Александр Брагин - Железное поле

Александр Брагин

ЖЕЛЕЗНОЕ ПОЛЕ

Очерк

Датой "второго рождения" города Череповца называют 1948 год — начало строительства здесь крупнейшего металлургического завода. И, конечно, справедливо. Расстраивает только, что при этом иногда принижают его прошлое. Думается, современность не нуждается в возвеличивании за счет попрания памяти предков — деяния наших современников говорят сами за себя.

"В августе 1955 года взвилось красное знамя над первой череповецкой домной, и из "печки" хлынул огненный поток чугуна. В феврале 1956 года стала давать продукцию мощная коксовая батарея. В мае 1958-го пошла мартеновская сталь. В феврале 1959 года был прокатан слиток. Это ли не подвиг — всего за сорок два месяца привести в действие полный металлургический цикл!" — писала одна из газет.

И тут же добавила печальную ложку дегтя: "Когда сейчас листаешь страницы короткой, но полной больших событий летописи молодого города металлургов, поражают не только здешние масштабы, но и темпы роста, ритм рабочей жизни" (разрядка моя. — А. Б.).

Нельзя, наверное, обвинить прапрапрадедушек в том, что в их бытность не было сверхзвуковых лайнеров, ведь и они над этой серьезной штукой потрудились, например, изобрели паровую машину и усовершенствовали все виды промышленного производства. Неужели страницы истории металлургии в здешних местах столь коротки только потому, что предки не знали нынешних масштабов и темпов роста? Или таков уж стереотип нашего отношения к неожиданно расстроившимся в наш век городам? Или память у нас коротка?..

Нет, металлург в здешних краях — профессия не новая. Скорее, одна из древнейших на вологодской земле. И череповецкие металлурги могут считать себя наследниками древних мастеров.

Купец Носырин в своей работе "Улома и ее металлическое производство", касаясь прошлого края, писал: "Ни история, ни местные предания не объясняют, когда началось на Уломе металлическое производство. Кто первый основал это дело?"

Не поможет нам ответить на поставленный вопрос и современная археология, так как здешние палео- и неолитические стоянки, более поздние городища и последующие грады и веси сокрыты плотными водами Рыбинского водохранилища. А до затопления пойменной низины почтенного — тысячелетнего — возраста кострища местных старожилов — финно-угорских племен — и остатки поселений забредших сюда в восьмом-десятом веках кривичей и новгородских словен были изучены исторической наукой явно недостаточно. Правда, результаты раскопок близлежащих районов, которым в данном случае повезло побольше, все же дают и нам кое-какое представление о начале железоделания в окрестностях Уломы (вернее, дают нам право предполагать).

Появление металлообработки в Заонежье датируется археологами первой половиной третьего тысячелетия до нашей эры. Но речь пока идет о меди: найдены первобытные шахты и места открытых выработок медной руды. Ученые считают, что это древнейший центр металлургии на европейском Севере.

Металлургию железа северные племена освоили не позднее восьмого века до нашей эры. На стоянке Ольский мыс в Каргопольском озерном районе обнаружен железоплавильный горн (также старейший на европейском Севере) с остатками криц и шлака, а в Карелии открыты железоделательные горны в виде каменных ящиков и железоделательная мастерская.

Если подходить к этим сообщениям с меркой ребячьей игры "горячо-холодно", то в наших поисках одобрительное "тепло", пожалуй, будет воккурат. Гораздо более "жару" в следующих известиях. В Кирилловском районе у деревни Городище раскопки дали в руки ученым материал сразу о двух металлургических предприятиях: найдены развалы горнов, тигли, льячки, орудия кузнечного ремесла, многочисленные металлургические изделия. Из древнейших слоев Белоозера археологи извлекли крицы, остатки горнов, кузниц, изрядное число металлообрабатывающего инструмента. Все находки в обеих раскопках принадлежат племени весь и датируются десятым веком.

