Феликс Кривин - Пеший город

Феликс Кривин

Пеший город

(сказки, рассказы)

Воспоминание старой Кобылы о старой Телеге

Сказка о вилке по имени Ложка

Жила-была вилка по имени Ложка.Быть может, судьба засмотрелась в окошко,Быть может, она заглянула в бутылку,Когда вместо ложки состряпала вилку.И так это вышло нелепо и глупо,Что бедная вилка не может без супа,На щи и борщи проглядела гляделки,Ночуя и днюя в глубокой тарелке.И все ж постепенно, от супа к окрошке,Освоила вилка профессию ложки.Трудилась на совесть. Лишь то неприятно,Что все из нее выливалось обратно.И тут разыгрались вокруг аппетиты:Да что ж это, братцы? Едим, а не сыты!И даже, стремясь накалить обстановку,Один аппетит объявил голодовку.Такая вот вилка по имени Ложка.Из ложки такой не накормишь и кошку.На эту бы ложку накалывать мясо,Она была б вилкой высокого класса.Она даже внешне похожа на вилку.Но просто судьба заглянула в бутылку,А может, она замечталась немножко,Когда создавала несчастную ложку.Но — ложка не ложка — а все же при деле.Она от работы уже на пределе.И если покуда не все еще сыты,То, братцы, умерьте свои аппетиты!А время беспечно бежит по дорожкеИ черпает годы не вилкой, а ложкой,И черпает счастье не ложкой, а вилкой…Ну просто не может судьба без бутылки!

Завещание мамонта

Супруга одного Мамонта ушла от него к Слону. Было это давно, когда супруга была еще молодая. А Мамонт уже тогда был старый. К тому же мохнатый, нечесаный. Вот она и ушла к Слону, вы бы тоже так поступили на ее месте.

Время было трудное, ледниковое. Тут не до сантиментов. Жена использовалась в качестве обогревателя, чтоб на холоде душу отогреть. Это весьма важный момент: отогревать в супружестве не только тело, но и душу. От этого впоследствии произошла любовь.

И вот представьте: просыпается Мамонт от холода, щупает рядом, а там пусто.

— Мама! — зовет Мамонт (он Мамонтиху Мамой называл, поскольку остальных букв не выговаривал). — Мама! Мама!

Но Мамонтиха не отзывается. В настоящий момент она Слона обогревает. Слон в ее тепле больше нуждается. Мамонт — вы только на него посмотрите — до пяток шерстью оброс, а Слон совсем голенький и лысенький. Она, говоря откровенно, питала слабость к голеньким и лысеньким, хотя вообще-то сильная была. Но самая сильная женщина должна питать к кому-нибудь слабость.

Когда Мамонт узнал, на кого супруга его променяла, он до того рассердился, что вычеркнул ее из завещания. Пусть ей Слон пишет завещание, хотя Слон по состоянию здоровья любого мамонта переживет.

Совершил Мамонт этот отчаянный шаг и задумался. С женой он, допустим, разобрался, но кому оставить завещание? Во всем ледяном, ледовитом поле зрения никого практически нет. Одни перемерзли, другие сбежали от холода. Хоть криком кричи — никого не дозовешься.

Но то, что никого поблизости нет, всегда большое преувеличение. На зов Мамонта прискакала Блоха, которая тоже мамой была, но только в собственном понимании этого слова. Впрочем, своих детей, как все блохи, она выстреливала так далеко, что потом их невозможно было найти, да она и не искала.

Эта Блоха жила среди льдов и снегов и чувствовала себя среди них, как у себя дома. Днем прыгала, чтобы согреться, ночью замерзала, чтоб ничего не чувствовать. И вот она давай скакать перед Мамонтом и строить ему глазки. А он старый, зрение слабое, где ему ее глазки разглядеть.

Она его ножкой — толк! Ноль внимания. Второй ножкой — толк! Ну и толстокожий! Третьей ножкой, четвертой, пятой, шестой… Никакого впечатления!

Укусила его Блоха. Не сильно, а нежно и даже как-то кокетливо, чтоб только вписаться в его внимание. Почухался Мамонт. Значит, заметил. Говорит Блоха:

Может, перепишешь на меня завещание? Я буду тебя любить, согревать, присматривать за тобой. Ты можешь даже на мне жениться.

— А ты не замужем?

— Ой, что ты! Я еще девушка! — Врет, конечно. — Только- только вышла из девочек! — Наглая ложь!

— А к Слону не сбежишь?

Тут Блоха схватилась за живот и покатилась от хохота. Потом прикатилась обратно и говорит:

— За кого ты меня, Мамик, принимаешь? Он же лысый, а ты весь в шевелюре, сравнил!

