Александр Тамоников - Пылающие горы Страница 11

Николай приближался к женщине, а та, замерев на месте, ждала, глядя, как к ней идет тот, которого она так и не сумела вычеркнуть из своего сердца. Она видела седую шевелюру Николая и трость, помогающую немного скрывать хромоту, и ей хотелось убежать в дом, чтобы, заперевшись в спальне и уткнувшись в подушку, выплакать слезы, которые неожиданно и обильно подступили к глазам, когда она увидела Есипова. И ее сердце чуть не оборвалось, когда она до конца осознала, что это не призрак, а ОН, Коля, стоит на улице. До боли родной и одновременно бесконечно чужой и далекий. Но и Оля заставила взять себя в руки, оставшись на месте, глядя на приближающегося Николая.

Есипов подошел, поздоровался:

— Здравствуй, Оля!

Женщина ответила скорее машинально:

— Здравствуй, Коля!

Наступило неловкое молчание, к счастью недолгое. Инициатором продолжения разговора выступила женщина, тихо спросив:

— Вернулся?

— Да.

— В отпуск?

— Нет. Насовсем.

Есипову показалось, что Ольга издала стон, но в это время рядом протарахтел мопед какого-то мальчишки, и Николай не был уверен в том, что слышал стон или нечто похожее на него.

Ольга продолжила задавать вопросы:

— Ты уволился?

— Да.

Он поднял трость, добавив:

— По состоянию здоровья.

— А что случилось?

— Авария. Перевернулся на машине, поломался так, что служить дальше не разрешили. Случай.

— Да, вся наша жизнь сплошной случай.

Николай, видя, что разговор Оле дается тяжело, сменил тему и спросил наконец то, что и должен был спросить:

— У тебя, Оль, в хозяйстве гвоздодера, лома или монтировки не найдется? В собственный дом не могу зайти. Двери наглухо заколочены, а Володька с семьей отсутствует.

— Конечно! Сейчас что-нибудь найду.

Николай вновь нервно закурил, а Ольга, захлопнув за собой дверь, прижалась к ней спиной, прошептав:

— Господи! Что же это такое? Ну, зачем, зачем он вернулся! Боже! Как же теперь жить?

Она приложила прохладные ладони к щекам, закрыла глаза. Из-под ресниц по щекам скатилась серебристая слезинка. За ней другая. Женщина заплакала, задрожав хрупким телом. Появление Николая словно взорвало Ольгу изнутри, с острой, колющей болью, разбередив ей душу так и не остывшей первой любовью. Оторвавшись от двери, женщина бросилась на кухню, открыла кран и подставила лицо под струю холодной воды. Из комнаты вышел мальчик десяти лет:

— Что с тобой, мама? Тебе плохо?

Женщина вытерла лицо полотенцем, ответив:

— Нет, сынок.

— А что это за дядя, с которым ты на улице разговаривала?

— Это наш сосед. Он и раньше здесь жил. Я с ним в одном классе училась. Потом дядя Коля, так его зовут, стал военным, а сейчас, отслужив в армии, вернулся. Кстати, Валера, ты не знаешь, где у нас гвоздодер?

— В сарае, наверное, а зачем он?

Мать объяснила:

— Дяде Коле надо дверь в хату открыть, там же все заколочено.

— А топор подойдет?

— Да, должен.

— Сейчас принесу.

Валера вышел в сени и вернулся с топором:

— Вот, мама.

— Спасибо, касатик, спасибо, родной.

Женщина вышла на улицу, протянула Николаю топор:

— Вот, Коль, пойдет?

— Пойдет.

— Сам-то сможешь?

Есипов взглянул на Ольгу:

— Что?

— Ну, доски оторвать?

— Конечно. Ведь у меня же нога повреждена, а не руки.

— Ну, ладно.

— Как открою, верну.

И майор захромал к своему дому.

Дверь освободил быстро. Вошел в сени, из них в горницу. Внутри царствовал аромат плесени, пыли и еще чего-то слабого, но такого знакомого, что иначе, как запахом детства, назвать трудно. Из мебели почти ничего не осталось, только пустой шкаф без створок да перекосившийся стул без одной ножки. Кто-то основательно почистил избу. Но это даже хорошо. Все равно старый хлам пришлось бы выбрасывать. Николай прошел в спальню, в свою бывшую детскую. Удивительно, но здесь почти ничего не тронуто, на своем месте стояла старая кровать, даже с матрацем и рваным лоскутным одеялом, стол и две табуретки. В спальне покойных родителей — пустота, одни обшарпанные стены да скрипучие доски пола. Начинало темнеть. Есипов взглянул на часы. Без двадцати шесть! Скоро станет совсем темно, надо посмотреть, осталась ли в чулане «летучая мышь». Но в кладовке было пусто. Ладно! На сегодня обойдемся фонарем или лампу керосиновую у Володьки, как придет со службы, одолжим. Или свечи. Майор вышел во двор, обошел дом, пробираясь через бурьян, сбивая щиты с окон. Хорошо, стекла целы. А то ночью прохладно будет. Не май месяц на дворе. Хотя от прохлады и стекла не спасут. Придется печь растопить. Но это уже по обстановке, возможно, и обойдется без этого. Закончив работу, связанную с применением топора, пошел к двору Ольги. Постучал в дверь. Она вышла на крыльцо тут же:

— Все? А мы с сыном только сели уроки проверять.

