Алан Милн - Грезы мистера Файндлейтера

Милн Алан Александр

Грезы мистера Файндлейтера

Мистер Эрнест Файндлейтер, банковский менеджер, сорока восьми лет от роду, примерный семьянин, частенько грезил наяву. Разнообразием его грезы не отличались. Их было всего две, но каждую мистер Файндлейтер трепетно любил.

В первой он и очаровательная туземная девушка (ну, не совсем туземная, с примесью европейской крови) лежали бок о бок на белоснежном песке острова, затерянного в теплых водах Тихого океана. Он — в шляпе из пальмовых листьев, которую сплела для него девушка, она — в ожерелье из кораллов, которые он нанизал на нитку. Никакая другая одежда не скрывала красоты их обнаженных тел. Мистер Файндлейтер мог позволить себе такую роскошь, поскольку шесть месяцев, предшествующие событиям, о которых он грезил, ушли на вырубку деревьев, постройку хижины, короче, на обустройство нового места жительства, и превратили его почти что в Аполлона. Скоро они войдут в лазурную воду («без шляпы», всякий раз напоминает он себе) и неторопливо поплывут к коралловому рифу. Мистер Файндлейтер теперь плавает, как рыба. Поначалу он хотел спасти девушку от акулы, но вскорости отбросил столь глупые мысли. И не только потому, что акулы пришлись бы совсем некстати в нежащейся под жарким солнцем лагуне. Девушка уже принадлежала ему, так к чему ненужное геройство. Потом, столь же неторопливо, они вернутся на берег, выпьют... кваса? кавы? - Файндлейтер отметил про себя, что надо посмотреть в энциклопедии называния местных напитков: точность нужна и в самых мелких деталях, угостят друг друга сочными гуавой, индийскими финиками, гранатами. И займутся любовью. А может, лучше наоборот: на первое - любовь, напитки и фрукты - на второе? Что ж, решать он предоставит Лаладж. Именно так он ее назвал. Поначалу он остановил свой выбор на ХулаХула, но потом выяснилось, что так называется то ли тропическая птичка, то ли танец.

События второй грезы разворачивались в Англии. Он возвращается домой из Консервативного клуба Эксминстера и видит стоящий у ворот автомобиль. А когда открывает входную дверь, из кухни выбегает залитая слезами Бриджет. «о, сэр! — причитает она. — Госпожа! Госпожа!» Над головой слышатся решительные шаги. На лестнице появляются ноги доктора Мэнли. Вот он спускается в маленький холл, дружески кладет руку на плечо мистера Файндлейтера. «Мужайтесь, Файндлейтер, — молвит он. — Смерть, этот Великий Потрошитель. Рано или поздно нас всех ждет такой же удел. Обширный инсульт. Я ничего не смог поделать».

Если ктото подумал, что одна из грез являлась естественным продолжением второй, то это не так. В голове мистера Файндлейтера эти грезы существовали совершенно автономно, не пересекаясь, не накладываясь друг на друга. В первой Минни не было и в помине, ни в прошлом, ни в настоящем. Естественно, ей не было места на маленьком островке с белоснежным песком, но мистер Файндлейтер, отправляясь туда, отказывался захватить с собой даже воспоминания о жене. Из прошлого он помнил лишь шесть месяцев, которые ушли на то, чтобы сбросить лишний жир, нарастить мускулатуру и приобрести должный загар, дабы Лаладж не могла перед ним устоять. Поэтому можно утверждать, что истоки этой грезы надо искать в том знаменательном дне, имевшем место не быть двадцать лет тому назад, когда мистер Файндлейтер решил не просить Минни выйти за него замуж, или, попросив, получил отказ. Во всем мире не было никого, кроме него и Лаладж. В прошлом, настоящем и будущем.

Не следует также думать, что мистер Файндлейтер принадлежал к тем мужчинам, которые жаждали амурных приключений в реальной жизни, но мог только мечтать о них, потому что ревнивая жена держала его на коротком поводке. Он не воспринимал Лаладж, как любовницу. Но она дарила ему все то, что он хотел бы получать от Минни, но увы… Ведь хотелосьто мистеру Файндлейтеру совсем ничего: взаимопонимания, дружеского общения, оценки по достоинству, любви, добрых слов, счастья, покоя. А раз у Лаладж было все то, что отсутствовало у Минни, ей досталось и прекрасное тело, которого она совершенно не стыдилась. И его тело не вызывало у нее пренебрежительных комментариев. Вот они и лежали бок о бок, одни в целом мире, на белоснежном песочке, у ласкового океана, и болтали, как закадычные друзья. Лаладж говорила на английском с таким очаровательным акцентом (по мнению мистера Файндлейтера ее отцом был ирландец, выбравшийся на остров с потерпевшего крушение корабля), что хотелось просто лежать и слушать ее голосок, как он слушал бы божественную музыку. Иногда, уже по возвращению в реальную жизнь, мистеру Файндлейтеру казалось, что голосок Лаладж — это лучшее, что у нее есть.

