Наталья Коралевских - Мальчик из разрушенной усадьбы

Наталья Михайловна Коралевских

Мальчик из разрушенной усадьбы

Посвящается памяти моего друга

Мальчик из разрушенной усадьбы.

С любовью посвящается Иштвану Арсению Матиашу Корвинусу, чью историю я рассказала здесь. За все,что Ты для меня сделал тогда и делаешь сейчас.

Был обычный ноябрьский вечер – хмурый и холодный, пронизывающий ветер задувал во все найденные щели и пробирал до костей. Не спасал даже огонь в камине, около ко-торого мы лежали вместе с мужем.

Вся атмосфера располагла к откровенности, которая у нас, к сожалению, в последнее время бывала редкой гостьей. Мы оба хорошо знали, что стоит нам на миг расслабиться, и можно получить удар в спину, после которого уже не оправишься. И получить его от кого угодно.

– Удивительная штука – природа, правда? Она менятся практически ежеминутно, и капризна, как любая женщина, – усмехнувшись, сказал он, подбрасывая в огонь еще одно полено. – Но как все – таки хороша!

– Кто бы спорил, – вздохнула я, лежа на спине и глядя в потолок, по которому пля-сали причудливые тени от огня. Так чудесно – быть вдвоем и говорить о чем угодно…

За это я его и выбрала давным-давно, только с ним мне никогда не было скучно или нелов-ко, мы чувствовали друг друга и могли говорить без слов. И только ради него я верну-лась, отказавшись от покоя и забвения, хотя могла бы уйти навсегда.

– Сеня… расскажи мне о себе. Ты ведь так любишь это скрывать, а сама я практически ничего не помню из своего прошлого. Просто расскажи.

– Хорошо… Если тебе так хочется услышать мою историю, – вздохнул он, неот-рывно глядя на огонь. Я скосила на него взгляд и теперь украдкой любовалась четко очерченным профилем, нежным, почти детским овалом лица, серьезными темными гла-зами и всем тем, что я так в нем любила и считала родным. Кроме него, у меня никого не было. Да мне и не нужен был никто другой.

– Я помню ту ночь, как будто это случилось вчера, хотя прошло уже много времени.

Было так же холодно, как сегодня, и тоже стоял ноябрь. Ночь была бурной, ветер хле-стал в оконные стекла ветками облетевших деревьев, а я сидел у окна и смотрел вдаль…Ты помнишь, что незадолго до этого я стал таким, как сейчас. Но та ночь оконча-тельно отрезала меня от прошлого, не оставив дороги назад.

Когда все уже давно спали, послышался стук в дверь. Наш дворецкий, чертыхаясь сковзь зубы, пошел открывать позднему путнику… Зря он это сделал.

В дом ворвался отряд воинов – наемников, а кроме меня, никого, способного нор-мально сражаться, не было. Хотя я честно пытался. Но… Что мог сделать обыкновенный шестнадцатилентний мальчишка против толпы взрослых и вооруженных до зубов муж-чин?

Сама понимаешь, что ничего. Они неслись по дому, убивая всех, и скоро не оста-лось ни одного живого человека. Меня ранили, сильно, почти смертельно. Но я выжил.

Я очнулся через несколько часов. Дом был окончательно разорен, вокруг меня лежали трупы всех, кто жил вместе со мной. Наемники исчезли. Меня они добивать не стали, решив, что я и так погиб. Порой я жалею, что они этого не сделали…Жалел, пока не встретил тебя вновь.

Я с трудом собрался и пошел к тому, кто единственный мог ждать меня. Это была ты.

Я добирался долго, пару раз терял сознание, но все – таки пришел. Потому что нико-го, ближе тебя, у меня на этом свете не осталось. И ты приняла меня. С тех пор я стал таким, как сейчас.

– Вот, собственно, и все, – вздохнув, закончил он, глядя на меня. Я почувствовала желание притянуть его к себе, обнять и защитить ото всех на свете.

Ну что ты так не ме-ня смотришь… Ты же знаешь, что я и впрямь этого хочу. И ты хочешь того же, я это чув-ствую. – А три года назад мы встретились вновь. Но ты и сама это знаешь.

– Ты вырос, мальчик из разрушенной усадьбы. И стал мужчиной. Моим любимым мужчиной. И поэтому – то я и стала твоей женой, – тихо отозвалась я, глядя ему в глаза. – Но иногда, вот как сейчас, я смотрю на тебя, и вижу того самого мальчика, которого когда – то встретила и полюбила.

Он, просияв, подхватил меня на руки, и нам стало уже не до разговоров…

Через пару дней мы вернулись к этому разговору. Все произошло как-то само собой, я помню только, как проснулась посреди ночи от чувства неясной тревоги. Арсения рядом не было.

Пару секунд мне потребовалось на то, чтобы это осознать, а потом вихрем слететь с кровати и в одной ночной сорочке броситься искать его.

