Мишель Уэльбек - На пороге растерянности

Мишель Уэльбек

На пороге растерянности

Я сражаюсь против идей,

в самом существовании которых

я не уверен.

Современная архитектура как вектор ускорения перемещений

Известно, что широкая публика не любит современное искусство. Однако этот очевидный факт на самом деле отражает две противоположные позиции. Случайно оказавшись там, где выставлены произведения современного художника или скульптора, среднестатистический европеец непременно остановится перед ними — хотя бы для того, чтобы похихикать. Его позиция по отношению к увиденному будет колебаться между иронической улыбкой и откровенным глумлением, но в любом случае он испытает желание осмеять увиденное; сама ничтожность этих произведений станет для него успокоительной гарантией их безвредности; конечно, это отнимет у него время, но, в сущности, не доставит особого неудовольствия.

А вот в окружении современной архитектуры прохожему будет не до смеха. При соответствующих условиях (поздно ночью или под завывание полицейских сирен) у людей можно наблюдать четко выраженное состояние тревоги, с усилением секреторной деятельности организма. Во всяком случае, функциональный комплекс, отвечающий за ориентировку на местности: органы зрения, опорно-двигательный аппарат, — перейдет в режим повышенной готовности.

Так бывает, когда туристический автобус, заблудившись среди чужестранных дорожных указателей, выгружает пассажиров в банковском квартале Сеговии или в деловом центре Барселоны. Оказавшись в привычном мире стали, стекла и светофоров, туристы сразу обретают быстрый шаг, твердый и наблюдательный взгляд, которые привычно соответствуют данной окружающей среде. Ориентируясь по картинкам и надписям, они вскоре добираются до исторического центра города, до соборной площади. Их походка тут же замедляется, взгляд делается неуверенным, почти блуждающим. На лице появляется выражение изумления и растерянности (симптом разинутого рта, характерный для американцев). Эти люди явно оказались перед необычными, сложными для их понимания визуальными объектами. Вскоре, однако, они обнаруживают на стенах пояснительные надписи; благодаря усилиям местной туристической службы историко-культурные ориентиры восстановлены; теперь наши путешественники могут доставать видеокамеры, дабы запечатлеть на память свои перемещения в размеченном культурном пространстве.

Современная архитектура ненавязчива; о своем присутствии — присутствии в качестве архитектуры как таковой — она сообщает деликатными намеками; обычно это скромная информация рекламного характера относительно технических средств, с помощью которых она создается (так, нам зачастую очень хорошо видны механизм, управляющий лифтом, и название фирмы-производителя).

Современная архитектура функциональна; впрочем, все проблемы эстетики в данной области давно были вытеснены формулой: «То, что функционально, — красиво по определению». Это утверждение, во-первых, поражает своей тенденциозностью, а во-вторых, сплошь и рядом опровергается наблюдениями над природой: ведь природа учит нас, что красота — своего рода реванш, взятый у разума. Если мы любуемся созданиями природы, то нередко именно потому, что они не имеют никакого разумного назначения, не отвечают никаким мыслимым критериям полезности. Они множатся вокруг нас в необычайном изобилии и разнообразии, очевидно побуждаемые к этому внутренней силой, которую можно определить как простое желание жить, простое стремление к воспроизводству; сила эта, в сущности, непостижима для нас (вспомним хотя бы о неистощимой изобретательности животного мира, причудливой и порой даже слегка отталкивающей), но заявляет о себе с подавляющей очевидностью. Правда, некоторые неодушевленные создания природы (кристаллы, облака, гидрографические сети) кажутся подчиненными некоему принципу термодинамической оптимальности; однако таковы как раз явления самые многосложные из всех. Ничто в них не напоминает работу рационально устроенной машины, скорее уж процесс с характерным для него хаотичным клокотанием.

Достигнув совершенства в создании конструкций столь высоко функциональных, что они становятся невидимыми, современная архитектура стала архитектурой прозрачной. Будучи призвана обеспечить быстроту передвижения людей и товаров, она стремится очистить пространство, свести его к одним лишь геометрическим параметрам. Поскольку его должны пронизывать непрерывные потоки текстовых, визуальных и пиктографических сообщений, ее задача — сделать их максимально удобными для восприятия (полную доступность информации можно обеспечить только в абсолютно прозрачном помещении). Что же касается немногочисленных сообщений, то по неумолимому закону консенсуса им отведена роль строго объективной информации. Так, содержание огромных панно, установленных по обочинам автотрасс, стало итогом долгой и кропотливой работы. Проводились широкие социологические исследования: нельзя было допустить, чтобы какая-то надпись задела чувства той или иной категории потребителей; привлекались для консультации психологи и специалисты по безопасности движения — и все это для того, чтобы создать тексты типа «Руан» или «Пруды».

