Фарли Моуэт - Снег

Фарли Моуэт

Снег

Во времена младенчества истории человек уже знал, что на лоно природы влияют некие силы — первоосновы. Древние греки, расположившиеся на берегах своих теплых морей, выделяли четыре элемента: Огонь, Землю, Воздух и Воду. Но мир греков был поначалу неширок и несколько ограничен, поэтому пятый элемент всего сущею был им неведом.

Около 330 года до нашей эры древнегреческий математик-перипатетик[1] Пифей[2] совершил фантастическое для тех времен путешествие на север — до берегов Исландии и далее, в Гренландское море. Там он познал пятый элемент во всем застывшем белом великолепии и, вернувшись в теплое Средиземноморье, приложил все старания, чтобы описать увиденное наилучшим образом. Сограждане путешественника сочли его лжецом — даже обладающие самым живым воображением не могли постичь истинное величие и силу белого вещества, изредка ложившегося легким покрывалом на горние дворцы богов-олимпийцев.

Но вряд ли стоит упрекать их в неспособности представить, сколь велика сила снега. Мы, потомки и наследники древних греков, испытываем по существу сходное затруднение и не сознаем мощи пятой первоосновы.

Как мы представляем себе снег?

Хрупкость рождественских снов, сотканных из темной синевы под перезвон сенных колокольчиков.

Суровая реальность застрявшей в сугробах машины, когда колеса буксуют и бесцельно крутятся, целиком разрушая мнение о значимости нашей персоны — кувырком летят назначенные встречи, ломается строго расписанная жизнь.

Призрачный призыв запорошенных женских ресниц зимней ночью.

Решительность мамаш, когда они стягивают со шмыгающих носами ребятишек промокшие пальто и комбинезоны.

Пленительность воспоминаний стариков, пытающихся удержать в памяти, увидеть вновь белые дни своего детства.

Банальность телерекламы кока-колы, зазывно сверкающей на заснеженном склоне Солнечной долины.

Изысканность полной тишины в глубине укутанного снегом леса.

Хрусткий бег лыж и воинственное тарахтение снегохода.

Таким мы видим и знаем снег, но все его образы, известные нам, — только лежащие на поверхности черты многостороннего, калейдоскопического и изменчивого элемента.

Снег, на нашей планете фениксом возрождающийся из собственной растопленной влаги, бессмертен и вездесущ во всей галактике. В космической пустоте необъятные облака снежных кристаллов целую вечность перетекают с места на место. И все же, как доказывают умы лучших ученых и острейшие глаза, которыми астрономы, подобно циклопам, вглядываются в межзвездные дали, кристаллы, сверкающие в космической бездне, и снежинки, садящиеся на наши руки и лица тихим декабрьским вечером, по существу одинаковы.

Снег — это тоненькая пластинка снежинки, на секунду присевшая на подоконник. Но снег также «дорожный указатель» пути к Солнечной системе. При взгляде на Марс через телескоп планета предстает как красноватый шар, только на полюсах сидят снежные шапки, а от них до самого экватора местами тянутся отливающие ледяным блеском языки. Подобно тому как антилопа сверкает своим белоснежным зеркальцем вокруг хвоста на равнинах желто-коричневой саванны, Марс сигнализирует дальним мирам, отражая своими снежными равнинами яркие лучи нашего общего солнца [3].

Земля поступает так же.

Когда наш первый космонавт, отправляющийся к звездам, устремится прочь из Солнечной системы, перед его взором будет бледнеть и сливаться зеленая окраска материков и голубизна океанов на уменьшающемся земном шаре. И последний знак, который донесется до него с исчезающей Земли, подаст ему полярный гелиограф. Последним родным элементом, с которым он попрощается, будет снег. И снег укажет своим блеском дорогу к нашему миру летящим к нам инопланетянам — если у них есть глаза, которые смогут его заметить.

Кристаллическая снежная пыль рассеяна меж звезд, но на Земле снег предстает еще в одном обличье — как Титан-повелитель. На юге он властвует над целым континентом — Антарктидой. На севере он тяжелым панцирем покрывает горные отроги, своим весом заставляет Гренландию осесть глубоко в воду. Ледники — вот следующее обличье снега.

