Александр Матлин - Где Коба?

Александр МАТЛИН

ГДЕ КОБА?

В понедельник утром ко мне зашёл начальник отдела.

— Хорошо, что ты не опоздал, — сказал он. — Нас с тобой вызывает Брайен. Лично.

— Когда?

— Немедленно. Поправь галстук и пошли.

Больше ничего на надо было спрашивать. Брайен О’Липшиц — президент компании, и если он вызывает немедленно, значит… Кто знает, что это может значить?

— Садитесь, — сказал Брайен, не глядя на нас. — Линда, закрой дверь и никого ко мне не пускай. Вы — Алекс, да?

Вопрос был задан мне, но при этом он почему-то посмотрел на моего начальника.

— Да, это Алекс, — подтвердил начальник.

— Прекрасно, — сказал Брайен. — Я много о вас слышал. Вы родились в России, правильно? Вы можете говорить по-русски?

— Могу, — подтвердил я.

— Ага. Русский и грузинский — это один и тот же язык?

— Не совсем, — сказал я осторожно. — То-есть совсем не один.

Президент посмотрел на меня с недоверием.

— Мне сказали, что Грузия — это часть бывшего Советского Союза. Там что, люди говорили на разных языках?

— Алекс очень умный, — вмешался мой начальник, пнув меня ногой под столом. — Он будет говорить по-грузински, если это в интересах нашей компании. Правильно, Алекс?

— Конечно, — сказал я с достоинством. — Кроме того, там в Грузии все говорят по-русски.

— Очень хорошо, — сказал Президент. — Вы выедете в Грузию завтра. Линда вам закажет билет прямо в Таллин.

— Таллин, по-моему, в Эстонии, сказал я, на всякий случай отодвигаясь от своего начальника.

— Это не одно и то же? — подозрительно спросил Президент, заглядывая в свои записи. — Да, вы правы, я немного перепутал. Не в Таллин, а в Тбилиси. Поручение это очень ответственное, но больше недели он у вас занять не должно. Вопросы есть?

— Вопросов нет, — сказал мой начальник. — Ему всё ясно.

— Если можно… — сказал я, стараясь не глядеть на посеревшее лицо начальника, — один маленький вопрос. Какова цель моей поездки?

— Это не имеет значения, — сказал Президент. В Трансильвании вас встретит наш местный представитель Гоги. Он вас введет в курс дела.

— Он поедет со мной в Тбилиси?

Президент поморщился и снова заглянул в свои записи.

— Я имел в виду Тбилиси. Он встретит вас в Тбилиси. Счастливого пути. Если возникнут какие-нибудь осложнения, звоните лично мне.

… На пересадке в Париже я долго слонялся по аэропорту, пока, наконец, не увидел маленькую группу озабоченных людей в больших кепках с раздутыми чемоданами. Я понял, что мне с ними по пути. И точно, следуя за ними, я оказался у стойки, на которой было неприметно написано: "Georgian Airlines". Три часа спустя я приземлился в Тбилиси.

Гоги оказался невысоким лысеющим человеком средних лет со светлыми, лучистыми глазами и постоянной полу-улыбкой на губах. По-русски он говорил почти без акцента. Он отвёз меня в гостиницу и немедленно, не дав переодеться, повел обедать в небольшой ресторан, который находился на тихой боковой улице, в полу-подвале с низким сводчатым потолком.

— Понимаешь, — сказал он, сразу перейдя на "ты", — у нас в Тбилиси такая проблема: никто не знает, как по-настоящему делать хинкали. Только в этом ресторане повар их делает правильно. Ты сам увидишь. Это не повар, а художник! Рембрандт! Он делает двадцать пять складок на каждой хинкали! Двадцать пять!

Гоги откинулся на спинку стула, чтобы полюбоваться произведенным впечатлением.

— Вот это да! — восхитился я, стараясь вспомнить, что такое хинкали. Вспоминать пришлось недолго. Подали хинкали, а с ними заодно купаты, кебабы, хачапури, травы и красное имеретинское вино. Гоги произносил тосты, я благодарил и пил. Мы выпили за наше знакомство, за меня, за мою жену, за моих детей, за дружбу грузинского и американского народов, за мир во всём мире и, наконец, за успех моей командировки в Грузию.

— Гоги, — спросил я, поймав удачный момент, — Ты знаешь, в чём цель моей командировки?

— Слушай, зачем волноваться? — сказал Гоги. По мере потребления имеретинского его акцент становился заметнее. — Твой командировка будет всё нормально. Завтра я буду тебя знакомить с самим Гиви. Гиви всё сделает, что тебе надо.

— А что мне надо?

— Гиви знает, что тебе надо. Что надо, то и сделает.

— Кто такой Гиви?

— Гиви не знаешь? — искренне удивился Гоги. — Все знают Гиви. Он личный друг Зураба. Они в школе вместе учились.

— Кто такой Зураб?

