Илья Соколов - [Ночной ]{ кошмар}

Илья Соколов

[Ночной ]{ кошмар}

Моментальный «наплыв», быстрый как пуля в полёте…

Это ночной кошмар, а не девушка…

Залитый сном угол хижины снаружи. Рассвет прячется где-то в страхе востока. Эмма любуется представлением звёзд, летним театром небесной ночи…

Зловещая хижина как будто дышит. «Мы созданы, чтобы всё завершить…»

Прощальные порывы ветра скользят по головам деревьев…

— Пап, можно мы с Эмкой пойдём играть в лес? Ну туда, за Чёрную Черту?

— Нет, сынок! Нечего вам там делать… Это Чёртова Черта… Это место — проклято…

— Эмка, пошли спросим у твоих родителей…

И вот она всё-таки здесь. Она пришла забрать его…

— Кого? У кого? — Режиссёр непонимающе пялится на сценариста, который спит в кресле. Дверь в помещение тускло открывается, на пороге стоит Туманная Тьма. Она невидимо оглядывает комнату и разочарованно говорит «Никого.»

И с силой закрывает дверь…

Сегодня ночью в нашем лесу никакого света. А хижина, говорят, живая… только «слеплена» из мёртвых людей…

— От этого могут возникнуть плохие страшные проблемы!

Как в центре «глаза бури», Хижина Дьявола обнесена частоколом чёрной чащи.

Идти туда одной, а хоть всем миром (сказал ей Старейший), что выстрелить собой в объятья мертвеца на дне его могилы.

«Эмма, ты не доберёшься даже до конца опушки, Эмма, ты не поступишь так

с собою, Эмма, оттуда не возвращаются, Эмма…»

Твои пальцы похолодели, красавица… Забытая в детстве боязнь темноты ядовито обнимает за плечи… Твоё девичье сердце бьётся осколками стёкол в такую Чёрную Полночь, когда твоя рука хватает ампутированную руку двери…

Хищная Хижина Смерти (но в восхищеньи перед Эммой).

Дверь нараспашку, как чёрная луна…

Первый шаг в пустоту…

Темнота манит…Молчаливо-мёртвый магнит…

Если бы страх можно было вкалывать, точно наркотик, Эмма непременно умерла б от передозировки.

Хижина внутри — глубокая могила. Эмма в эпицентре сумрачного взрыва.

И слышен лишь удар закрытой двери.

В густом тумане тишины…

Теперь Каждый Выстрел Пульса Эммы Словно Пуля В Сердце…

Девушка как будто смотрит на себя со стороны: через черноту черепной коробки пробивается Взрыв р Кровь р Взрыв р Кровь р

Вот в этот-то момент она и понимает, что действительно смотрит на себя:

парой метров левее тьму режет вспышка, оставляя шрам.

Хижину проглатывает свет, тяжёлый как лёгкое покойника, полное колодезной воды. Испуганный взгляд Эммы двойной спиралью переплетается с собой.

Заброшенной ночью в Хижине Смерти на опушке мёртвого леса за запретной Чертой, возможно, единственная лучшая девушка в Мире Живых пришла за Ним, а встретила себя.

— Смотри сюда, она одета просто:

На Эмме старое платье охотницы за демонами (когда нужно превращающееся в плащ), изящные кожаные сапожки, незаменимые в походах на тот свет,

и (чтоб туго скрыть девичью грудь) футболка с фотографией картины Мунка «Крик», видневшаяся из V-образного разреза декольте.

Падший подол бесконечно кончается вороньими перьями — отличительный признак потомственного экзорциста.

На среднем пальце правой руки кольцо — калейдоскоп…………

Две капли летнего дождя — её осенние серёжки,

На шее лунный медальон●

Эмма… Тёмная блондинка, прекрасная как головная боль диктатора.

— Да, дальше! — орёт режиссёр, одевая на ходу халат уборщика. Он хватает швабру и начинает торопливо подметать опустевшую площадку сцены номер 0.

Кем бы ты не был: мальчиком или девочкой. Мужчиной или женщиной…

Ты просто проснёшься и увидишь эти страшные ночные сети на окнах.

Ты попался, как рыбёшка, неспособная ничего изменить.

Ты просто лежишь и слышишь глухой шум где-то внутри и вовне.

— Кори, я сейчас умру отсюда…

Чёрный шум разъедает стены твоей вечной спальни. Насмерть прикованный к кровати инвалид печально смотрит с потолка, но растворяется в твоём последнем вздохе… А шум всё ближе и ближе. Через рыбацкую сеть страшнейшего к тебе окна виднеется прозрачное пространство ночи.

Холодная тьма укутала тебя твоим же одеялом. Прятаться поздно.

Секундой позже ты понимаешь, что больше не один (одна).

Тот чёрный шум бесшумно превратился в «человека».

