Павел Захаров - Общий враг Страница 11

Слово «охранник» покоробило Бойченко, но он не подал виду.

– Ну, типа того… Правильнее, наверное, сказать – консультантом. Или еще точнее – специалистом по стране пребывания… Организация взаимодействия с местными властями и нашими… дипломатами, – Сергей на секунду задумался, – …и с американцами.

– Понятно, – Надя откинулась в кресле, – теперь все ясно. Только у меня к тебе одна просьба: раз ты не журналист, не репортер, то ты не лезешь в мой проект. Никак. Даже вот такими репликами. Занимайся, пожалуйста, страной пребывания и взаимодействием, О’кей?

– О’кей.

Надя была настроена на длинный разговор, на спор, и такая быстрая «капитуляция» Бойченко ее удивила. Но ее внутренняя пружина была закручена туго и требовала аккуратного «ослабления». Надя решила продолжить беседу. Она посчитала до десяти, глубоко вздохнула и снова посчитала до десяти.

– Слушай, недавно наших дипломатов убили в Багдаде. Вот кошмар… Слышал что-нибудь об этом?

– Кошмар, – коротко согласился Сергей, отвернувшись к окну, – слышал.

– А ты их не знал?

– Не знал.

За толстым стеклом иллюминатора медленно проплывали вспухшие, как взбитые сливки на пирожном, облака.

– А кто их убил?

– Ну а я-то откуда знаю? – Бойченко ответил на вопрос девушки чуть более нервно, чем должен был. Сдерживаемое раздражение рвалось наружу.

– Так, нам чай вообще принесут или нет? Похоже, они тут не торопятся… – Бойченко с силой ткнул кнопку вызова стюардессы.

– Давно работаете на телевидении? – Павел обратился к соседу.

– Да уж лет двадцать… С хвостиком. Даже с хвостом. Во-о-от таким, – оператор продемонстрировал размеры «хвоста», – давно, одним словом.

– А этот, – Павел кивнул на затылок Бойченко, торчащий над спинкой кресла, – вы его знаете?

– Не, не знаю. Первый раз вижу.

– Как думаете… думаешь… На «ты»?

– Без проблем.

– Как думаешь, почему он так на мои слова отреагировал…

Леонид пожал плечами.

– В чем-то, Павел, его реакция мне понятна.

– В чем же?

– Ну, понимаешь, все-таки в Ираке сейчас война идет…

– И что?

– Ты когда-нибудь был в зоне боевых действий?

– Нет.

– Тогда ты не знаешь, что завидовать-то, в общем, там действительно, нечему и некому.

– А ты был?

– Был. Много раз.

– Снимал?

– Снимал.

– Понятно… Расскажешь?

– Ну а что рассказывать. Ты сам все видел, наверное. Репортажи смотришь в новостях? Вот, примерно так все. Не все, что показывали, мое, но все, что мое – показывали.

– А где работал?

– В Югославии был, в Чечне.

– Ну… и… как? Как это…

– Страшно.

– Так ведь вы репортеры, журналисты… Броники, каски, все такое…

Леонид повернулся и встретился глазами с Павлом. Выражение глаз было такое же, как и реплика Бойченко. Павел ощутил себя полным придурком.

– Павел, тебе сколько лет? Хотя, Цицерон однажды сказал: «Temeritas est florentis aetatis», что значит «Легкомысленность – свойство цветущего возраста»… Там страшно, понимаешь? До усрачки страшно… Иногда, – Леонид говорил тихо, глядя не перед собой, а куда-то в себя, – диву даешься, что не свихнулся… «Nihil gravius audenti quam ignavo patiendum est!» [10] … Хотя у меня есть свой прием…

– Какой?

– В пятидесятых годах, если помнишь, были популярны такие большие машины – длинные, как корабли, «Кадиллаки»…

– Ага, было дело.

– Одного дядьку, спросили… Не помню, кто это был… Миллионер какой-то, что ли… В общем, он ездил только на таких машинах. Мол, почему вы так любите эти большие машины? Он ответил, что если попадаешь на такой машине в аварию, то она происходит где-то там, – Леонид махнул рукой вперед, как бы показывая длинный, с футбольное поле, капот роскошного лимузина.

Павел усмехнулся, представив себе такую картину.

– Так вот, – продолжил Леонид и в голосе его появились нотки горечи, – к тому, что я снимаю, я отношусь так же.

– В смысле?

– Если мне приходится работать там, где стреляют и я снимаю… – Леонид запнулся, – картинку… То я стараюсь думать, что это происходит не со мной, а где-то там. За объективом. Далеко. Понял?

– Понял… А латынь откуда?

