Карина Шаинян - Пустельга

Карина Шаинян

Пустельга

Когда они вышли на заброшенное поле, солнце светило прямо в лицо. Позади остался лес, влажно подающийся под ногой ковер листьев, блестящие паутинки, прилипающие к лицу, кустарник, стряхивающий на головы маленький дождь. Оля вышла на опушку первая, прищурилась от неожиданного света. Села на траву спиной к солнцу, с грустью взглянула на промокшие кроссовки. Почувствовала, что на нее упала тень, и, не поднимая головы, спросила:

– Стоит носки отжать? Или дальше также будет?

– Говорил, сапоги надевай. Тебе лишь бы покрасоваться, – Дмитрий присел рядом. Достал из кармана штормовки сигареты, неспеша закурил. Оля со вздохом покосилась на его огромные болотники. – Носом расхлюпаешься, – с притворной суровостью продолжал Дмитрий. – Как буду тебя отцу сдавать?

– Скажешь, что это входило в программу. Все прелести дикой жизни.

– Ладно, юная биологиня, смотри: тридцать градусов влево, дерево с большой засохшей веткой на опушке. Кого видишь?

– Дерево. С большой засохшей веткой, – Оля насупилась. Конечно, она твердо решила, что станет зоологом; по биологии одни пятерки, и вообще это так интересно… Но зачем папа устроил ей эту поездку? Сплавил какому-то своему другу, и не биологу вовсе, а какому-то непонятному геофизику… ну и что, что охотник. Глухая деревня, даже телевизора нет… А теперь они шляются по лесу и рассматривают размокшее мышиное дерьмо. То есть она рассматривает, а Дмитрий пристает со своими "кого видишь?". А она никого, ну никогошеньки не видит, ни единой зверушки за четыре часа. Кроме одинокой синицы. Стоило за синицей ехать из Москвы?

– Ладно, смотри, пальцем показываю. Редкая птица, стоит увидеть, – заскорузлый палец Дмитрия казался черным на фоне неба. – Ну?

– Что – ну? – Оля напряженно всматривалась в переплетение ветвей. – Оооо, – восторг накатил на нее жаркой волной, – птица! Большая! Хищная, кажется, – добавила она шепотом, внезапно охрипнув.

– Молодец! Дальше? – Дмитрий довольно усмехался в бороду. – Какая птица?

– Хищная. Ну, этот, – Оля задумалась, – ну… ястреб.

– Понятно. Пустельга называется.

– Ух ты, – засмеялась Оля, – а я, когда маленькая была, думала: в этой песенке поется: "Пустельга – будет солнце"… ну и дальше так же… вместо "пусть всегда".

Дмитрий беззаботно рассмеялся, закидывая лицо к солнцу. Забавная девочка… глупенькая, неумелая, но забавная… Да и нашелся бы другой повод выбраться в родные места? А так – помочь старому другу, просветить девочку… Ей поступать следующим летом…

– Давай подберемся поближе. Только не шуметь!

Оля с горящими глазами вскочила на ноги. Они прошли десяток метров и снова опустились на траву, не отрывая взгляда от пустельги, спокойно сидевшей на сухой ветке.

На солнце набежало маленькое облачко. Пустельга сорвалась с ветки, скользя над лугом, как плоский камешек по воде, плавно и стремительно. Нырнула в траву, взмыла вертикально вверх и застыла крестом над полем, едва покачивая крыльями.

– Охотится? – спросила Оля. Дмитрий молча кивнул. – На мышей, – шепнула она сама себе и замерла с запрокинутой головой, поворачиваясь на одном месте, чтобы не выпустить птицу из виду.

– А как у тебя припев заканчивался? – неожиданно спросил Дмитрий. – "Пустельга – буду я"?

Оле показалось, что эти простые слова он произнес с трудом. Она пожала плечами.

– Угу, – пустельга снова нырнула и взлетела, зажав в когтях крохотный комочек. Спланировала на дерево и исчезла, слилась с ветками.

– Дядь Дим, смотрите, у нее гнездо там! – Оля затеребила Дмитрия за рукав. – Может, и птенцы есть? Может, залезем посмотреть?

– Странно, – задумчиво ответил Дмитрий.

– Что странно? Они на деревьях не живут?

– Да нет, живут… Вот что. К гнезду не полезем – спугнем. И вообще, домой поворачивать пора, темнеть скоро начнет.

– Ну вот, только интересно стало… Но мы завтра придем?

– Да, конечно, – Дмитрий, не оглядываясь, размашисто зашагал к лесу. Оля заковыляла за ним, остановилась, последний раз посмотрела в небо. Там снова висел темный силуэт.

Они сидели в старом доме, в котором когда-то жила семья Дмитрия. Пахло подгнившим деревом, дымом, чем-то кисловатым. Снова шел дождь, но в печи потрескивал огонь, сухое тепло гладило щеки, и от Олиных кроссовок валил пар. Дмитрий разлил по кружкам крепчайший чай и присел рядом с печью.

