Варвара Карбовская - Его галстуки

Варвара Карбовская

Его галстуки

Я и прежде смутно догадывалась, что галстук в мужском туалете – это не только придаток к рубашке или костюму, но также в какой-то мере и выражение характера.

Чтобы проверить, так это или нет, я приглядывалась к покупателям и разговаривала с продавщицами, миловидными девушками, в отделе галстуков центрального универмага. Это было довольно занятно, и об этом можно кое-что рассказать. Но окончательно я убедилась в том, что галстук – выражение характера, когда совершенно случайно познакомилась с коллекцией галстуков одного такого галстуконосца.

С женой этого человека я разговорилась именно у прилавка с галстуками. Это была маленькая, незаметная, чем-то озабоченная женщина. И я даже сперва не обратила на нее внимания.

Поначалу мне бросилась в глаза одна пара, муж и жена. Оба они были солидные и выглядели, если можно так сказать про людей, добротно, как здания, построенные на века: крепости, храмы, лабазы.

Продавщица мне уже объяснила, что существует несколько разновидностей покупателей. Например, покупатель уравновешенный (вне зависимости от возраста), строгий к себе и к окружающим. Он, выбирая галстук, говорит: «Дайте мне какой-нибудь приличный…»

– Как будто существуют неприличные галстуки? – смеясь спросила я у хорошенькой продавщицы.

– Существуют, – серьезно сказала она. – Но у нас в магазине они не продаются. Их кто-то откуда-то привозит, и любители их «достают». Сегодня в магазин должен зайти один мальчик по имени Альбертик, на нем, наверно, будет как раз такой галстук.

– Ну, а еще какие бывают покупатели?

– Бывают такие, которые сами не знают, что им нужно, но непременно что-нибудь особенное, из ряда вон выходящее. Такие во что бы то ни стало хотят быть заметными, производить впечатление.

– Понятно. Хотя бы галстуком.

– Есть еще покупатель, которому, как говорится: и хочется, и колется, и маменька не велит. Ему чтоб и модненько, и скромненько, и чтоб не дорого. Такой долго роется у прилавка.

Подошедшая супружеская пара искала «приличный» галстук. Наверно, они все покупки всегда делали вместе. Он сказал:

– Покажите мне что-нибудь к серому костюму.

Продавщица механически-вежливо ответила, что к серому идут все цвета: и бордо, и электрик, и зеленый.

– Бордовый и электриковый исключаются, – вдумчиво сказала жена.

– Зеленый тоже, – твердо сказал муж. – Я не попугай. Что-нибудь полосатенькое, строгое.

– Строгое в полоску, – подтвердила жена. – Или серое, в тон.

Продавщица выложила несколько галстуков с серовато-синими полосами и просто серых. Покупатель взял один из них, приложил к груди своей супруги и посмотрел.

Я тоже посмотрела. Это было похоже на узкую серую тропинку, проложенную среди могучих холмов.

Они остановились на серой тропинке.

Потом к прилавку подошел юноша с пухлыми детскими губами и темными бачками на щеках. Он игриво помахал продавщице рукой:

– Привет! Хотите заглянуть мне в душу? – и слегка распахнул пальто песочного цвета.

Девушка-продавщица пискнула:

– Ой, Альбертик! – засмеялась и зажмурила глаза.

– Шикарно, правда? Это из Чикаго, – сказал Альбертик.

Позади продавщицы было зеркало. Каждый покупатель мог в него поглядеться. В этом зеркале отразилось то, что было в душе или за душой у этого мальчика с пухлыми детскими губами. Это был галстук салатного цвета, а по салату раскинулась, или, как писалось в старинных романах, роскошно раскинулась обнаженная розовая дама. Мальчик запахнул пальто песочного цвета, опять сказал:

– Привет! – и зашагал по магазину походкой человека, который прожигал жизнь до того, что уж и гореть больше нечему, остался один пепел. А на вид ему было лет девятнадцать, и, наверно, он умел лихо спускаться с лестницы, улегшись животом на перила.

– Интересно, когда и куда он надевает этот галстук? – спросила я у продавщицы. – Сейчас экзамены. Ведь не придет же он на экзамен со своей голой дамой на шее.

– Ой, что вы, ужас какой! – воскликнула продавщица. – Он и дома-то его не наденет. Правда, мамаши он не побоится, она у него сама что угодно отмочить может, но папаша жутко строгий. Нет, это он собрался пофорсить перед какими-нибудь девушками.

Перед какими-нибудь? Может быть.

Потом подходили еще разные люди. Одни выбирали покупку быстро и хорошо. Другие долго стояли у прилавка и уходили ни с чем, недовольные и разочарованные. Две интеллигентные старушки толковали о том, что галстук надо подбирать обязательно к носкам: носки лиловые – галстук лиловый.

Какой-то щекастый покупатель спросил недоверчиво:

– А если человек за столом сидит? Значит, ты ныряй под стол и осведомляйся, какие у него носки?

