Легенды о проклятых3. Обреченные - Соболева Ульяна "ramzena" Страница 42

Не блаженная она, а светлая и добрая. Не бывает таких. Это только ему, Тамасу, счастье досталось. Потому что заповеди не нарушал и Иллину служил всегда от всего сердца. Вот и послал он ему, несчастному заике, такое сокровище.

Конечно, мать Лаис предупредила его, что девушка не совсем обычная и что видит то, чего нет на самом деле. Но Тамасу это и не важно было. А потом они в дождь попали и спрятались в хлеву. Там он и взял её девственность. Само собой произошло. Вроде не хотел. Трогал, гладил и …как-то все настолько далеко зашло. У него были женщины и раньше. Данат об этом не знал, конечно. А брат Верховного астреля по девкам продажным ходил. Как поедет в город, так и навестит путан местных.

Конечно, его Лаис не такая. Поехал к брату разрешения на брак просить, но тот отказал, выгнал. Даже разговаривать не стал.

Несколько месяцев Тамас с Лаис встречался перед тем, как она о беременности сказала. Тогда он и решил, что знак это свыше. Обязан жениться, несмотря на протест Даната. На то воля Иллина. И женился. Даже гордость за себя взяла, что смог наконец-то хоть раз в жизни по-своему сделать. Вот и брат его простил и жену принял. Того и гляди, всё наладится. В дом отцовский переедут и заживут с ребёночком, как и мечтали вдвоем.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. РЕЙН

Позади раздавались дикие вопли, треск огня и звон металла. Воняло гарью, паленой плотью, кровью, смертью и победой. Я втягивал эту вонь полной грудью так сильно, что она разрывала мне легкие и вскрывала вены бешеным адреналином. Смотрел, как горит десятая по счёту деревня по дороге к Талладасу. Солдаты творили то, что творят на любой войне – они грабили, насиловали и убивали. Озверевшие от бойни с лассарами и от жажды мести. Дорвались до нее, как голодный каторжник до тела шлюхи. Это не было утонченное смакование возмездия это была быстрая, жестокая и кровожадная расправа тех, кто хоронили своих детей, жен, матерей и отцов. Тех, кто десять лет прожили в рабстве. Они возвращали долги. Сторицей и щедро. Я им не мешал. Мне было плевать, сколько лассарок они раздерут на части, сколько младенцев бросят в колодцы и сколько стариков вздернут на деревьях. Как по мне, так тысячу лассаров за одного валлассара. Я не хотел брать пленных, не хотел завоеваний, знамен на цитаделях и рабов. Я хотел полного уничтожения. Сравнять с землей каждый город и деревню. Не оставить ни одного лассара в живых. Превратить королевство убийц и палачей в руины, а затем в пустыню. Потом я подниму здесь свои города. На их проклятых костях. Глупцы те, кто считают, что, захватив народ и подмяв под себя, можно привить ему свою культуру, навязать свои убеждения и религию. Нет и еще раз нет. Это временная отсрочка, это мясо, которое гниет внутри и распространяет вокруг себя смрад и трупный яд. Медленно и верно. Это мертвецы, которые восстанут из могил, чтобы жрать захватчиков живьем, как только у них появится такая возможность. Поэтому я уничтожал всех, зачищал за собой каждый отвоеванный периметр. Только так я мог считать, что это место принадлежит мне. Я испытывал дичайшее удовольствие, когда смотрел на хаос, который мы оставляли после себя, на груды мертвых тел, пылающие в огне. Вот он ад. Он на земле. И вершит его не Иллин и не Гела, а человек или тот, кто был человеком, а теперь сам Саанан позавидует моей изощренной жестокости.

- Пощадите, - кричала какая- то женщина позади меня, - пожалуйстааа. Не надо.

Даже не обернулся, когда вопль закончился стоном и бульканьем таким характерным, что я точно знал, как она умерла – ей перерезали глотку. Некоторых из них заберут с собой, чтобы трахать в пути до следующей бойни. Потом возьмут новых, а этим вспорят животы и оставят подыхать в снегу.