– Знаешь, я все думаю про твою песенку, – Оля удивленно посмотрела на него. – Да нет, так просто… вспомнил. Мы в детстве с мальчишками в индейцев играли – перья там в голову, луки со стрелами… И тотем у каждого – дух-покровитель… У всех – разные.

– И вашим была пустельга? – догадалась Оля. – Здорово! А почему? Я бы какого-нибудь гризли выбрала!

– У нас было правило – тотемом становится первое дикое животное, которое встретишь в назначенный день. Я нарочно побежал на то поле, по сторонам не смотрел, чтобы все честно. А то получилось бы, как у одного пацана – мышь. Мышь-покровитель! Смех один. А пустельга там и раньше водилась. Я не думал, что и сейчас…

– Как же, – серьезно нахмурилась Оля, – если это ваш дух… ну я не знаю… надо же было навещать, наверное… а ты и не знал?

– Оля, это же игра была, – улыбнулся Дмитрий, – я и забыл про все это давно… А мой тотем, оказывается, до сих пор здесь охотится.

– Ну и ладно, – Оля от души, с поскуливанием зевнула. – Спать ужасно хочется. Я пойду, хорошо?

– Спокойной ночи. А я еще посижу, хорошо у огня…

Дмитрий слабо махнул рукой и застыл, глядя в печь.

Собрались за час до рассвета, выбравшись из домов тайком, – кто на цыпочках через заранее смазанную дверь, кто и вовсе через окно. Пять деревенских пацанов, начитавшихся Майн Рида, Купера и еще Бог знает кого. Сжимая луки во вспотевших кулаках, подобрались к кладбищенскому холму, округлому, крутому, засаженному громадными старыми дубами. Им предстояло взывать к душам предков – и кладбище было самым подходящим местом. Впрочем, на сам холм забраться они не решились, разведя костер у его подножия. А потом, каждый как умел, попросили предков показать им тотемы, и поклялись чтить их. Перочинный ножик прошел по ладоням, и клятва была скреплена кровью. На востоке появилась светлая полоса, мир из черного стал серым, когда Димка, почти зажмурившись, бежал по тропе, спотыкаясь, обливаясь каплями росы, а потом вылетел на поле, залитое низким туманом, и, наконец-то широко раскрыв глаза, посмотрел на заветное дерево. Вот она, эта длинная ветка… Где же пустельга?

Димка поднял голову. Темный крест в сером небе ринулся вниз, взлетел, и в когтях его что-то слабо засветилось, разгораясь все ярче. Пустельга слетела на ветку, вспыхнул короткий огонь, тут же погаснув, и Димка одновременно увидел совершенно высохшую ветку и первые лучи солнца, пробивающиеся через лес. Ошарашенный, он все-таки начал искать взглядом пустельгу, чтобы завершить обряд.

Птицы нигде не было видно. "Наверняка она сгорела. Интересно, что это было? Что делать-то теперь?". И тут же в голову закралась мыслишка: "Да мы же играем! И кто сможет проверить? Скажу, что все сделал, как договорились, и ну их всех". На всякий случай Димка решил все-таки произнести положенные слова. Сглотнув слюну, он пробормотал: "Перед душами моих предков клянусь: пустельга – это я!".

Земля провалилась вниз, в уши ударил ветер. Димка в ужасе попытался схватиться за что-нибудь, но пальцы провалились в пустоту и исчезли. Он почувствовал, как веером раскрываются его перья, ловя поток теплого воздуха. Стало слышно, как под туманом в траве копошится мышь. Чуткое тело бросилось вниз, на безлюдное поле… "Мама!" – пискнул Димка.

Нос щекотало. Робко приоткрыв глаз, Димка прямо перед собой увидел травинку, показавшуюся ему огромной. По стеблю неторопливо ползла зеленая гусеница. Димка встал, отряхнул штаны и побежал домой.

Дрова в печи прогорели, оставив угли с оранжевыми каемками. «Я никому не рассказывал об этом, и не вспоминал никогда. А остальные? Так же, как я – небрежно назвали зверя и больше не вспоминали об этом. Игра скоро развалилась… А потом мы закончили школу и разъехались. И вот ведь… Я единственный из компании вернулся!»

Дмитрий отсутствующе посмотрел на угли. "Ладно, – подумал он, прислушиваясь к тихому Олиному дыханию, – завтра…. посмотрим".

– Дядь Дим, а она все время здесь живет, да? – Оля снова завороженно любовалась пустельгой. Она честно пыталась записывать повадки, количество пойманных мышей и другие подробности, но единственным, что ее занимало на самом деле, были плавные пируэты и стремительное пикирование, мягкие движения птицы, ловящей ветер. Дмитрий с утра был мрачен и неразговорчив, но Оля старалась не обращать на это внимания. «Наверное, пил вчера, пока я спала. Думает – маленькая, не пойму», – сердито подумала она, снова любуясь пустельгой.