Вторая греза также была завершенной и самодостаточной. Ее осуществление, если б такое могло случится, не привело бы к тому, что мистер Файндлейтер первым же рейсом отправился бы в Южные моря, в надежде встретить настоящую Лаладж. Ее осуществление само по себе безмерно осчастливило бы мистера Файндлейтера. Завтракать по воскресеньям в постели только потому, что ему хотелось завтракать по воскресеньям в постели; решать кроссворд или раскладывать пасьянс по вечерам, не слыша реплик «опять этот вечный пасьянс» или вечный кроссворд; читать то, что хотелось (любил мистер Файндлейтер приключенческие романы и не считал, что читают их только дети); сидеть и грезить наяву для удовольствия, а не с тем, чтобы отвлечься от криков жены, закатывающей ему очередной скандал; болтать на вечеринке с симпатичной женщиной без того, чтобы на обратном пути ей перемыли все кости, а ему напомнили о его седине, лысине, глухоте и боли в суставах, по причине наличия которых любая симпатичная женщина могла общаться с ним исключительно из жалости… Мистер Файндлейтер мог бы продолжать и продолжать, перечисляя те блага, которые несла с собой восхитительная фраза доктора Мэнли: «Я ничего не смог поделать».

Вот тут большинство читателей могло бы сказать, что реализация первой грезы мистера Файндлейтера потребовало бы чуда, тогда как осуществление второй — дело житейское: жена, случалось, умирало раньше мужа. Но мистер Файндлейтер придерживался противоположного мнения. Он мог бы поверить в исполнение первой грезы, но не второй. Весь жизненный опыт мистера Файндлейтера говорил за то, что вторая греза так и останется грезой. Если уж кому и суждено умереть, так только не Минни…

И внезапно в голове мистера Файндлейтера начала формироваться третья греза. Зачата она была, хотя в тот момент мистер Файндлейтер об этом не подозревал, в туалете Консервативного клуба Эксминстера, а родилась в жаркий летний день, когда он спустился с холма на залитую солнцем дорогу и увидел пустой «бьюик».

На ленч мистер Файндлейтер всегда приходил в Клуб. Уважаемый менеджер эксминстерского отделения Банка, росточка среднего, с чисто выбритым, меланхоличным лицом. С первого рабочего дня он носил очки в тяжелой роговой оправе, которые не столько улучшали его зрение, как придавали солидности, из одежды отдавал предпочтение короткому черному пиджаку, серым фланелевым брюкам и котелку. Этот демократичный наряд облегчал ему путь к сердцам как городским, так и сельским клиентам. Он подумывал над тем, чтобы написать историю Эксминстера, но к работе еще не приступал, хотя друзья уговаривали его взяться за перо, а Минни — отговаривала. Мистер Файндлейтер находил, что думать легче, чем делать.

В тот знаменательный день после ленча мистеру Файндлейтеру приспичило пойти в туалет и, как обычно, он, запер дверь кабинки на задвижку. Какойто дефект в задвижки привел к тому, что мистер Файндлейтер не смог ее выдвинуть. После нескольких неудачных попыток он уже начал склоняться к мысли, что должен поступиться своим достоинством и позвать на помощь, потому что иначе в Банк ему не попасть. Однако, подумал, а нельзя ли вылезти через окно, открыл нижнюю половину и выглянул наружу. И к своему изумлению обнаружил, что до земли добрых тридцать футов. А стена с окном туалета расположена так, что его не видно ни из окон первого этажа клуба, ни с улицы. В общем, будь у него веревка в тридцать футов длиной, он бы мог самостоятельно выбраться из кабинки. Веревки, однако, не было, и перед тем, как сдаться, мистер Файндлейтер предпринял еще одну, отчаянную атаку на задвижку. И, видать застал ее врасплох. Резкий, решительный рывок и… «Победа!» — триумфально воскликнул мистер Файндлейтер и покинул кабинку с гордо поднятой головой. Выходя из клуба, он заметил, как Роджер, клубный швейцар, оторвался от газеты, взглянул на него и вычеркнул из списка членов клуба, остающихся на вверенной ему территории. «Наверное, я ухожу последним, — подумал мистер Файндлейтер. — Да пяти часов клуб, скорее всего, пустует. Интересно, чем занимается в это время Роджер?»

Несколько недель спустя мистер Файндлейтер вновь оказался в неприятной ситуации. На поезде он поехал на деловую встречу с очень важным клиентом, которого болезнь временно приковала к койке. За ним прислали «роллс», накормили ленчем, а после завершения всех дел предложили отвезти на станцию. Но день выдался чудесный, он никогда не бывал в тех местах, а потому выразил желание прогуляться до станции пешком. Хозяин поместья дал мистеру Файндлейтеру подробные инструкции, которые вылетели из его головы после первой сотни шагов. А уж полчаса спустя у мистера Файндлейтера не осталось ни малейших сомнений в том, что он заблудился. И окружающая территория по плотности населения могла конкурировать с островом Лаландж. Продвигаясь, как он надеялся, в правильном направлении, мистер Файндлейтер вышелтаки к асфальтовой дороге. Устремился к ней, продрался сквозь зеленую изгородь и, к своему облегчению, увидел стоящий в двадцати ярдах от него легковой автомобиль. Это творение цивилизации попалось ему на глаза очень даже вовремя, потому что мистер Файндлейтер уже начал паниковать. А теперь он с легким сердцем зашагал к автомобилю, в уверенности, что ему укажут кратчайший путь до станции, а может, и подвезут. Этот уголок Англии мистеру Файндлейтеру уже изрядно поднадоел.