Леонид Ицелев - Четыре кружки мюнхенского пива

Леонид Ицелев

Четыре кружки мюнхенского пива

Одноактная пьеса

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Владимир Ильич Ленин (он же герр Майер), публицист 44-х лет

Мюнхенский художник, молодой человек 25-ти лет

Инесса Арманд, спутница Ленина 39-ти лет

Действие происходит в Мюнхене, в пивном зале "Хофброй-хаус" 21 апреля 1914.

ПЕРВЫЕ ДВЕ КРУЖКИ

На сцене появляются плотный коренастый мужчина, в котором зритель без труда узнает Владимира Ильича Ленина, и миловидная женщина — Инесса Арманд. Она одета довольно экстравагантно — длинный широкий черного цвета плащ с красной подкладкой и черного же цвета широкополая шляпа с белыми перьями.

Ленин помогает своей спутнице снять плащ и вешает его на стоящую в углу вешалку. Туда же он вешает ее шляпу. Они садятся за стол.

Ленин. Вот здесь мы и отметим мой завтрашний день рождения.

Инесса. Почему ты выбрал этот огромный неуютный зал?

Ленин. С этой пивной у меня связаны приятные воспоминания. В девятьсот первом году мы как-то провели здесь редакционное совещание "Искры", на котором я с присущим мне полемическим задором вдребезги разбил оппортунистическую платформу Плеханова.

Инесса. У тебя бывают приятные воспоминания, не связанные с партийной борьбой?

Ленин. Только те, что связаны с тобой.

Инесса. Ты ими дорожишь?

Ленин. Я дорожу каждым мгновением, проведенным с тобой… Ты думаешь легко было убедить ЦК и Надю, что мне необходима поездка в Мюнхен для изучения положения рабочего класса в Баварии? Не мог же я им сказать, что в Мюнхене я лишь должен встретиться с тобой и отсюда вдвоем отправиться на Капри, чтобы неделю наслаждаться средиземноморской весной и друг другом…

Подходит официант.

Официант. Что желаете, господа?

Ленин (Инессе). Что тебе взять, дорогая?

Инесса. Виноградного вина, если можно.

Ленин (официанту). Стакан виноградного вина и поллитра пива.

На сцене появляется худой бедно одетый молодой человек с большой папкой под мышкой. Он достает из папки несколько листов и медленно обходит столы. Пройдя таким образом всю сцену, он подходит к столу, за которым сидят Ленин и Арманд.

Художник (обращаясь к Ленину). Сударь, не желаете купить несколько акварелей с видами Мюнхена?

Ленин (не глядя на акварели). Нет, благодарю вас. Не желаем.

Инесса. Сколько вы за них хотите?

Художник. Марку за штуку.

Инесса (Ленину). Это же совсем дешево. Давай возьмем, Володя, на три марки. Акварели выполнены вполне профессионально.

Ленин. Ты же знаешь, дорогая, состояние нашей партийной кассы!..

Инесса. Эти три марки тебя не спасут. Посмотри, какой он бледный. Он, наверное, несколько дней не ел. Возьми ему хотя бы что-нибудь поесть.

Ленин. Ах, Инесса! Если мы будем тратить партийные деньги на то, чтобы кормить люмпен-пролетариев, мы никогда не сможем осуществить подлинно пролетарскую революцию… Ну хорошо. Ради тебя. (Художнику.) Молодой человек, не хотите полпорции сосисок, чтобы отметить мой день рождения?

Художник (опустив глаза, молчит. Начинает быстро складывать листы в папку, как бы выражая этим свое желание уйти. Затем после паузы). Спасибо, сударь. Я не откажусь… У меня вчера был день рождения, но я не мог его отметить.

Ленин (без энтузиазма). О! В таком случае, кельнер! Целую порцию сосисок и четверть литра пива.

Официант приносит сосиски и пиво. Художник жадно набрасывается на еду. Ленин и Инесса стараются не смотреть на своего соседа. Наступает напряженная тишина.

Инесса. Вы живете в Мюнхене?

Художник. Да, на Шляйсхаймерштрассе, 34.

Ленин. Любопытное совпадение. Я тоже когда-то жил на этой улице, только в доме 106. А где вы жили до этого?

Художник. В Вене.

Инесса , Ваши родители…

Художник. Я сирота, сударыня.

Инесса. У вас здесь родственники, друзья?

Художник (обращаясь к публике). Нищета и благородство — мои единственные родственники, голод — мой единственный друг, никогда не покидающий меня, все честно делящий со мной. Я веду постоянную борьбу с безжалостным другом.

