Монах Меркурий - В горах Кавказа (Записки современного пустынножителя) Страница 54

Не теряя понапрасну времени, пчеловод на другой же день отправился в Сухуми. Там он взял палатку, которая хранилась в доме знакомых, прихватил с собой рулон толи и еще кое-что необходимое. А на следующий день, утром, сел в автобус и возвратился к селу Чины. Не доезжая до остановки, вышел и уже знакомым путем пошел в пустыньку. Пришел уже к вечеру, поспешно поставил палатку, собрал дрова и разжег большой костер для защиты от медведя. Поддерживая огонь, всю ночь просидел у костра. Чуть свет, немедля ни минуты, пошел на Верхние Барганы и взял у Василия плотницкий инструмент. На обратном пути зашел на Сухую Речку. Там ему дали лом, кирку и две лопаты. И вот началась расчистка площадки для кельи — спешная и тяжелая работа.

Рано утром, когда на лесоучастке не могло еще быть лесника, он валил каштаны и распиливал на отрезки нужного размера. Осторожно сдирал с них кору и клал ее на землю штабелем, крест-накрест, чтобы она не коробилась. Толстые баланы ранним утром раскалывал пополам и потом работал легкими ударами топора, чтобы не услышал лесник. Дело успешно продвигалось.

Однажды неожиданно начался сильный дождь. Брат второпях схватил в руки весь плотницкий инструмент и забежал с ним в палатку. Вдруг, каким-то странным образом, топор вырвался из руки и упал лезвием на правую ногу. Сквозь разрубленное место из сапога полилась кровь. Пчеловод быстро разулся, перетянул ногу ниже колена шнуром, лег на спину и поднял ступню вверх. Через несколько минут кровотечение приостановилось. Пустынник разорвал полотенце, забинтовал им рану и слегка ослабил шнур. Кровь стала просачиваться сквозь повязку, но вскоре свернулась. Раненый вышел из палатки, отпилил себе палку и смастерил из нее костыль, намереваясь назавтра дойти до дороги и уехать в городскую больницу. До этого случая брат ежевечерне разжигал вблизи палатки огромный костер из толстых чурбаков, и они, не затухая, горели до самого рассвета. Но в тот вечер боль в ноге лишила его такой возможности, и он лег спать без костра. Ночью проснулся от близкого шума: в нескольких шагах от палатки медведь ворочал коряги. Превозмогая боль, пчеловод отыскал ощупью топор, взял в руку и вышел наружу. Вокруг была непроглядная тьма. Медведь спокойно продолжал свое занятие. Брат крикнул на весь лес и стал хлопать в ладоши. Прислушался — вокруг тишина. Постояв несколько минут, зашел в палатку. Сел на лежанку и просидел до рассвета, ни разу не услышав ни малейшего шороха.

Когда рассвело, брат начал развязывать повязку, с болью отрывая от рассеченного места присохшее полотенце. В глубокой ране, раскрывшейся до самой кости, виднелось перерубленное сухожилие большого пальца. Он не двигался. Положение казалось безнадежным. О задуманном путешествии нечего было и думать. Брата объяла паника. Что делать?! Как быть?! При всем желании он не в силах был самостоятельно дойти не только до дороги, но даже до кельи отца Серафима. “Ах, если бы мне сейчас хотя бы несколько капель освященного масла!” — с грустью подумал пчеловод. И вдруг его осенила спасительная мысль: можно самому сделать освященное масло, имея святую воду. Он налил в бутылку с оливковым маслом святой воды, обильно намочил им оторванную от полотенца тряпицу и капнул несколько капель в рану. Потом наложил на нее тряпочку и обвязал ногу полотенцем. Прошло не более получаса, и боль в ноге прекратилась. Жесткость в ране смягчилась. Сустав ступни стал безболезненно сгибаться и разгибаться. Брат взял костыль и, слегка опираясь на него, вышел из палатки. Немного походил, разрабатывая ступню, а затем решил взглянуть на то место, где медведь ворочал коряги. Придя туда, он убедился, что ночью здесь действительно хозяйничал косолапый. Медведь, по всей вероятности, ни о чем не подозревая, преспокойно отыскивал и ел улиток. Когда же испугавшийся пустынник закричал страшным голосом и стал хлопать в ладоши, зверь с перепугу столько нагадил, что этому нельзя было не подивиться.

Ближе к вечеру, как и всегда, брат заготовил дров и разжег костер. Зашел в палатку, развязал повязку, обильно помазал освященным маслом рану и лег спать. Поднявшись утром с лежанки, надел на левую ногу сапог, а правую замотал портянками, натянул на нее целлофановый кулек и пошел на свою обычную работу, не чувствуя боли в ноге. Как и в минувшие дни, так же пилил, тесал, подымал с земли и носил на плече тяжелые плахи и столбы, продолжая строить келью, как будто ничего особенного не произошло.

Чудеса случаются и в наши дни, но только мы, по своему маловерию, не замечаем их… Постепенно рана, без малейшего загноения, стала заживать и вскоре совсем исчезла. Срослось и сухожилие. Палец, как и прежде, свободно сгибался и разгибался.