Старушки высокомерно поглядели на говорившего и ничего не ответили.

И вот тут-то подошла эта маленькая озабоченная женщина, и мы совершенно случайно с ней разговорились. Муж поручил ей купить галстук, что-то такое серо-буро-малиновое с крапинкой, но чтобы крапинок по возможности было поменьше… Ах, нет, пусть уж лучше покупает сам. У него их такая пропасть! Модник? Нет, представьте, вовсе не модник. Это… как бы сказать, его характерная особенность…

Как раз то, что меня интересовало! И как-то так получилось, что женщина пригласила меня, – это совсем рядом, два шага, – зайти и ознакомиться с коллекцией галстуков ее мужа, а кроме того, ей хотелось бы посоветоваться… Но об этом после.

Так сказала она, и мы вместе вышли из магазина.

Когда она открыла шкаф, я увидела, что галстуки, так же, как у нас, и так же, по всей вероятности, как у вас, висят на внутренней стороне дверцы, перекинутые через натянутую тесемку. Но что это были за галстуки! Нет, ни в коем случае по ним нельзя было определить вкусы и характер их владельца. Или можно было предположить самое плохое: что вкусы он меняет так же легко, как галстуки.

– Я вам покажу один, который он носил долго, – сказала женщина. – Он его носил каждый день бессменно. Но однажды сорвал его с шеи и швырнул на пол. А потом все-таки поднял и спрятал в коробку. Он вообще бережливый. Всегда думает о том, что может пригодиться на завтра… Вот этот галстук.

Женщина открыла коробку. На дне коробки покоилось нечто безупречно розовое, как утренняя заря в безоблачную погоду. А по розовому фону шли сплошь восклицательные знаки. Но не черные, нет. Они были золотые! Разумеется, на галстуке не может быть чистого золота; восклицательные знаки были из мишуры, но из золотой мишуры…

Мне подумалось, что обладатель такого галстука мог не открывать рта, не высказывать своих мыслей. За него говорил, пел, славословил, восторгался всеми своими восклицательными знаками сам розовый галстук.

– Он не снимал его даже в бане, – тихо и как-то совестливо произнесла женщина. – Он опасался, что в раздетом виде ничто в нем не будет напоминать восклицательный знак.

– Ну, а потом чем он заменил этот галстук? – спросила я.

– Потом было много. Он примерял перед зеркалом то строго-серый, то красный, то зеленый, ярко выраженного светофорного цвета; вдруг начал носить галстук, затканный колосьями. Но однажды он пришел в галстуке черном, как сажа…

– У него кто-нибудь скончался? – соболезнующе спросила я.

Женщина покачала головой.

– Я потом вам все объясню. А сейчас посмотрите на этот черный галстук. Он от него уже отказался. Но опять-таки бережет на всякий случай.

Это был очень страшный галстук. Беспросветно черный, длинный, как библейский змей. А в качестве рисунка на нем кое-где были изображены шпильки, колючки и еще целый ряд всяких мелких пакостей, вплоть до помойного ведра с торчащими из него отбросами.

– Как странно! – воскликнула я. – Зачем же он выставлял напоказ и вынашивал на груди то, что люди обычно держат в чулане, как не характерное и не главное для их жилища? Но вы говорите, что он уже больше не носит этот галстук? Чем же он его заменил, каков стал его вкус теперь?

Женщина сказала:

– Я, как жена, хочу заступиться. Если его и можно осуждать, так только за то, что у него никогда не было и нет собственного вкуса, своего любимого цвета. Зато у него есть приятель. Чрезвычайно авторитетный. Нет, не думайте, что он находится где-нибудь уж очень высоко и что ему с высоты многое видно. Ничего подобного. Он видит вокруг все то же самое и с той же самой плоскости, что и всякий другой обыкновенный человек. Но у него каждое явление, каждый факт, даже каждая газетная статья как-то по особому преломляются в мозгу и окрашиваются одному ему ведомым способом. И вот он уже нашептывает направо и налево: «Слыхали, какой цвет нынче в моде? Только зеленый, цвет надежды, зеленая улица»… И так далее и тому, подобное. Но проходит какое-то время, и он становится в позу обличителя: «Черный! Только этот цвет уместен и правдоподобен. Вы думаете, что вы спите на белых простынях? Ха-ха, вглядитесь, они же черные, как деготь! Сахар белый?! Да у вас дальтонизм, цвета не различаете. Может быть, где-нибудь сахар и белый, а у нас черный, и только черный!» И все в таком роде. На других это не действует, а на мужа неотразимо. Я смотрю вокруг: все люди как люди, у каждого свой любимый цвет, свой вкус. Но все они как будто объединены желанием, чтобы все у каждого в отдельности и у всех вместе было как можно лучше, красивее! А мой подпал под влияние своего приятеля-обывателя и, что бы тот ни выдумывал, верит ему. Вот и про черный галстук…