— Его, кажется, Валерой зовут?

— Да. Помнишь?

— Помню. На поминках видел, но он тогда совсем маленьким был. Сколько ему сейчас?

— Десять. В четвертый класс пошел.

— Учится хорошо?

Женщина вздохнула:

— Как сказать? Не лучше, но и не хуже других. Средне. Но главное, душа у него светлая, к чужому горю и страданию не безразличная.

Николай улыбнулся:

— Это неудивительно. В тебя пошел.

Ольга поправила уложенные в пучок волосы, хотя никакой необходимости в этом не было.

Николай положил топор на скамейку:

— Спасибо, Оля. Рад был тебя встретить. Честное слово. Сколько лет прошло, а увидел и понял, что домой вернулся. В родные места, к родным людям. Иди, учи с сыном уроки, пойду и я.

— Как же ты один в брошенном, холодном доме будешь-то?

— Как-нибудь. Не к тебе же в гости напрашиваться?

Ольга покраснела, достала из кармана нового, что только сейчас заметил офицер, халата, очень удачно подчеркивающего ее красивую фигуру, платок, переложив из рук в руки:

— Ты знаешь, Коль…

Есипов не дал ей договорить:

— Все я знаю, Оля. Насчет гостя я пошутил. А насчет холодного дома? Мне не привыкать. Приходилось и на голой земле спать. А вам с Валерой спокойной ночи и красивых снов.

Он уже повернулся, чтобы уйти, как Ольга тихо спросила:

— Семью позже перевезешь сюда?

Николай взглянул в глаза женщины, спросив:

— Чью семью?

— Как чью? Свою!

Есипов печально улыбнулся:

— Я бы перевез, конечно, да вот только некого перевозить. Нет у меня, Оля, семьи. Нет и никогда не было. Не встретил такую, как ты. До свиданья.

— До свиданья!

Не успел Николай зайти в дом, как почувствовал чутьем разведчика — внутри кто-то есть! И этот кто-то, услышав шаги хозяина, затаился. Затаился где-то в горнице. Скорее всего, за дверью, больше негде. Кто этот неизвестный? Бездомный, облюбовавший пустую хату под временное пристанище? Нет, его майор определил бы сразу, как приехал. Тот обязательно где-нибудь, но оставил бы свой след. И тут он догадался. Этим неизвестным мог быть только Володя Соболев, сосед-участковый! Ну, конечно, вернулся со службы, увидел, что дом Есиповых вскрыт, и зашел проверить, кто это расхозяйничался в соседской избе?

Майор улыбнулся и позвал:

— Соболев! Выходи! Хреновый из тебя конспиратор, за версту ментом отдает!

В проеме показался друг детства:

— А ты, Колян, случаем, не в разведке служил? Смотри-ка, учуял, черт бродячий!

Друзья обнялись:

— Здорово, Колька!

— Здорово, Вова, здорово!

— Ты, никак, решил в отпуске к нам заглянуть?

— Да нет, но об этом потом. И что это мы в темноте-то торчим, пойдем на улицу, что ли? А то у меня при себе, кроме фонаря, никаких осветительных приборов нет в наличии!

Соболев возмутился:

— Ты что, Колян? Какая может быть улица? Ко мне пойдем! Я тебя засек, как со службы пришел. Подхожу к калитке, а из соседней хаты мужик выходит. Признаюсь, не узнал. А все из-за хромоты и трости! Ты че, раненый?

— Нет. Но и об этом потом. Продолжай!

— Ну, идем, идем!

Выйдя на улицу, Соболев продолжил:

— Да еще в руках топор! Заинтересовался. Пошел следом. И только тогда узнал, когда ты с Ольгой Шевцовой заговорил. Не скрою, обрадовался, но сдержался. Думаю, долго ты с ней базарить не будешь. Ну и решил в избе тебя дождаться. Сюрприз устроить. А ты вон как, сразу чужака вычислил!

Николай остановился:

— Погоди, Володь, погоди! Что ты зарядил, как из станкового пулемета? Спешишь куда?

— А куда мне спешить? Просто эмоции захлестывают. Сколько не виделись? А ведь кроме тебя, у меня друзей настоящих так больше и не появилось. Так, знакомые одни! Поэтому не перебивай, дай выговориться!

— Ну, ладно, выговаривайся!

Владимир посмотрел на Есипова:

— Да вроде и сказал все! Вот черт! Тебя в армии, что ли, научили людей с толку сбивать?