Установив каркас кельи, брат набил по стропилам прожилины и накрыл крышу заранее приготовленными пластинами каштановой коры. Сверху покрыл их толью, а затем сделал потолочное перекрытие. После этого перебрался из палатки на чердак и костры на ночь уже не разжигал: медведь теперь был не страшен.

За сорок дней пчеловод закончил основную работу: построил келью и дровяник под отдельной крышей.

Вскоре он отправился в город, чтобы привезти оттуда книги, иконы, свечи, ладан, лампадку, а также кухонную и хозяйственную утварь. В Сухуми пришлось задержаться больше недели.

В это время, на сто третьем году жизни, отошел ко Господу старец Серафим. Василий пришел к брату, но в келье его не застал. Тогда он добрался до Сухой Речки и попросил Ангелину и двух братьев помочь ему похоронить старца. Почивший в Бозе отшельник сделал себе гроб еще сорок лет назад. Давным-давно он вырыл и собственную могилу. Здесь его и похоронили.

ГЛАВА 52

Старики-охотники — Убийство в лесу — Арест Василия — Бегство — “Где Василий?!” — Издевательство над Ангелиной — Смерть от ожогов

После кончины отца Серафима Василий продолжал подвизаться на прежнем месте. У него была небольшая пасека и необходимые продукты. Ореховое дерево с избытком вознаграждало его своими плодами. С огорода он получил обильный урожай кукурузы, фасоли и картофеля. Условия жизни во многом облегчились. Но… враг рода человеческого, не дающий спокойно жить никому из ревностно подвизающихся, замыслил против Василия новую каверзу.

Однажды осенью в его келью зашли два старика-охотника, оба — греки. Усмехаясь, они сказали:

— Мы пришли тебя развеселить, а то ты скучаешь тут один.

Эти непрошеные гости вели себя, ничуть не стесняясь, как в собственном доме. Расположились на ночлег, обезоруживая своей наглостью, затем достали бутылку. Развеселившись, они закурили и повели пьяную беседу, пересыпая слова отборной бранью. Утром, основательно опохмелившись, старики ушли, предупредив Василия, что вечером вернутся на ночевку. Не прошло и часу, как из леса появились два молодых охотника-армянина. Василий в это время пилил возле кельи дрова. Не задерживаясь, они вновь скрылись среди зарослей, и вскоре оттуда послышались два выстрела один за другим. Увидев возвращающихся армян, послушник спросил, в кого они стреляли.

— Да убили тут двух зайцев, — ответил один из них.

Армяне быстро ушли.

У Василия возникло сомнение. Шли на охоту и вдруг, ни с того ни с сего, возвратились. Почему? Да и зайцев при них не было. Вообще в этих местах он никогда не видел ни одного зайца.

Вечером старики ночевать не вернулись.

Через пять или шесть дней пришел к Василию какой-то незнакомец и стал расспрашивать его о стариках-охотниках. Василий рассказал пришельцу о том, что произошло. Тот спросил, знает ли он армян. Василий откровенно ответил, что одного из них видел несколько раз прежде, а второй ему незнаком. Выслушав его и не сказав ни слова, человек вышел из кельи и отправился по тропе в сторону Георгиевки. Через неделю он снова пришел, но уже не один, а с милиционером. Милиционер объявил, что Василий арестован. Они тщательно обыскали келью и, не найдя ничего подозрительного, повели Василия в Георгиевку.

Арестованный пустынник уже много лет не состоял ни на военном, ни на гражданском учете. Не было у него и документов, удостоверяющих личность. Василий смекнул, что в отделении милиции непременно составят акт, заведут на него дело и будут судить. Когда проходили через огород на Сухой Речке, незнакомец, отделившись от них, направился в келью Ангелины, а милиционер по естественной надобности отошел в сторону и скрылся в зарослях самшита. Василий решил не упускать удобного момента и бросился вниз по косогору знакомой ему тропой. Через полтора часа он уже был у себя в келье. Схватил второпях пиджак, теплую обувь, зимние брюки, шапку и убежал в заросли. У него на примете было одно естественное укрытие, наподобие штольни, в котором обрела себе приют дикая свинья. Вот туда он и спрятался, не вылезая наружу более трех суток.

Как оказалось, незнакомец был сыном одного из тех стариков-охотников, которые ночевали у Василия и потом пропали без вести. В результате беседы с Василием у грека возникла такая версия: его отец имел ценное заграничное ружье, о чем знали все охотники-любители Верхнебарганского охотничьего участка. Решив завладеть ружьем, армяне выследили отца с его товарищем и, чтобы избавиться от свидетеля, застрелили обоих. Коварный грек решил посадить Василия за решетку и потом одного за другим приводить к нему на опознание всех охотников, какие бывали на Верхнебаргинском участке, надеясь, что Василий укажет на знакомого ему армянина. Окаянный и не думал о том, что человек, на которого Василий должен был указать пальцем, сделался бы впоследствии его смертельным врагом. К тому же Василия продолжали бы томить за решеткой вместе с убийцами только потому, что он не имел документов. Легко представить, что ожидало Василия, если бы он вовремя не убежал!