— Даже Зураба не знаешь? — ещё больше удивился Гоги. — Зураб Какава — заместитель министра. Да ещё какой заместитель! Первый!

— Министра чего? — спросил я в надежде приблизиться к ответу на мучивший меня вопрос.

— А чёрт его знает! — сказал Гоги. — Какая разница? Зураб личный друг президента Грузии. Он у него сына крестил. Если Гиви захочет, он тебя может представить Зурабу, Гиви очень хороший человек… Но сначала ты должен ему понравиться.

Я похолодел.

— Гоги, он что… это… как это по-грузински…

— Нет, нет, не ТАК понравиться, а ТАК — понравиться.

Мы заочно выпили за Гиви, за Зураба, за их семьи и за дружбу народов во всём мире, после чего Гоги отвёл меня в гостиницу.

Утром оказалось, что Гиви будет занят весь день и сможет с нами встретиться только на следующий день, в пятницу. Весь четверг Гоги возил меня по Тбилиси на своем "Москвиче" цвета немытой моркови. Человек мягкий и вежливый, за рулём этого дребезжащего "Москвича" Гоги зверел. Он превращался в исступлённого хищника, у которого в жизни нет другой цели, кроме того, как обогнать все машины и передавить всех пешеходов в Тбилиси. Поясным ремнём он не пристёгивался и мне не разрешал. На завтрак, обед и ужин Гоги водил меня в рестораны, где мы ели хинкали и пили молодое вино, разбавляя его лимонадом. К концу дня стало ясно, что более близкого друга, чем Гоги, у меня никогда не было и не будет.

В пятницу утром Гоги позвонил мне в гостиницу и сказал, что Гиви будет занят весь день и может с нами встретиться только вечером. Он приглашает нас в ресторан кушать хинкали. Меня охватило беспокойство, переходящее в панику. Прошло больше половины отпущенного мне времени, а я ещё не только не приступил к работе, но даже не выяснил, в чем она заключается. Вся надежда была на могущественного Гиви.

Гиви оказался таким же симпатичным человеком, как Гоги. После нескольких стаканов имеретинского стало ясно, что более близкого друга, чем он, у меня никогда не было и не будет. Не считая Гоги, конечно. На правах старого друга я решил спросить Гиви, где он работает, в надежде, что это приблизит меня к цели.

— Я являюсь представителем одной крупной итальянской фирмы, — скромно объяснил Гиви. — Очень крупной, понимаешь?

— Что эта фирма делает?

— Слушай, откуда я знаю? — сказал Гиви. — Какая разница? Её давно уже нет на свете. Обанкротилась.

— Ага, — попытался сообразить я. — Но деньги тебе платит?

— Какие деньги? — возмутился Гиви. — Зачем мне их деньги? Что у меня, своих денег нет?

Я устыдился бестактности своего вопроса, и мы перешли к десерту. Когда закончился обед и мы встали из-за стола, Гиви сказал:

— В понедельник я тебя представлю Зурабу, а потом можешь ехать домой.

— Как домой? — встревожился я. — А как же моё ответственное задание? Зачем я сюда приехал?

— Ты что, домой не хочешь?

— Хочу, Гиви. Но у меня, понимаешь есть обязанности.

— Слушай, зачем ты себе проблемы делаешь? — укоризненно сказал Гиви. — Тебе что, у нас не нравится? Ты пьёшь вино, кушаешь хинкали. Что тебе ещё надо? У вас что там, в Америке, все такие сумасшедшие?

— Гиви! — взмолился я. — Пойми, у меня важное поручение. Если я его не выполню, меня выгонят с работы! А у меня семья, Гиви! Дети у меня маленькие! Скажи честно, для чего меня сюда послали?

Гиви погрустнел.

— Ай-ай, как нехорошо! — сказал он. — Зачем хорошего человека с работы выгонять? Сами послали в Грузию, а теперь выгонять! Зачем послали, зачем послали. Откуда я знаю? Наверно потому, что ты — хороший человек, затем и послали.

— Может Зураб знает?

— Ты с ума сошёл! — испугался Гиви. — Не вздумай его спрашивать такие пустяки! Он государственный человек.

— О чём же мне с ним говорить?

— Зураб — государственный человек, понимаешь? — назидательно повторил Гиви. — Говори с ним о важных вещах. Скажи, как тебе понравился Грузинский народ. Или что нибудь про мир во всём мире…

Отчаявшись, вечером я решился позвонить своему президенту, благо в Нью-Йорке был ещё день.

— Тебе придётся немного подождать, — сказала Линда. — Мистер О’Липшиц сейчас занят.

Минут двадцать она держала меня на линии, потом вернулась и сказала, что мистер О’Липшиц всё ещё занят и говорить со мной не сможет. Он просил передать, что он в курсе моих дел и чтоб я пришёл к нему с детальным докладом, когда вернусь в Нью-Йорк.