Сергей откинул спинку сиденья и закрыл глаза. Ишь ты… «Занимайся страной пребывания»… Вообще, эта Курочкина производит впечатление думающей… Но в Ирак поехала. Сама захотела. Смелая… Нет, все-таки глупая. И этот… Брат какого-то солдатика… Завидует он… Болван какой-то. Поперлись, блин, в пекло… Ладно. Они – часть легенды. Работе помешать не должны. Сообщив журналистке, что он, как «специалист по стране пребывания», будет обеспечивать их безопасность и осуществлять взаимодействие с местными, Бойченко ни на йоту не погрешил против истины. Он сказал правду. Но не всю. Он сдаст их «на руки» американцам и займется делом… Сергей немного корил себя за то, что не смог равнодушно воспринять реплику Нади о погибших дипломатах и ее вопрос о том, знал ли он их… Так… Все. Успокоились. Все идет нормально. А пока надо расслабиться. Стюардесса принесла чай.

Москва. 6 июня 2006 года

Зазвонил телефон. Сначала Сергей ее не узнал. Машку Половцеву, Витькину жену. Но секундой позже осознание того, что с Виктором случилось что-то страшное, прорвалось сквозь истошное рыдание женщины.

– Я сейчас приеду… Никуда не уходи.

Как он добрался до дома друга, Бойченко не помнил. Одна мысль билась в голове, мысль, которую он уже не пытался отогнать, как в первый момент, – Витька Половцев, его друг, мертв.

– Витя три дня не звонил. Как уехал, а так каждый день… – Сергей сидел на диване рядом с Машей и судорожно пытался найти хоть какие-то слова утешения, а рассказ жены друга о том, что случилось, то и дело прерывался слезами, – А тут нет звонка и нет… Я не сильно волновалась, ну я же понимаю, работа у него там… сложная… Позвонила на третий день сама в посольство, а там сказали, что ничего сказать не могут, потому как не знают…

– С-с-с-суки… – со свистом выдавил из себя Бойченко…

– …А утром сегодня в новостях говорят, что в Багдаде погибли… несколько сотрудников российского посольства… Как раз три дня назад… Три дня молчали… Я как услышала, так все поняла сразу. А днем позвонили… с работы… тут… начальник… Сказал, что… – Маша закрыла лицо руками, не в силах справиться с эмоциями. – Я… Я не знаю, что делать… Сережа, я не знаю, что делать…

– Какой… Какой номер? Откуда звонили?

Маша махнула рукой на мобильник, лежащий на полу.

Сергей присел рядом с женщиной.

– Я посмотрю… – полувопросительным тоном произнес он, нажимая на кнопки аппарата, – так… журнал звонков, входящие… Этот? С «семь-три-ноль» с «пять-пять» на конце?

– Я не знаю…

Маша вытирала руками слезы, без остановки текущие из глаз, а потом, не в силах сдержаться, снова всхлипнула и обняла Сергея за плечи.

Сергей гладил ее по спине, стараясь успокоить, сам такой же потерянный и беспомощный. В другой руке он держал телефон. Смотрел на экран и запоминал номер того, кто сообщил жене друга, что она теперь – вдова.

Бойченко ходил по кухне, открывая дверцы шкафчиков в поисках аптечки. Он хотел налить Маше валерьянки. Наконец аптечка была найдена и в стеклянный стакан одна за одной упали три десятка капель. В тот момент, когда Сергей протянул лекарство Маше, зазвонила его трубка. Вытащив телефон из кармана (номер начинался на «семь-три-ноль», заканчивался на «пять-пять»), Бойченко даже немного оторопел, глядя на пиликающий в ладони телефон. Маша, подняв красные заплаканные глаза, удивленно смотрела на Сергея, не понимая, почему тот не отвечает на звонок. Телефон пропиликал, наверное раз десять, и умолкать не собирался. Звонивший, похоже, был уверен в том, что Сергей, в конце концов, снимет трубку. Так и произошло.

– Да… – телефон прижат к уху.

– Сергей Дмитриевич… – спросил на том конце сухой мужской голос. Собеседник вряд ли сомневался в том, что к трубке подойдет кто-то другой. Уточнение было формальным.

– Да.

– Нам надо поговорить.

В круге света, отбрасываемом настольной лампой с зеленым абажуром, были видны только руки собеседника. Остальное скрыто тенью – отчетливо был виден силуэт на фоне тяжелой портьеры, сквозь которую все-таки пробивался свет из-за окна – на улице светило яркое солнце. Большой лакированный стол… Мебель… Набор письменных принадлежностей… Все выглядело довольно просто, но Бойченко не сомневался, что такая «простота» – это так, для отвода неопытных глаз. Руки собеседника тоже были не из простых. Угадывалось внимание к ним хозяина. Раз в неделю маникюр, массажи, ванночки, кремы и прочие лосьоны… Из-под рукава пиджака, тоже, надо сказать, купленного не на «Черкизоне», осторожно выглядывал край корпуса часов. Золотых. Бойченко невольно взглянул на свои руки. Сбитые костяшки, куча мелких шрамов и порезов. Какие-то из них Сергей помнил, какие-то уже стерлись из памяти, но остались на ладонях – как напоминание о дорогах, которые он уже прошел, о дорогах, сложившихся в его собственную линию жизни.

Пауза затянулась. Бойченко сидел на стуле, услужливо выдвинутом помощником или ассистентом, или, хрен его знает, референтом этого, главного, сидящего напротив.