Понравилось Мамонту, что он в шевелюре, и оформил он на Блоху завещание. Завещал ей и льды, и снега, и даже тундры кусок. Солидное получилось наследство.

Как услышала про это бывшая супруга, быстро прискакала.

— Ах, мой дорогой! Ах, мой маленький! Давно мы с тобой не грелись!

— А мы уже греемся! — заявляет Блоха. А сама греется не возле Мамонта, а возле его завещания.

Прослезилась бывшая супруга и вымерла от слез. А Мамонт вымер от обиды, от возмущения, потому что Блоха с завещанием тут же от него ускакала.

Она и сейчас живет, не вымирает. Придумала себе имя: Глетчерная. Такое длинное имя для такой коротенькой Блохи.

Скачет она по своим владениям, а имя с нее сползает, спадает. Выскочит из имени — и никто не узнает. А ведь она не может на месте сидеть, нужно обскакать все владения, которые ей Мамик, вымирая, оставил.

А мы удивляемся, почему вымерли мамонты. Про одного теперь мы знаем. А на остальных, вы думаете, не хватило блох? Вы вокруг посмотрите: блох и сейчас полно, а вот мамонтов что-то не видно.

У первой попавшейся женщины попавшимся обычно оказывается мужчина.

Царство без царя в голове

Было когда-то царство без царя в голове. Когда — не спрашивайте, где — не велено знать. Большое такое царство, — может, сто на сто, а может, и все двести на двести. Только чего — неведомо: может, верст, может, пудов, а может, и вовсе градусов.

И жили в этом царстве народные граждане. Не народные артисты. Не народные депутаты. А просто граждане. Без царя в голове.

Дома в этом царстве стояли поперек улиц, и улицы плутали между домов, теряя по пути адреса и с трудом находя свое продолжение. А транспорт ездил впереди дорог, которые не успевали под него прокладывать. Но движение впереди дорог было довольно оживленным.

Волей-неволей пришлось выбирать царя. Но как именно: волей или неволей?

Каждая из них была по-своему хороша, на конкурсах красоты побеждали попеременно. Воле даже присвоили звание Свободы, чтоб ее от Неволи отличать. А то при таком созвучии различить их бывало трудно.

Но, конечно, есть определенные различия. Придут к Свободе народные граждане — не надышатся. Широко, привольно, и ясное небо над головой. Правда, дует. Где-то в доме окно открыто, и напротив в доме окно открыто, от этого сквозняк на улице получается. Надо бы все окна позакрывать, думают народные граждане, а то у них Свобода вечно простуженная.

А придут к Неволе — никакого движения воздуха, да и самого воздуха почти нет. Все закрыто, заперто, замуровано. Под замком, под прицелом, под колючей проволокой. Можно и на нарах полежать, в случае чего. Или просто посидеть в свое удовольствие. Умиляются народные граждане:

— А это у вас что, кандалы? И специально для ног или для рук тоже можно? И сразу для двух рук, для двух ног?

— Ну не сразу, а через цепочку. Посмотрите, какая цепочка. Ну-ка, попробуйте поднять, — хвастает Неволя. Ну никакой скромности!

Смотрят народные граждане, не налюбуются, не надышатся, поскольку дышать особенно нечем.

— Вы на окно, на окно поглядите! — толкают друг друга. — Какие решетки! Да еще в четыре ряда!

Неволя с гордостью сообщает, что первый ряд еще от прадедушки, второй от дедушки, третий от отца. А четвертый она поставила сама, чтоб три первые не уперли.

Налюбуются народные граждане — и опять на волю, свежим воздухом подышать. Продуются сквозняком — и опять на нары, погреться. И не знают, что предпочесть.

А пока они выбирают, раздумывают, прикидывают, нежданно-негаданно выскакивает царь, как черт из табакерки. Откуда — не спрашивайте, кто такой — не велено знать. Но уже сидит и строчит указы.

Всем он сразу понравился. В длину коротенький, в ширину вообще никакой. Правое ребро через левое выпирает, левое через правое, — не поймешь, где какая сторона. А глаза пристальные до неподвижности и цвета морской воды в штормовую погоду.

Ну как не влюбиться? Свобода и Неволя влюбились в него единогласно, наперебой и отказались в его пользу не только от участия в конкурсах красоты, но и во всех смотрах, чемпионатах, народных гуляниях. Неволя в спешном порядке нары скоблит, решетки драит, парашу мрамором облицовывает, а Свобода окна закрывает, чтоб царя на сквозняках не простудить.