Инна Мальханова - Эвтаназия

Мальханова Инна

Эвтаназия

1. Эвтаназия.

С самого рождения девочка была не такой как все. Дело в том, что её придурочная мамаша решила родить ребёнка допотопным способом - девять месяцев повсюду таскать свой омерзительный живот, ловя косые взгляды прохожих, слушая насмешки знакомых и позорясь среди нормальных людей. Вот почему Эвтаназия сильно уступала пробирочным детям с их точно заданными физическими параметрами и высоким коэффициентом интеллекта айкью. Так, например, ноги у неё были заметно короче, чем полагалось, задница толще, а лицо и вообще не похоже ни на что. Её лицо, далёкое от выверенной симметрии куклы Барби, казалось многим чуть ли не лицом какого-то пришельца с другой планеты, хотя, конечно, на самом деле было вполне обычным лицом, но только, к сожалению, человека из прошлого века. Дело в том, что просто в конце двадцать первого века люди совсем отвыкли от всего нестандартного и считали это грубым, неэстетичным, нарушением нормы и даже чуть ли не нарушением общечеловеческой морали.

Впрочем, материнского инстинкта родительницы, как и следовало ожидать, хватило ненадолго - всего лишь с полгодика она покормила ребёнка грудью, а затем выбрала свободу и сдала дитя в общественный дом ребёнка, где с самого рождения воспитывались все нормальные пробирочные дети.

Эвтаназия всегда чувствовала, что она хуже других. Это же ей давали понять и воспитатели, и все нормальные пробирочные дети, которые окружали её в доме ребёнка. Она мечтала лишь об одном - как только достигнет совершеннолетия, тут же побежит в клинику пластической хирургии, удлинит ноги, уменьшит задницу и, главное, стандартизирует лицо. Однако, чем больше она взрослела, тем слабее становилась её решимость. Дело в том, что девушка вдруг обнаружила: она нравится мальчикам гораздо больше, чем другие девочки. Несмотря на её уродство, у неё всегда была толпа поклонников, в то время как многие стандартные Барби, кусая свои сексуальные пухлые губки, так и ходили в одиночестве, вывалив чуть ли не на полметра свои бочкообразные груди. Понятно, что из-за этого одноклассницы ненавидели девушку ещё больше.

И вот, наконец, школа окончена, и Эвтаназия стала самостоятельным человеком - живёт одна в собственной квартире и даже приносит пользу обществу, добровольно согласившись работать оператором в шоколадном цеху кондитерской фабрики три раза в неделю по четыре часа. Теперь она больше не думает о пластической хирургии - спрашивается, зачем же подвергать себя мучениям, если любовники и так толпами валятся в её постель?

Сегодня, придя домой после работы, она съела заказанный обед, который принесли из соседнего ресторана точно к трём часам. Полинезийская кухня ей не понравилась, в следующий раз, пожалуй, надо будет для интереса заказать что-нибудь эскимосское. Впереди оставалась масса времени - чуть ли не целый день. Скукотища. Виртуальные путешествия надоели, опять весь вечер смотреть ужастики или боевики - совсем ошалеешь. Тащиться в клуб неохота, ну сколько можно туда ходить, и так уже перетрахалась там со всеми, а экстази можно употребить и дома. Одни и те же кукольные лица, одни и те же тупые разговоры, шипение да зависть за спиной. Хотя, собственно говоря, чему тут завидовать - её уродливой внешности, что ли? Да вот, поди ж ты, человеческая зависть всегда найдёт себе причину!

А ведь "Мордобой" - один из лучших клубов в городе. Только для избранных. Для пробирочных, с их заранее заданным экстерьером, с низким коэффициентом агрессивности и высоким айкью. Почти все они согласились приносить пользу обществу и поэтому работают, кто где, целых три дня в неделю. Они никогда, в отличие от быдла, не устраивают в городе пьяных побоищ стенка на стенку, не избивают прохожих, не громят витрины магазинов, не поджигают автомобили на улицах.

Разумеется, неуправляемые ублюдки не виноваты в том, что они время от времени вытворяют на улицах, приводя в ужас и оцепенение всех остальных жителей города. Просто на самом начальном этапе репродуцирования в их генетической программе произошёл какой-то непредвиденный сбой, и поэтому уровень агрессивности превысил допустимые пределы. Кроме того, многие из них, к сожаленю, были зачаты естественным путём, когда трудно предвидеть результат смешения генов целой цепи предков. К тому же, у них нередко было трудное детство. Сами погромщики, ясное дело, ни в чём не виноваты, но от этого, конечно, никому не легче.

