямо целиком, аккуратно так. Чемоданы, которые у нее на антресоли стояли, один даже московский, с письмами и фотографиями, и еще один, с запасными подушками и одеялами… Господи, думает, и зачем мне все это с собой, столько трудов, такие расходы, спасибо, не мои. Правда, все это потом и впрямь очень пригодилось, особенно книжки, только совсем не для того. Да, говорит, а радио я забыла попросить. Ну и телевизор желательно. Все здесь, говорят, все, и телевизор, разумеется, есть, и кассеты твои, и диски, и проигрыватель, и пластинки — ей даже неловко стало, что она все еще пластинки слушает.

Ох, а телефон! Я свой мобильный забыла дома, я редко пользуюсь, но ведь там необходимо! И телефон, говорят, там есть, даже два, и объяснили, где лежат. Да, она говорит, но все мои номера в моем, я наизусть не помню. Это, говорят, не имеет значения, запомни один номер: 054-0101010, по нему можешь звонить кому угодно. Кому захочешь, тому и звони, только пожелай.

Ну и все, говорят, в добрый путь.

А попрощаться?

Да чего, говорят, прощаться, ты же ненадолго. А шар ее, смотрит, уже наполовину наполнился, качается над кабиной, как красная медуза. Она поскорей вошла, и дверца за ней сама закрылась так, что даже зазора не осталось.

Кабина оказалась просторная, гораздо просторнее, чем представлялось снаружи. Сверху открытая — крышу, сказали ей, сможешь задвинуть, если захочешь, — по краям бортик по грудь высотой, стальные канаты идут вверх, к шару, а посередине устройство для подачи горячего воздуха, таким раструбом, прямо в открытое жерло шара.

Первым делом она рассмотрела пульт управления. Кнопок и ручек совсем немного, все большие, и на каждой четко написано, какая зачем. Одна ручка — вверх и вниз — увеличивать и уменьшать подачу горячего воздуха, то есть подниматься и опускаться, можно и совсем закрыть, и тогда постепенно приземлишься. Другая ручка — для поворота вправо-влево, не очень понятно, как действует, что-то на основе использования воздушных течений, не ломай, сказали, голову, работает безотказно. Кнопка автопилота. Вот тут, сказали, напечатаешь, куда хочешь направиться, нажмешь, туда и полетит. Ну и еще несколько кнопок — для крыши, для кондиционера, для подачи кислорода и т. п.

А шар уже почти совсем расправился, шкура его шелковистая заблестела на солнце — глянула за борт, а она уже в воздухе, метрах в десяти над землей. Она поскорей прикрыла горячий воздух, не хотела для начала забираться слишком высоко. А куда лететь? Не все ли равно! Напечатала быстренько «Тель-Авив, набережная», нажала автопилотную кнопку.

Летим!

Она свесила голову вниз, смотрит, как земля внизу бежит, а тем временем с нее начало сваливаться.

Прежде всего свалилась жесткая корка лет. Такая была тяжелая, неумолимая, стягивала ее зверским корсетом, а тут просто распалась, словно скорлупа каленого ореха, на две половинки, соскользнула с тела и — вниз. Потом посыпались разновеликие шкурки болезней, одни толстые, заскорузлые, хронические, другие совсем легкие, как ореховые пленки. Свалились все до одной, даже насморка не осталось. За ними начали сползать и спадать последующие оболочки.

Застенчивость. Неуверенность.

Зависть. Высокомерие.

Скука. Раздражение.

Привычки. Знания. Опыт.

Обязанности.

Заботы и хлопоты — все свалилось вниз и растаяло без следа.

Сразу стало легче, и на шар тоже уменьшилась нагрузка, он даже чуть колыхнулся вверх.

И зубной протез вывалился безболезненно прямо на пол, вытесненный крепкими живыми зубами.

Без обязанностей! Ничего не надо делать, ни о чем не беспокоиться! Только во сне такое бывает, но это не сон.

Осталась пустая, легкая, звонкая и голая — одна одежда на теле. И какая кожа под ней оказалась мягкая, гладкая и упругая! Она уже и забыла, что у нее такая кожа.

С такой кожей, с такой легкостью, с такой свободой передвижения — только жить и получать удовольствие! Места, они сказали, разные на земле посещать? Можно, конечно, но это потом, это и в прежнем состоянии можно было, а теперь — сказали же, переберешь свою жизнь, используешь неиспользованные возможности.

Перебирать жизнь…

Она с соболезнующей усмешкой оглянулась назад, какая это была жизнь только что, каких-нибудь час-полтора назад.

Обыкновенная старушечья жизнь. Делать практически нечего, о сыне и внуках — это лишь иллюзия заботы, никому не нужная суетня. Есть, спать, ухаживать за своим давно не заслуживающим этого телом (раньше надо было стараться, дура, раньше, злобно повторяла она себе).

Но теперь!

Скорей, скорей вспомнить все упущенные возможности, ах, сколько их было!

Во всех областях, по всем направлениям, в самолюбии, в дружелюбии, в честолюбии, в корыстолюбии. Везде подвертывались возможности, всегда можно было что-то приобрести — друзей, влияние, известность, деньги — что еще? Может быть, не так уж много и можно было, но кое-что… И все это она упустила…

Но она не обманывала себя. Знала, где лежали самые ее острые, самые досадные сожаления. Обычно старалась не трогать их, не бередить. Да и усилий особых для этого не требовалось — она уже давно употребляла свой женский род только в разговоре, подчиняясь условностям грамматики, а в остальном видела себя просто старым человеческим существом, никакого пола.