Ледники рождаются из снега, сыплющегося с неба, — хрупких мягких снежинок, почти бесплотных… но падающих непрерывно и никогда не тающих. Проходят годы, десятилетия, века, а снег все падает. Там, куда одна за другой ложились невесомые снежинки, скопилась огромная тяжесть. На поверхности белой пустыни незаметно никаких перемен, но в застывших глубинах кристаллы меняются: от давления искажается их структура, они соединяются, плотно смыкаются и в конце концов сливаются в черный, тяжелый лед.

Относительно недавно по геологическим масштабам снег четыре раза полностью покрывал Северную Америку, почти целиком Европу и большую часть Азии. Каждый раз снег изменял облик почти половины мира. Неотвратимое движение ледников толщиной около четырех километров, которые сползали с огромных ледяных куполов на полюсах, сдирало с лица земли все до самого базальтового и гранитного основания: уничтожало почву, все проявления жизни, прорывало глубокие борозды в скальном основании, продавливало земную мантию, отчего она проседала на сотни метров ниже первоначального уровня. А снег все падал, ложился мягкими волнами, пока из морей не улетучились и не превратились в льды несчетные миллионы тонн влаги, пока океаны. не отступили от берегов континентов.

Мы не знаем другого природного явления, чья мощь превзошла бы равнодушное движение великого ледника. Даже разрыв земной коры во время наистрашнейшего землетрясения не может идти ни в какое сравнение. Не ровня ему и бушующие океанские волны, что с громовым грохотом обрушиваются на берег. Воздух, ревущий в безумии урагана, бессилен по сравнению с ним. Огонь самого сердца Земли, взрывающий горы и затопляющий равнины реками раскаленной лавы, потух бы, встретившись с медленным течением ледника.

Ледник — макроскопическая форма снега. Но в своей микроскопической форме он — воплощение эфирной мимолетной красоты. Банальным стало утверждение, что нельзя найти ни одной пары абсолютно одинаковых снежинок, тем не менее каждая из бесчисленных мириад снежинок, упавших за все существование Земли на ее поверхность, будет вовеки оставаться уникальным творением симметрии и совершенства, сколько бы времени ни прошло.

Я знаю человека, который большую часть своей сознательной жизни посвятил изучению этого недолговечного чуда. Он выстроил дом, оснащенный вместо отопления системой заморозки. В крыше его дома зияет дыра. В снежные дни и ночи этот человек одиноко сидит в своем ледяном жилище, ловит снежинки на специально охлажденные стеклянные пластинки и спешит сфотографировать их через линзу. Для него пятый элемент во всем его бесконечном многообразии и неповторимости — сама красота, которую надо боготворить.

Не многие из нас захотели бы разделить с ним эту почти средневековую страсть. Сказать по правде, современный человек бессознательно укрепляет в себе шизофреническое отношение к пятому элементу. Хотя многие испытывают ностальгию по ушедшим в прошлое детским забавам в снегу, к теперешним вторжениям снега в нашу жизнь мы чаще всего относимся с возрастающей враждебностью. Мы не можем подчинить себе снег, заставить его работать на нас. Тот самый снег, который благодатно покрывал зимой девственный мир наших предков, в новом выстроенном нами мире машин творит хаос. Сильный снегопад парализует жизнь Нью-Йорка, Монреаля, Чикаго. Он сдавливает транспортные артерии, ведущие к закоченевшим городам, заносит пути железных дорог, парализует аэродромы, валит телефонные столбы и мачты линий электропередачи. Даже не очень сильный снегопад вызывает значительные неудобства — если разбившиеся автомобили, сломанные конечности и новых клиентов для бюро похоронных услуг можно отнести к категории неудобств.

Возможно, мы будем относиться к снегу с еще меньшей симпатией и в совсем недалеком будущем. Рассказы о старых-добрых зимах, когда сугробы вздымались до крыш, а санные экипажи проносились по дорогам, наметенным вровень с вершинами деревьев, — вовсе не небылицы. Всего сто лет назад это было обычным явлением. Но за последний век климат потеплел, кривая температур пошла вверх, произошло улучшение, с нашей точки зрения, в непостоянных погодных циклах. Возможно, что повышение температуры временное, и не за горами похолодание. Что мы тогда будем делать в нашем искусственном мире с его тонкой структурой? Будет ли снег восхищать нас тогда? Скорее всего само слово «снег» станет проклятием.

И все же, даже если наступит такое время, на земле могут остаться люди, которых неотвратимое безостановочное падение мягкого белого пуха не потревожит. Они — настоящие люди снегов.