Вокзал Монпарнас являет нам образец прозрачной, ничего не таящей архитектуры, в нем соблюдено необходимое и достаточное расстояние между светящимися табло с расписанием поездов и электронными билетными автоматами, с вполне оправданной избыточностью размещены указатели направления к нужным платформам, — иначе говоря, вокзал позволяет западному человеку со средним или выдающимся интеллектом добиться желаемого перемещения в пространстве, сведя к минимуму толкучку, дорожную суету, потерю времени. Если сказать шире, то вся современная архитектура — не что иное, как громадное приспособление, позволяющее людям ускорить и упорядочить их перемещения; в этом смысле ее идеальным воплощением следует считать дорожную развязку в районе Фонтенбло и Мелёна.

А если попытаться вникнуть в назначение архитектурного ансамбля, известного под именем «Дефанс», то его можно определить как приспособление для повышения продуктивности, индивидуальной производительности каждого отдельного человека. Этому параноидальному взгляду на вещи нельзя отказать в известной точности, но все же он не объясняет, почему архитектура с таким однообразием отвечает на самые разные потребности общества (гипермаркеты, ночные клубы, офисные здания, культурные и оздоровительные центры). Зато мы сумеем кое-что понять, если будем исходить из того, что у нас не просто рыночная экономика, а рыночное общество, то есть такая цивилизация, в которой вся совокупность человеческих взаимоотношений, а равным образом и вся совокупность отношений человека с миром рассматриваются сквозь призму простого цифрового подсчета, учитывающего такие категории, как привлекательный вид, новизна, соотношение цены и качества. Согласно этой логике, подчиняющей себе как собственно отношения купли-продажи, так и отношения эротические, любовные, профессиональные, необходимо стремиться к установлению быстро обновляющихся связей (между потребителями и товарами, между служащими и фирмами, между любовниками), а значит, добиваться быстроты и легкости потребления, основанных на этике ответственности, открытости и на свободе выбора.

Строить торговые стеллажи

И вот современная архитектура негласно ставит себе цель, которую можно определить так: выстроить торговые стеллажи для тотального гипермаркета. Как же она этого добивается? Во-первых, в эстетике старается ни на шаг не отступать от своего идеала — этажерки, а во-вторых, предпочитает использовать материалы со слабо шероховатой или просто гладкой поверхностью (металл, стекло, пластик). Использование прозрачных или отражающих поверхностей позволяет вдобавок нужным образом умножить количество стендов, где выставляется товар. В общем, речь идет о создании разных по форме, но одинаково безликих и легко изменяемых конструкций (та же тенденция прослеживается и в оформлении интерьеров: оборудовать квартиру в последние годы нашего века значит прежде всего сломать в ней стены, заменив их подвижными перегородками — которые никто не станет двигать, поскольку это никогда не понадобится, но важно то, что создана возможность перемещения, а значит, достигнут новый уровень свободы, — и избавиться от постоянных элементов оформления: стены должны быть белыми, мебель — прозрачной). Создаются лишенные каких-либо отвлекающих особенностей помещения, где можно на виду, без помех размещать информативно-рекламные сообщения, порожденные коммерческой деятельностью и, по сути, эту деятельность составляющие. Ибо что производят служащие и специалисты в небоскребах Дефанс? Конкретно говоря, ничего; сам процесс производства материальных ценностей для них — тайна за семью печатями. Обо всех предметах и событиях в мире они узнают через цифры. Эти цифры становятся сырьем для статистики и расчетов; на их основе вырабатываются модели, намечаются проекты; наконец, принимаются те или иные решения, и в информационное поле общества вбрасываются новые данные. Так живой, осязаемый мир подменяется набором цифр, а реальная жизнь — схемами и графиками. И современные здания соответствуют непрерывному потоку наполняющей их информации: они многоцелевые, безликие, легко делятся на части, из которых потом можно сложить целое. Они не могут иметь какое-либо самостоятельного значения, не могут создавать какую-либо атмосферу; они также не могут обладать ни красотой, ни поэтичностью, ни вообще какими бы то ни было индивидуальными особенностями. Только так, в отсутствие характерных и неизменных свойств, они могут принять в себя бесконечный наплыв преходящего.