Медленно развернулся и с удовлетворением посмотрел на дорогу, ведущую от деревни в сторону Лурда – на кольях красуются улыбающиеся головы мертвецов. Когда-то Од Первый хотел, чтоб ему улыбались – теперь моя очередь оставлять после себя лес смеющихся трупов. Каждый, кто будет ехать по этой дороге содрогнется от ужаса и выблюет свои кишки. Я ждал, когда мои солдаты насытятся местью и снова вернутся в строй, чтобы идти дальше за победой. Они уже не остановятся, как и я. Наша численность росла, хотя мы и несли потери, но в каждой деревне или городе к нам присоединялись освобожденные рабы. Изможденные и израненные, они упрямо брали в руки любое оружие и приносили присягу мне и Валлассу. И это были самые страшные бойцы-фанатики, которые напоминали голодных и злых зверей в человеческом обличии. Они не щадили никого. Они последними выходили из пламени, похожие на саанов с окровавленными руками и лицами, а в глазах пьяный блеск наслаждения. Я был для них больше, чем Гела – я дал им то, чего они жаждали долгие годы, и за это они падали передо мной ниц и целовали мои сапоги. Когда мы дойдем до самого Тиана и я займу трон Ода Первого, каждый из моих воинов получит золото и клочок своей земли. Мы будем строить новый мир. Без лассаров.

Ко мне подвели коня, и я запрыгнул в седло, глядя вперед на горизонт, затянутый дымом. Поднял вверх руку с мечом и услышал рев своих воинов позади себя. С каждым воплем тело наполнялось триумфом и почти наркотическим опьянением. Словно и я, и они, хлебнув вражеской крови, стали в сто крат сильнее. Теперь я шел навстречу Маагару, если трусливый пес не сбежал под кресло к своему папочке, то довольно скоро мы с ним свидимся с глазу на глаз, и он отдаст мне то, что забрал. Да, я шел за ней и намеревался вернуть обратно.

Одейя дес Вийяр принадлежит мне, и я не собирался менять ее ни на каких условиях, и проклятый лассарский ублюдок отдаст мне мою наложницу. И не важно, что потом я лично отрублю ей голову.

Сайяр поравнялся со мной и протянул мне флягу с дамасом.

- За победу, мой дас, - сказал он, а я сделал большой глоток из фляги, чувствуя, как обжигает горло и растекается по телу кипяток, согревая омертвевшее тело. Каждый бой приближал меня к ней, и это подстегивало похлеще любой жажды крови врага. Потому что её крови я хотел больше всего. Но напоследок. На закуску, как самый вкусный десерт.

- За победу.

Он выжил…Точнее, я остановил казнь, когда Сайяр потерял сознание. Наказание было достаточным и для него, и для меня. Я не хотел, чтобы он умирал. Только не так. Не как преступник и предатель. Пусть умрет за меня в бою, как он и хотел. Но я не думал, что Сайяр пойдет за мной именно сейчас. Раны от плети были слишком многочисленны и глубоки, а лошадь таскала его по площади несколько кругов. Он встал в ряды воинов сам. Бледный, взмокший от слабости, но встал в строй. В этот момент я понял, что сделал правильный выбор, оставив его в живых. Да, он допустил, чтобы моя женщина трахалась с пленным лассаром и сбежала у меня из-под носа; да, он ее не догнал и не вернул обратно…Но из-за этой суки я не стану казнить самого преданного мне воина. Она недостойна, а Сайяр вынес хороший урок. Более того, теперь между нами уже ничего не стояло. И я видел в его глазах гордость и дикое восхищение. Все же он был прав –лассарская шеана крутила мне мозги и яйца, делая из меня безвольного идиота, готового ради нее отступиться от своей войны. Я рад, что мои глаза вовремя открылись, и мне жаль, что столькие поплатились жизнью из-за лживой твари, истинной дочери Ода Первого. Я мог защитить её, я мог ради нее дарить жизнь своим врагам и отнимать у своих воинов, но, так или иначе, я шел бы на Лассар войной и тащил ее за собой, нравится ей это или нет. Я не считал, что она меня предала, нет. Я считал себя доверчивым идиотом, который принял желаемое за действительное, а она…она выживала, как умела и сдержала свое слово. В какой-то мере я готов был восхититься этим, но я так же понимал, что больше нет ни единого шанса для нас. Для меня. Одейя дес Вийяр - дочь того, кто убил всю мою семью, и больше не будет пощады – я казню её как самого лютого врага. Я казню её как любимую женщину, которая посмеялась над моими чувствами и заставила поверить в Рай на земле посреди кромешного Ада. Я казню её как призрак нашего прошлого, чтобы в будущем больше никогда и ни от кого не зависеть. Наверное, потом я сам буду корчиться в дикой агонии и рыдать, как ребенок, но обоим нам уже не ходить по одной земле. Эта женщина принадлежит мне мертвая или живая. Её сердце будет храниться рядом со мной до самой моей смерти, и в огонь Преисподней я уйду вместе с ним.