Легенды о проклятых3. Обреченные - Соболева Ульяна "ramzena" Страница 26

Староверы поговаривали, что руки утопленников тянут к себе живых, дабы высосать с них души и утолить жажду мести. Ведь несколько сотен лет тому назад, когда земля принадлежала не только трем главным королевствам, но и мелким лионствам с маленькой численностью населения, имевшим суверенитет и иногда весьма прибыльное и выгодное месторасположение, Рамстан Третий, прадед Ода Первого, захватил северное королевство Суманжи и всех его жителей, включая стариков и детей. Их согнали на Мерцающее озеро и, привязав камни на шеи, утопили.

Инквизиция Лассара утверждала, что все они –приспешники саананские, мадоры, нагоняющие напасти и хворь на людей, оборачивающиеся зверьми дикими и поклоняющиеся идолам. На месте руин города Суман все еще оставались высеченные из камня фигуры богов. Вязкая грязь добралась и до них, и теперь они торчали из воды, как жуткие призраки прошлого, погубившие тех, кто в них верил.

На самом деле Рамстан присвоил себе плодородные земли у горячего источника с залежами драгоценных камней в горах у самой кромки воды. Но земля Суманжей была словно проклята. Урожаи горели, как в засуху, оползень похоронил под собой все рудники вместе с лассарскими рабочими-рабами, а потом и само озеро начало наполняться горячей грязью, превращаясь в лютое место, где по ночам слышались крики мертвых людей, плач младенцев и проклятия суманжских женщин, погребенных в заводи вместе со своими детьми.

Рамстан не поверил, сам приехал на рудники и…все его войско пошло ко дну при переходе через заводь по узкому мостику, а сам велиар вернулся в лагерь бледный как смерть. С тех пор он тронулся умом, и на трон взошел его брат.

Лассары бросил Суманж, и никто из них больше никогда не приближался к этому гиблому месту. Здесь не рыскали даже баорды, а валласский дозор и подавно обходил это место стороной. Но Алс дас Гаран прав: это место было стратегически идеальным для нападения на Нахадас в самые кратчайшие сроки.

Мои люди наотрез отказывались идти, пока я не пригрозил лично утопить самых трусливых в Мерцающем. Сивар притихла и вцепилась в прутья своей клетки, глядя вдаль белыми глазами. Я ничего у нее не спрашивал, потому что не хотел слышать ответов – они бы не изменили моего твердого намерения идти в Нахадас именно этой дорогой. У меня не было выбора.

Да и я не суеверен. Смешно верить в потустороннее, когда прекрасно знаешь, какая на самом деле тварь живет внутри тебя и что ты человек лишь условно с огромными оговорками. Мне было плевать на россказни перешептывающихся воинов. Самое страшное, что нас здесь ожидало – это вероломство астрана и мое обманутое доверие. Моя рука ни на секунду не отпускала рукоять меча. В любое мгновение я был готов разрубить на куски ублюдка Ода Первого, который походил на него как две капли воды…как, впрочем, и на Одейю. Каждый раз, когда я смотрел на его спину и на развевающиеся белые волосы, мне хотелось снести ему голову мечом и посмотреть, как она покатится по припорошенной снегом грязи и как уйдет под булькающую воду. Но у меня в висках пульсировали его слова, что она меня ждет. Да, умом понимал почему: я – ее единственная надежда выжить, а сердце, оно, проклятое, дергалось и агонизировало от какого-то идиотского счастья и предвкушения встречи. Я лишь панически боялся не успеть. Боялся, что Данат казнит ее. Саананский сукин сын перестал бояться даже Ода Первого. И я хотел понять почему. Что именно заставляло эту подлую тварь не трястись за свой жирный зад? Кто обещал Астрелю прикрыть его…кто-то хотел, чтоб он казнил Одейю? И в ту же секунду меня словно било ножом под дых, и я с трудом сдерживал стон. Идиот. Жалкий идиот. Какая разница, кто и зачем? Разве ты сам не за тем идешь по ее следам, чтоб лично казнить красноволосую суку? ЛИЧНО! Именно! Лично и никак иначе. Только мне решать, как, где и когда. И ни одна тварь не имеет права даже пальцем ее коснуться, не так посмотреть или оскорбить хотя бы словом. Что бы ни натворила эта шеана, она моя женщина. И ничто этого не изменит, даже ее смерть. Астран вдруг осадил коня, и я поднял руку, давая знать отряду, что мы не двигаемся дальше. Спустя секунду мы поняли, почему он остановился – в темноте по всей поверхности болота вспыхивали огоньки, словно из-под вонючей жижи вырывались языки пламени.

