Отдельная реальность - Карлос Кастанеда

Карлос Кастанеда

Отдельная реальность

Carlos Castaneda

A Separate Reality

© 1971 by Carlos Castaneda

© ООО Издательство «София», 2014

Введение

Десять лет назад мне посчастливилось познакомиться с индейцем племени яки из Северо-Западной Мексики. Я называл его дон Хуан. В испанском языке обращение «дон» выражает уважение. Мое знакомство с доном Хуаном произошло при обстоятельствах, в общем-то, случайных. Мы с моим приятелем Биллом сидели на автобусной станции пограничного городка в Аризоне. Мы молчали. Была вторая половина дня, и летняя жара казалась просто нестерпимой. Вдруг Билл наклонился и тронул меня за плечо.

– Смотри, вот человек, о котором я тебе говорил, – шепотом произнес он и многозначительно кивнул в сторону входа. Я проследил за его взглядом и увидел старика, только что вошедшего в помещение станции.

– Что ты мне о нем говорил? – спросил я.

– Это тот самый индеец, помнишь? Который разбирается в пейоте.

Я вспомнил. Однажды мы с Биллом целый день проездили на машине в поисках «эксцентричного» мексиканского индейца, который якобы жил где-то неподалеку. Тогда мы так и не нашли его, причем мне казалось, что местные индейцы, которых мы расспрашивали, намеренно указывали нам неверное направление. Билл рассказывал, что этот человек – «герберо», как в Мексике называют собирателей и продавцов лекарственных растений, и что он очень много знает о галлюциногенном кактусе пейоте. Дело в том, что я в то время занимался сбором информации о лекарственных растениях, используемых индейцами Юго-Запада США, а Билл выполнял роль моего гида, так как неплохо знал те места.

Билл поднялся, подошел к старику и поздоровался. Индеец был среднего роста. Его седые короткие волосы слегка прикрывали уши, как бы подчеркивая округлость головы. Множество глубоких резких морщин на очень смуглом лице говорили о преклонном возрасте. Однако тело индейца выглядело сильным и собранным. Некоторое время я наблюдал за ним. Меня изумила легкость его движений – она никак не вязалась с его возрастом.

Билл знаком подозвал меня.

– Он славный парень, однако понять я ничего не могу, – сказал мой приятель, когда я подошел. – Мне кажется, что его испанский сильно исковеркан и полон деревенского сленга.

Старик взглянул на Билла и улыбнулся. А Билл, который знал по-испански всего несколько слов, соорудил какую-то совершенно бредовую фразу. Он с надеждой посмотрел на меня, как бы спрашивая, имеет ли сказанное им хоть какой-то смысл, но я так и не понял, что он хотел сказать. Билл пожал плечами, смущенно улыбнулся и отошел. Старик посмотрел на меня и засмеялся. Я объяснил, что мой приятель иногда забывает, что не говорит по-испански.

– Кажется, он к тому же забыл нас познакомить, – заметил я и представился.

– А я – Хуан Матус, к вашим услугам, – сказал старик.

Мы обменялись рукопожатиями и некоторое время молчали. Нарушив молчание первым, я стал рассказывать о своей работе. Я сказал, что меня интересует любая информация о растениях, в частности о пейоте, добавив, что уже довольно много знаю в этой области. Честно говоря, я был в этом полным невеждой, особенно в том, что касалось пейота. Но мне казалось, что если я прихвастну, то старик отнесется ко мне с большим уважением. Однако он молчал, терпеливо слушая чушь, которую я нес. Затем он медленно кивнул и посмотрел мне в глаза. Я запнулся на полуслове. Его глаза сияли собственным светом. На мгновение я почувствовал, что он видит меня насквозь. Мне стало не по себе, и я отвел взгляд.

– Лучше заходи как-нибудь ко мне домой, – сказал он наконец. – Возможно, там нам будет проще разговаривать.

Произошла некоторая заминка. Я не знал, что ответить, и чувствовал себя не в своей тарелке. Вскоре вернулся Билл. Он, видимо, почувствовал мое состояние, но не сказал ни слова. Какое-то время все напряженно молчали. Затем старик поднялся – подошел его автобус. Он попрощался и вышел.

– Не слишком хорошо пошло? – спросил Билл.

– Нет.

– А ты спрашивал его насчет растений?

– Спрашивал. Но, похоже, свалял дурака.

– Я же тебя предупреждал, что он очень странный. Местные индейцы его знают, но никогда о нем не говорят. А это что-нибудь да значит.

– И все же он пригласил меня к себе домой.

– Он тебя надул. Конечно, ты можешь приехать к нему домой. А дальше что? Он никогда тебе ничего не скажет. И если ты начнешь его расспрашивать, он высмеет тебя как последнего идиота.

Билл убежденно сказал, что уже сталкивался с подобными людьми, которые поначалу производят впечатление очень знающих. На них не стоит тратить времени, потому что в конце концов оказывается, что ту же информацию можно получить от кого-то другого, кто не строит из себя недоступного. Лично у него, добавил Билл, нет ни времени, ни терпения разбираться в старческих причудах, и старик, скорее всего, просто пускает пыль в глаза, а на деле знает о травах не больше любого другого.

Билл говорил что-то еще, но я не слушал. Мои мысли все еще были заняты старым индейцем. Он знал, что я блефую. Я помнил его глаза. Они действительно сияли.

Я приехал к нему через пару месяцев, но уже не столько как студент-антрополог, интересующийся лекарственными растениями, сколько как человек, охваченный неизъяснимым любопытством. То, как он тогда взглянул на меня на автостанции, было беспрецедентным явлением в моей жизни, и желание знать, что крылось за этим взглядом, стало для меня чуть ли не навязчивой идеей. И чем больше я думал, тем более необычный смысл все это приобретало.

Мы с доном Хуаном подружились, и в течение года я приезжал к нему множество раз. Вел он себя очень уверенно и обладал превосходным чувством юмора. Но во всем, что он делал, чувствовался какой-то скрытый смысл, неизменно от меня ускользавший. В его присутствии меня охватывало ощущение странного удовольствия, и вместе с тем – не менее странного беспокойства. Он мог не делать ничего особенного, но, даже просто находясь рядом с ним, я неизбежно вовлекался в фундаментальную переоценку всех своих моделей поведения. Вследствие воспитания, я, как и любой другой, был склонен рассматривать человека как существо по сути своей слабое и подверженное ошибкам. В доне Хуане поражало то, что он ни в коей мере не производил такого впечатления. Более того, находясь в его обществе, я не мог не сравнивать его образ жизни со своим. И сравнение это всегда оказывалось отнюдь не в мою пользу. Пожалуй, более всего в тот период наших отношений меня поразило одно его заявление о нашем внутреннем принципиальном отличии. Однажды я ехал к дону Хуану, чувствуя себя глубоко несчастным. Вся моя жизнь тогда складывалась как-то не так, и на меня постоянно давил груз целого ряда внутренних психологических конфликтов и неувязок. Подъезжая к его дому,