Со всех сторон в молчанье выползают тени…

Повторный приступ одержимости? Шизофрения?? Кома???

Человек без лица и без друга просто стоит где-то внутри и вовне и просто смотрит на то, как ты пытаешься проснуться. Та раковая опухоль у тебя в голове (которую все называют «мозгом») начинает болезненно делится и через 48 лет разъединяется сама с собой.

А ты ведь так и не проснёшься…

— Значит, он говорит, что это всё ему во сне приснилось? — скептично улыбается мистер Номер. Из глубины комнаты к нему медленно идёт безголовое тело, пестрящее множеством шрамов, в каждом из которых мерцает телешум пустого канала. Острые как политический анекдот, за знание которого расстреляли 300 человек, кости торчат из мёртвых культей рук. Пень безобразной шеи украшен металлическим узором — зашит железной нитью.

И каждый шов в итоге образует слово.

Господин И Грай поворачивается к Номеру и говорит, размашисто не обратив вниманья на безликий и бесполый труп:

— Он смеет утверждать, что Рон стал бы барабанщиком, а Гарри — гитаристом. И Гермиона — вокалисткой…

Мистер Номер и И Грай сидят за стойкой в гигантском помещении их личных измерений. У каждого в руке стакан, бесконечно повторяющий форму песочных часов.

— Нам, кажется, уже пора…

— Ага. Сейчас заплАчу и сдохну…

Оба посетителя бара имени их двоих срастаются в престранную фигуру (покатый треугольник вверх, покатый треугольник вниз).

Пока ты смотришь, как они, в прозрачности вращаясь, двоично превращаются

в очередной стакан, к тебе подходит твой безголовый официант.

Он нагибается, чтобы принять заказ.

Специально, чтобы ты видел «слово швов» его подноса-шеи.

Но ты совсем не смотришь на официанта. Твой любопытный взгляд теперь пришит к скучающей блондинке у камина.

А металлические швы ведь всё равно сложились в слово «СОН».

«Я, конечно, в Аду! Окончательно мёртв(…мёртв)…»

Стеклянный протез глазного яблока Земли из Райского сада…

— Для меня нет себя прекрасней/ Но ловлю я свой взгляд напрасно/

Как виденье неуловимо, каждый день прохожу я мимо…

Человек без лица и без друга напевает перед почерневшим зеркалом в ванной.

Тьма гаснет. Сцена уносится в НОВЬ.

Ночь на каждом кончике каждого ржавого зуба Отражённой Эммы.

Это не зубы, а гробовые гвозди…

Чёрно-белая ворона летает по дому.

Аплодисменты крыльев, кошмар улыбки Отражённой Эммы…

А это ведь всего лишь зеркало в углу.

Также человечно как привидение инопланетянина.

«Вторая) (первая» Эмма широко раскроет страху глаза и, увидев всё то, что ты смог увидеть, поймёт, что больше не смотрит на своё отраженье…

Загробный крик — и зеркало кошмара уносит ветер тьмы.

Сквозь грязь закрытого в себе пространства доносится взрыв голосов, которые безмерно застывают в Эмме.

Но один заблудившийся снаружи голос попадает в мечущуюся по хижине ворону, точно прожжённая кислотой мусорная корзина в канаву, словно сердце мишени в неподвижно зависшую пулю…

«Твои шаги преследуют меня…

Сейчас всё ещё лето.

Луна — как обручальное кольцо. Как дуло пистолета.

Круг черноты внутри. Глазница пустоты.

Мы выходим на вымерший пляж, а море выглядит зеркальною пустыней.

И на песке твои шаги теряют звук.

Мы смотрим в тёмные волны, нам даже кажется, что море оживёт — из глубины на сушу выйдет монстр, похожий на кошмар из отражений…

Но воды этой ночью тихи.

Этой ночью мы видим город опустевшим.

Твои шаги преследуют меня — этой ночью…

Заходим в старый дом, а он огромен: сотни комнат.

Главный коридор такой длины, что когда ты уходишь в один его конец, а я пою „Nightmare“ в другом — меня не слышишь, только шёпот.

Ты возвращаешься и объясняешь: почти весь звук уходит в комнаты на этаже.

Старый отель — все номера для нас открыты, выбирай любой.

Но ты не хочешь: слишком скучно.

Уже на улице твои шаги опять преследуют меня…

Внезапно зал открытого кафе.

Садимся на террасе, столик в центре. Вокруг лишь темнота кружиться на ветру.

Во взгляде взгляд. Тепло растает отраженьем…

И напряжение растёт как звук на гранях тишины.

Я предлагаю всё закончить.

Но ты не хочешь: слишком это всё легко.

Тогда пройдёмся через парк…

Деревья в темноте — печальные изгибы. Шептанье ветра / снова тишина.