Когда вдруг ни с того ни с сего начинаются эти дикие бунты, власти стягивают все силы для борьбы с ними. С вертолётов на беснующиеся толпы накидывают специальные сети, потом растаскивают бунтарей на отдельные группы и отправляют их в особые успокоительные санатории, где звучит тихая классическая музыка, а смотреть можно лишь самые мирные фильмы, вроде "Ёжика в тумане". Специальная диета, прогулки на свежем воздухе, расслабляющий массаж, бассейн с ароматизированной водой, бесплатные женщины, лекции по истории искусств, кружки вышивания крестиком или выращивания орхидей, ближние и зарубежные экскурсии, выступления звёзд эстрады - всё это постепенно делает своё дело. Через несколько месяцев пациенты совсем успокаиваются, а некоторых даже удаётся уговорить поступить на работу. И в конце-концов оказывается возможным отпустить страдальцев по домам. Разумеется, до следующего бунта...

От нечего делать Эвтаназия включила канал Афроньюс. К счастью, в наше время благодаря спутниковому интервидению нет необходимости посылать специальных корреспондентов в далёкие опасные страны, подвергать их риску быть там съеденными или убитыми - всё взяла на себя автоматика. К тому же Европа заметно поумнела: свою политкорректность она оставила только для себя, а Африке наконец-то предоставила право жить так, как она хочет, то есть по законам первобытно-общинного строя. Европа перестала навязывать африканцам свою хвалёную демократию и гуманитарную помощь. И теперь по всей территории континента, за очень редкими исключениями, люди зажили так, как им велит душа - по законам права сильного, по законам естественного отбора и вечных кровавых междоусобных войн за землю, воду и охотничьи угодья, которых в конце двадцать первого века осталось ещё намного меньше, чем было в двадцатом.

Африка. Руанда. Раннее утро. Крохотное поселение народности Тутси, состоящее из глиняных конусообразных домов без окон, очень похожих на термитники. Вместо двери - квадратное отверстие, куда можно войти только согнувшись пополам и которое на ночь баррикадируется изнутри от проникновения врагов и диких зверей. Всё поселение окружено высокой глинобитной же оградой - слабой защитой от хищников и особенно от набегов враждебных племён. Сейчас жители собираются на базар в соседнюю деревню на другом берегу реки. Они засовывают в плетёные корзины кур и поросят, клубни батата, складывают стопками кустарную, кривобокую глиняную посуду и взваливают свои грузы на деревянные коромысла.

Женщины, подростки и немногочисленные мужчины направляются к реке, где погрузятся на паром, чтобы попасть на тот берег. Среди путников выделяется рослый иссиня-чёрный молодой мужчина с суровым лицом. Это глава деревни - сам всеми уважаемый Макемба. Хотя он и вождь, но это не избавляет его от тяжёлого повседневного крестьянскогог труда, которым кормятся все жители поселения. Он так же, как и все, взрыхляет своё поле, бросает в землю зёрна кукурузы, ходит на охоту, пасёт свой скот. Так же, как и все, трудятся его жена и дети. Так жили на этой земле все Тутси из поколения в поколение, из века в век. Так будут жить и их потомки, если, конечно, их не вырежет соседнее враждебное племя Бхуту, которое издавна воюет с Тутси за скудную каменистую землю и за ненадёжные источники воды...

Крохотный допотопный паром забит пассажирами до отказа. Ещё очень рано, но уже нещадно палит солнце. Визжат свиньи, бьются в плетёных корзинах куры. Пассажиры молча вглядываются в противоположный берег, заросший густыми прибрежными кустами - кажется, всё-таки, что засады там нет и дорога на базар свободна. Может быть, сегодня им повезёт, и после базарного дня все вернутся домой живыми, да ещё и с выручкой...

Паром причаливает к берегу, начинается выгрузка. Первыми на илистый берег ступают босыми ногами грузные африканские женщины с коромыслами или тяжеленными корзинами на голове. Потом спрыгивают дети и подростки, грузы которых ненамного легче, чем у взрослых. И только затем наступает очередь мужчин - самых ценных членов племени. Их и так уже осталось слишком мало, жизнь каждого защитника и кормильца не идёт ни в какое сравнение с малоценной жизнью женщины или, тем более, ребёнка. Ведь если на берегу засада, то мужчины, сходящие на берег последними, может быть, всё-таки ещё и успеют спастись - броситься назад в реку, нырнуть под паром, зажав во рту коленце тростника, через которое можно дышать, находясь под водой и оставаясь невидимым для врага. И если они спасутся - то сохранится и само племя, сохранится глинобитное поселение, а уж в детях недостатка не будет никогда, даже если в племени останется всего только одна женщина...