Василий Ленский - Звезды Тянь-Шань

Василий Ленский

Звезды Тянь-Шань

Книга четвертая цикла «Система Талгар»

Глава 1

У истоков Сознания

Две рыже-мохнатые собаки отделились от юрты и яростно залаяли. В огромном ущелье их лай был ярким и убедительным. Абдыбай наклонился и взял камень. Эдик глазами искал палку. Я усмехнулся, так как знал, что сейчас выйдет хозяин и утихомирит своих стражей.

Седой старец негромко окликнул собак и они тут же успокоились.

В юрте было прохладно и уютно. Солнце догорало в дымке туч. Рядом с юртой казашка средних лет готовила еду. Она подбрасывала кизяк в печку и регулярно помешивала молоко. Большой казан был заполнен горячим молоком.

Мы не очень устали, хотя наше путешествие по горам отрога Тянь-Шань было затяжным и без тропинок.

Я подал старику пачку цейлонского чая. Он благожелательно покачал головой и с незначительным акцентом сказал:

— Редкие гости в этих горах. Геологи?

— Отдыхаем, — с усмешкой посмотрел Эдик в мою сторону.

Мы пили душистый с дымком чай, когда крепкий парень с молодой казашкой закрыли баранов в загоне и зашли в юрту.

Молоко приятно разошлось по телу истомой покоя.

— Далеко вы ушли в горы, — сказал Абдыбай.

— Горы здесь особые, — многозначительно сказал старец и погладил ладонью седую бороду.

Молодой парень и казашка тут же внимательно повернулись к нему.

— Давно это было. У меня был друг. Батыр, перед которым горы склоняли свои вершины, а заросли и густые ели были для него травой. Любил он девушку. Она жила в этих горах со старыми родителями. Он был из вон той долины, — старик показал в алое пространство, полыхающее от закатившегося солнца. Туда скатывалось ущелье.

Перед моими глазами пошли картины.

— Ты сегодня бледная, Айша, — обнял Батыр девушку за плечи.

— Опять Он, — многозначительно ответила она.

— А как твои родители? — в голосе юноши была тревога.

— Плохо.

Батыр сел на камень и задумался.

— Кто Он?

Девушка слабо пожала плечами.

— Расскажи, Айша.

Но она опустила глаза.

— Нечем. Нет таких слов, чтобы рассказать это. Он владеет горами и движется как тень. Он играет мрачными цветами света. Он заполняет головы различными видениями, а утром все тело вялое, тошнит и болит голова.

— Нет того, кого бы я не укротил, — вскочил Батыр.

— Идем.

Возле юрты сидел отец на очищенном от коры дереве. Его голова была опущена, но он слышал шаги идущих. Батыр сел рядом.

— Плохо, — поднял голову старик. — Надо уходить туда в долину. Теперь он убил овец.

Некоторые из овец лежали на боку, других шатало. Их головы были низко опущены к сухой земле на вытянувшихся шеях. Что-то тяжелое и зловещее присутствовало здесь.

— Его дух еще не ушел, — сказала Айша и поднесла воды лежащей матери.

— Я уничтожу Его, — хрустнул кулаками Батыр.

— Ты не имеешь таких способностей как Он, сынок. Он движется тенью и сразу скользит везде.

— Быть может это дым, газ, смерч?!

— Нет. Он имеет тело. Его тело ощущается. Оно тяжелое, но не имеет форму. Оно разливается и проникает насквозь в овец, в собак и в нас. Оно не совсем прозрачное, но скользит не так как дым. Он ползет по камням, в воздухе. У него тысячи ног и бесконечное число рук. Его пищей является Жизнь всего живого. Он не убивает ни овец, ни деревья, ни птиц. Он отпивает у них часть жизни так, что птицы перестают петь, а деревья смотрят себе под ноги. Цветы рассматривают землю и свои корни. Солнце не радует больше их. Барашки мои не отличают камни от травы и воду от песка. Айша слабнет, а у меня Он всякий раз забирает несколько лет жизни. Я много жил и видел многое. Я видел богатырей и кровожадных злодеев. Я пережил не одно землетрясение и не один ревущий поток селя. Валуны во много раз больше моей юрты как мячики летали над гремящим потоком воды и грязи. Но Это…

Батыр встал.

— Вы мудрый, отец. А мне дана сила. Должно же быть у Него логово. Есть его корни. Я вырву сердце его жизни.

Старик испуганно посмотрел на Батыра, а затем на Айшу. Он боялся за них.

— Уйдем в долину. Там людей много. Они что-нибудь придумают, — суетливо сказал он. Но глаза Батыра горели.

— Где его логово, отец?!

— Я сам не был. Не знаю, — обмяк окончательно он. — Но мой друг был там…

Тут рассказчик остановился, глянул удовлетворенно на наши полуоткрытые рты и оценивающе посмотрел: понимаем ли мы, что друг того старика и есть он. Мы понимали и нам эта «ревизия» ни к чему.