Инесса. Бедный мальчик,.. Но вы где-то служите? Как же вы существуете?

Художник. Я зарабатываю на жизнь трудом художника, не отказываясь и от физического труда.

Ленин. В таком случае, вы, вероятно, сможете мне помочь. Мне нужно срочно собрать данные о положении рабочего класса в Баварии, но из-за занятости я не смогу посещать мюнхенские библиотеки.

Художник. Да, я хорошо знаю жизнь рабочих, поскольку изучаю ее не теоретически, а экспериментально. Я разделяю их страдания, их пищу и их жилище… А почему вас, сударь, интересует этот вопрос?

Ленин. Чисто профессионально. Я адвокат. Разрешите представиться, адвокат Майер из Кракова.

Художник (перестает есть. Напряженно вглядывается в лицо собеседника. Медленно произносит). Ваша фамилия Мейер пишется через "вай" или через "ай"?

Ленин (недоуменно). Через "вай". Разве это так важно?

Художник (отодвигая тарелку с едой). Для меня важно. Через "вай" пишется еврейская фамилия Мейер.

Ленин. Я не еврей.

Художник опять придвигает к себе тарелку, но чувствуется, что только голод заставляет его находиться в такой компании.

Ленин (Инессе). Вот видишь, из-за твоей жалостливости мы вынуждены сидеть за одним столом с черносотенцем.

Инесса (оправдываясь). У него был такой несчастный вид…

Художник (доев сосиски, залпом выпивает свою порцию пива. Обращается к Ленину). Мне с первого взгляда показались подозрительными мочки ваших ушей, сударь. Может быть, вы сами и не еврей, но ваш дедушка со стороны матери наверняка был евреем…

Ленин. Милостивый государь! Да как вы смеете! По какому праву… Я… я…. я дворянин! (Встает.) Инесса! Уйдем отсюда. С какой стати я должен выслушивать оскорбления этого немецкого Пуришкевича! (Опять садится.) Допивай скорее вино и уходим.

Инесса. Мне показалось, что он незаурядная личность. (В сторону.) У него такие выразительные глаза.

Ленин. Типичный деклассированный элемент. Из опыта нашей революции мы хорошо знаем, как охотно из такого отребья охранка вербует филеров и провокаторов. (Художнику, с меньшим пылом.) Мне тоже подозрительны цели вашего проникновения в среду рабочего класса. Судя по всем признакам, происхождение у вас не пролетарское. Но я же не спрашиваю у вас, кто был ваш дедушка по отцовской линии…

Художник. Ложь!!! Мой дедушка — католик. У меня есть документы. Моя бабушка была честная женщина! Не было никакого еврея-помещика! Эти гнусные выдумки распространяют обо мне грязные попрошайки, снующие по ресторанам и кафе со своими непристойными рисунками.

Инесса (касается плеча Художника, отчего тот вздрагивает). Успокойтесь, молодой человек. Нас не интересует прошлое вашей семьи. Просто господин адвокат в ответ на ваш бестактный выпад использовал обычный полемический прием. Поверьте, нас совершенно не интересует…

Художник плачет.

Ленин. Этого нам еще не хватало. Теперь придется приводить его в чувство!.. (Художнику.) Ну, полно, полно. Возьмите себя в руки. Будьте мужчиной. (В сторону.) Дерьмо! Я тебя, подонка, еще успокаивать должен. (Художнику.) Забудем об этом неприятном разговоре. Сменим тему… Э-э-э. Так вы, значит, долгое время жили в Вене? Замечательный город. Крупнейший центр европейского социал-демо… э-э, я хотел сказать центр европейской музыкальной культуры. Как говорится, столица вальса! Знаменитая венская опера! Инесса, мы, кажется, с тобой слушали там "Лоэнгрина"? Нет, должно быть, с Надей… Помню, мне понравилось, богатая постановка…

Художник (мгновенно успокоившись, с удивлением и недоверчивостью смотря на Ленина). В-вы любите Вагнера?

Ленин , Да, я люблю Вагнера, хотя Бетховен мне ближе.

Художник на наших глаза преображается, лицо его светлеет, а на своего собеседника он смотрит уже без неприязни.

Ленин (обращаясь к зрителям). Ничего не знаю лучше "Аппассионаты". Изумительная, нечеловеческая музыка! Готов слушать ее каждый день. А делать этого мне нельзя. После такой музыки становишься сентиментальным, хочется милые глупости говорить и гладить людей по головке. А ведь сегодня надобно людей бить по головам, и бить безжалостно! (Задумчиво напевает музыкальную фразу из "Лунной сонаты".) Ля-ля-ля ля-ля-ля…