- Он ведет нас в пекло – это лассарский лазутчик. Мы все здесь умрем!

Я резко обернулся к одному из воинов.

- И ты будешь первым, если еще хотя бы слово вырвется из твоей пасти.

Посмотрел на астрана – он удерживал коня, глядя на огни, словно впал в оцепенение, и вдруг повернулся ко мне и с отчаянием в глазах простонал:

- Оно нас не пускает…Началось время мерцания.

- И что это значит? – спросил я, глядя астрану в глаза, такие же цветом, как и у Одейи.

- Это значит, что вода внутри горит. И огонь прорывается даже через корку льда. Там под землей проснулись вулканы, в недрах земли из самого пекла саананского, и несколько раз в году это пекло вырывается наружу.

- И как ты собирался нас провести через это место, если повсюду трясина и эта огненная дрянь?

- Под водой есть каменная гряда, она разделяла озеро на две части. Я точно знаю, где она проходит….

- Тогда в чем дело? Чего мы ждем? Или ты завел нас в ловушку? – выдернул меч из ножен наполовину, - Отвечай, лассар!

Он даже не взглянул на мой меч, а его глаза лихорадочно блестели. Он был взволнован до такой степени, что, несмотря на холод, на его лбу выступили капли пота.

- Дело в том, что камни нагрелись и могут начать проваливаться глубже…вы все можете пойти ко дну, - сказал он и стиснул челюсти до хруста, - или сгореть живьем.

- Могут или начнут?

- Я не знаю, как давно началось мерцание. Где и как часто вспыхнет огонь. Многие из вас могут погибнуть. Я должен был сказать вам об этом… а вы решайте, что делать дальше. Но если повернем, в Нахадасе будем не раньше, чем через двое суток.

Он давал мне право выбора – рискнуть своими людьми или рискнуть жизнью Одейи. Благородно, Саанан его раздер!. Слишком благородно для лассарскго ублюдка. Впрочем, речи его отца тоже звучали благородно, когда он рассказывал моему о мирном соглашении и заручался его поддержкой, а потом вероломно отнял наши земли и вырезал как скот наших людей. Я встретил напряженный взгляд Сайяра, а потом посмотрел на своих людей. Я больше не мог рисковать ими. Не мог заставлять проливать кровь ради дочери их лютого врага. В Нахадасе только моя война. И если никто из них не пойдет за мной, я сделаю это один.

- Лассар говорит, что дальше идти опасно и все мы можем погибнуть. Но это единственная быстрая дорога в Нахадас. Половину пути мы уже прошли. И враг не ожидает, что мы выйдем с этой стороны – наша победа может быть сокрушительной и быстрой. Но ее может и не быть вовсе. Каждый из вас волен решать, куда он идет дальше и на что готов пойти ради Валласа и своего велиара. Я собираюсь идти через это болото и возьму с собой лишь тех, кто готов рискнуть вместе со мной. Кто не готов, может вернуться назад и идти в Нахадас безопасной дорогой, чтобы поспеть нам на помощь через несколько суток. Выбор за вами. Вас за него не осудят и не казнят.

Люди молчали, а у меня холодок пополз вдоль позвоночника, и в горле как кость застряла – вот он момент истины: не тогда, когда в страхе падают ниц и целуют руки. Настоящая преданность проявляется тогда, когда есть возможность ее вовсе не проявлять.

- Кто готов идти со мной, поднимите ваш меч.

Первым вздернул руку Сайяр. Лезвие сверкнуло красным, отражая вспыхивающее пламя. А у меня дыхание участилось… «ну что, Рейн Дас Даал, вот ты и посмотришь, кто и правда готов с тобой умереть, а кто боялся все это время за свою шкуру».

- Я за вас хоть в пасть к Саанану, если вам это нужно. Я присягнул вам в верности, еще когда вы в люльке лежали и палец сосали. Я с вашим отцом три войны прошел.

Фарнан поднял руку с мечом. И седые волосы волной упали ему на лицо. Здоровенный детина, с косичками у висков и длинной седой бородой. Меч в его огромном кулаке казался детской игрушкой.