— Он многое знал, — продолжал отец Айши, — он многим владел. Не было ему равных среди джигитов двуречья и семиречья. Он много странствовал и знал тайны многих народов. Во время байги он опрокинул джигита вместе с конем одной рукой и на полном скаку. Однажды, когда в стаде разъярился бык, он убил его кулаком. Он мог прыгать по горным скалам как архар и ловить на бегу горных козлов. Шкуры барсов валялись на полу его юрты.

— Отец…

— Не спорь! Я не случайно тебе это рассказываю. Мой друг знал многие-многие тайны. Он владел мудростью и тайнами далеких народов. Он знал жизнь, как она есть и еще значительно больше, чем способны видеть глаза и слышать уши. Хунхузы обучили его врачевать и перемещаться со скоростью ветра так, что глаз не успевал. Дунгане обучили силе девяти богатырей, уйгуры научили читать тайные писания. В Кашгарии он научился многим мудростям. За горами Тянь-Шань его научили гореть обнаженным на трескучем морозе и быть холодным в пламени. Он знал язык, общий для всех животных и всех тварей. Он не спрашивал, где Тот. Он видел сквозь скалы и лишь посмеивался, когда я пытался его отговаривать.

— Все это — мое Сознание, — говорил друг, — и нет ничего, что не присуще Ему.

— Мудрый был даже в молодые годы, — заключил отец Айман. Это немного утихомирило Батыра, но ненадолго. Он весь сосредоточился, чтобы найти убедительные доказательства, но крепкая рука легла на его плечо и стала давить к земле. В голове поплыли цветные картины. Но безрадостные они были.

Батыр напрягся, но чем больше он прилагал сил, чем быстрее они источались. Кто-то радостно и мрачно пил его молодые усилия.

Одна картина стала сменять другую. Он, Батыр — не он. Он где-то уже далеко. Неведомая сила размазывала его в таинственной печали. Он погружался глубже и глубже…

Я проснулся от того, что чья-то заботливая рука меня укрывала. Становилось прохладно.

«Холодает к утру», — подумал я и заснул еще крепче.

Солнце радостно улыбалось на серых камнях ущелья. Овец уже не было в загоне. Птицы неугомонно и свободно-деловито пели. Трава отливала поблескивающей росой и изумрудной радостью. Пчелы мирно гудели в цветах. Седые великаны горной гряды помолодели белизной солнечных снегов. Дышалось легко и всей грудью.

У горного ручья плескался Эдик в ледяной воде. Он слегка охал и улыбался.

Вода искрилась. Пальцы обжигались ее струящимися ладонями.

— Давай искупаемся, — подошел сзади Абдыбай, — а то я сон какой-то страшный видел.

Он испытывающе посмотрел на меня. Сомневается. Сон ли это.

— Да, — отозвался Эдик. — Чертовщина какая-то. Горный дух, что ли?

— Значит это не сон, — обрадовался Абдыбай. — Я не помню, когда заснул.

— Я тоже, — сказал Эдик.

Я отвернулся от их вопросительных взглядов и сказал:

— Ночевать мы придем сюда. Не сон это. Это быль, да еще с приложением.

Мы решили выйти на ближайшую вершину и осмотреться. Сначала ущелье. Тесное, от отзеркаливающегося скалами солнца.

— Насколько я понял, рассказчик и есть тот джигит, который посетил Это, — прервал молчание Эдик. — Сколько же ему лет? И почему я не помню, когда уснул?

— Наш гостеприимный хозяин многое знает и еще больше умеет, — ответил я. — Жаль Батыра. Сила, горячее сердце, честность, душевные порывы нуждаются в мудрости. Безумству храбрых спето уже не мало песен, пора петь песни мудрым.

— Подожди, подожди, мы разговариваем так, словно это все было по-настоящему, — спохватился Эдик.

— Да это было. И, насколько я ориентируюсь, еще есть, — насколько можно осторожно произнес я. — Поэтому, братцы, предлагаю временно вожаком назначить меня. Стая у нас маленькая, думаю, что не зазнаюсь.

Но старался я зря. Абдыбай напрягся и искоса огляделся по сторонам. Эдик открыто огляделся и сказал:

— Мистики вы. И перестаньте, ты и дед, нас разыгрывать.

Тропа кончилась, но что-то наподобие дороги огибало темную скалу.

— Отдохнем, — сказал я и повернулся лицом в сторону долины.

— Ну, вождь. По моему мы еще не устали, — упрямо остановился Эдик.

— Вот, — показал я на рукотворный камень. — Здесь что-то интересное.

Камень оставался левее, если смотреть вниз по ущелью. Еще левее была красивая площадка. Такие места удобны для стоянок. В горах для юрты, загона, подачи воды не так часто встречаются удобные площадки. Эта же была идеальной.