В доме стояла странная, непривычная тишина. Ни тиканья часов, ни звука, ни шороха… Это было настолько противоестественно и пугающе, что я поежилась, на цыпочках спус-каясь по лестнице. Где-то вдалеке завыли волки. Молодая луна звала их, мучая неясной тревогой и тоской, и они справлялись с ней, как умели, выплескивая накопившиеся чувст-ва в стремительном беге через ночной лес и грустной Волчьей песне, которую я могла слушать часами. Мы оба могли слушать волчий вой ночами напролет.

Неожиданно тишина нарушилась странным звуком, больше всего похожим на… плач?

Тихий, почти беззвучный, но настолько щемящий душу и рвущий сердце, что мне стало страшно. Я чувствовала, что он здесь, дома, что он хочет побыть один…

Как чувствовала и то, что именно сейчас нужна ему как никогда в жизни.

Но я и представить не могла, что ему настолько плохо.

Он был в библиотеке. Сидел в глубоком старином кресео, забравшись в него с ногами, и, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом, плакал. Я осторожно подошла и села на ручку кресла. Потом, так же не говоря ни слова, обняла его и, прижав к себе, поцелова-ла в затылок. Он вздрогнул, поднял на меня измученные глаза и тихо спросил:

– Почему ты не спишь?

– Я почувствовала твой зов. Тебе плохо, я знаю. И не говори, будто бы я должна идти и отдыхать дальше, а ты подойдешь немного позже. Я тебя в таком состоянии не оставлю,-ответила я, еще нежнее обнимая его,казавшегося сейчас таким беззащитным и одиноким.

– Ты всегда меня чувствуешь, – вздохнул он, прижимаясь ко мне.-Это так приятно…

Ко-гда кто-то знает, что на самом деле творится у тебя в душе. Но только если этот кто-то не желает тебе зла.

– Что с тобой? Я знаю, что тебе больно, но… Почему? Что с тобой случилось?-тихо спросила я.-Расскажи… Может быть, тебе станет легче. А я тебя пожалею, назову бедным зайкой и согрею теплого молока с медом. А потом расскажу сказку, подоткну одеяло, по-целую на ночь и скажу, что все будет хорошо. Хочешь?

– Было бы просто чудесно,-наконец улыбнулся он.-Но… Ты и впрямь хочешь слушать это?

– Да.

– Тогда слушай…

– Я слишком привык постоянно сдерживаться, и поэтому иногда у меня случаются сры-вы.

Вот как сейчас. Но этого, к сожалению, не избежать.

Просто… Знаешь, иногда я думаю – а что я вообще хорошего в своей жизни видел?

И когда мне было плохо и больно, хоть кто-то поддержал меня, сказал, что все будет хоро-шо, и это просто временные трудности? Нет. Кроме тебя, никто и никогда такого не делал. Но… и ты не всегда была такой.

Когда на меня неожиданно свалилось бремя власти, я долго не мог прийти в себя, и па-ру раз был на волоске от смерти. У того, кто занимает такое положение, неожиданно по-является множество врагов. И порой ты и сам не знаешь, кто тебе друг, а кто враг. И лю-бая откровенность может стать смертельной. Поэтому…

Приходится молчать. Скрывать лицо под маской холодности и независимости, делать вид, что ты и не живое существо вовсе, а какая-то мраморная статуя, которую ничто не может удивитть, напугать, оби-деть… У которой вообще нет чувств.

Мне пришлось научиться быть сильным, выживать… Хотя порой мне ужасно хотелось умереть, и не терпеть больше этих мучений. Но я должен был продолжать жить, хотя бы ради тебя, зная, что однажды мы встретимся вновь, и я,может быть, наконец сумею за-воевать твою любовь Но тогда мне больше не на что было рассчитывать, и это было моей единственной целью и единственнм утешением. Увидеть тебя живой… говорить с то-бой… Видеть, как ты растешь, и из беспечного ребенка становишься взрослой женщиной. Помогать тебе, как никто не помог в свое время мне, потому что я не хотел, чтобы ты прошла через такой же ад, как и я.

Но иногда все-таки были моменты, когда я срывался. Пару раз я сам хотел уйти, оста-вить все, умереть… Я искал покоя и забвения, как будто бы на том свете они есть… Их нет. Их там никогда и не было. Но я привык думать, что смерть – это избавление от боли жизни. Я жил так почти четыреста лет. И я все-таки дождался того момента, когда ты поя-вилась на свет. А потом, через двенадцать лет, мы встретились вновь. Сейчас тебе шест-надцать, и ты за последний год прошла через тот самый ад, от которого я так хотел тебя уберечь. Ты пережила во сто крат больше, чем может вынести за это время обычный че-ловек… Но ты не человек, как и я. И ты все-таки осталась жить. Ты никогда не позволяла себе терять надежду. И… Ты выбрала меня, как я и мечтал. Но… до этого, за те три года, мы оба натерпелись предостаточно.