С 1981 года в Череповецком, Бабаевском, Шекснинском, Чагодощенском и Кадуйском районах стали работать летние археологические экспедиции. Руководил ими тогда старший научный сотрудник Череповецкого краеведческого музея Александр Николаевич Башенькин. Только за четыре года было извлечено из забытья более ста археологических памятников — поселений, могильников, отдельных жилищ: коллекцию музея сразу пополнили четыре тысячи различных предметов. Для сравнения скажу, что ранее по области было известно около трехсот таких памятников. Столь богатые открытия, к сожалению, более горьки, чем сладки: поздно, преступно поздно мы заинтересовались землей под нашими ногами! Взялись за дело тогда, когда самые археологически плодородные пойменные луга, наиболее ценимые древним человеком и обычно выбираемые для проживания, оказались на дне водохранилищ — Рыбинского и Шекснинского. То есть отдельные страницы истории, а кто теперь знает, может быть, и целые главы, безнадежно утеряны.

Так вот, например, в Бабаевском районе, который без натяжки следует отнести к окраине уломского Железного Поля, одна из экспедиций Башенькина нашла боевой и рабочий топоры, наконечники копий, фибулу — особую, с заостренной иголкой, застежку для одежды. Всем железным предметам около тысячи лет.

Возможно, перед нами металлургические изделия местного производства.

Это в наших поисках уже "почти горячо". "Почти", поскольку в данном предположении может быть столько же правды, сколько и вымысла, раз в Молого-Шекснинской низменности пока не обнаружено самих орудий железоплавильного производства того же срока давности.

И все же, ухватившись за такую, на первый взгляд ненадежную зацепку и реалистически оценивая возможность общения (пожалуйста, Шексна под боком — плыви) и переимчивости ремесел у родственных финно-угорских племен, проживающих на территории будущего Железного Поля и на землях кирилловских и белозерских, рискнем предположить, что к десятому веку Улома уже производила собственный металл.

Восьмой-десятый века — время заселения края славянами. Белозерье обживается в основном кривичами и новгородскими словенами. Они появились здесь, конечно, не пешими и не конными. Тогда "отправиться в путь-дороженьку" чаще всего означало сесть в " лодью" и идти "в судах" водой. Словены двигались в район Уломы по Шексне с севера, а кривичи с юга, "с низу", по выражению летописи, с Волги в Шексну. До Белого озера добиралось значительное число новгородцев, затем поток переселенцев постепенно таял, спускаясь по Шексне, они рассредоточивались, многие сходили с основного "тракта" на заманчиво отбегающую "тропинку" — речушку, ручей. Так что до Уломы дотягивали уже единицы. Поток кривичей, наоборот, вступал в уломские земли еще свежим: лишь войдя в Шексну, он растекался по Суде и Колпи, Мологе и Чагодоще.

Шекснинская торная "дорога", как показывают археологические исследования, была известна славянам и прежде. Отдельные семьи или даже отдельные родовые объединения перебирались сюда со всем своим скарбом и ребятишками. В 1984 году экспедиция А. Н. Башенькина обнаружила в Чагодощенском районе у деревни Падун длинный курган. Раскопки показали, что здесь уже в шестом-седьмом веках жили славяне.

Кроме того, в те далекие времена торговля велась обильно и широко. А финно-угорские племена, выражаясь современной терминологией, являлись торговыми партнерами славян. Даже восточных славян — радимичей, живущих на берегах Днепра и Сожа. Такие данные» получены одной из экспедиций Череповецкого краеведческого музея.

Особо тесная связь с весью была у новгородцев. Она давно перестала носить эпизодический характер и приобрела ко второй половине десятого века форму государственного объединения. Арабские источники именуют этот территориально-политический союз, в который весь вошла в качестве конфедерата, Славией. Центр земли веси утвердился в Белоозере, столицей государственного объединения признавался Великий Новгород. Один из кварталов которого носил название Людин конец. Вероятно, потому, что жили в нем "людики" — так само себя величало племя весь.

Что же вдруг в восьмом-десятом столетье погнало словен и кривичей с насиженных мест, ведь конечно же им было непросто на веки веков оторваться от могильных курганов, скрепивших их кровное родство с благодатной обустроенной землей? Каким ветром понесло их невесть куда? Нельзя же все объяснить их бесшабашностью и удалью. И нет повода всех их причислять к ушкуйникам и заматерелым бродягам. Напротив, большинство переселенцев, пожалуй, составляли люди степенные и основательные. Откочевав на новые земли и возведя тут хоромы и амбары, ни они, ни дети их, ни дети детей, как правило, ни в какое тридесятое царство не стремились. До поры до времени — до приращенья Руси Уралом и Сибирью.