Андрей Таманцев - Угол атаки Страница 11

Возле их подъезда стояла темно-красная девятьсот сороковая «вольво» с тонированными стеклами — служебная машина отца. Ветровое стекло на водительской дверце было разбито. У машины стояли два милиционера и молча курили.

Юрий затормозил.

— Что случилось, сержант? — обратился он к одному из милиционеров. Тот отмахнулся:

— Проезжай, парень, проезжай!

Только тут Юрий увидел на усыпанном триплексной крошкой асфальте меловой контур человеческого тела. Человек лежал в позе эмбриона. В районе шеи чернело большое пятно. Это была кровь.

Юрий выскочил из «Нивы» и рванул в дом. Не дожидаясь лифта, взбежал на третий этаж. В квартире было пусто. Лишь дед Матвей седым сычом сидел на кухне и смолил «Беломор». Нещадно матеря дерьмократов, которые довели страну, он сообщил внуку, что вчера вечером машина отца была обстреляна. Водитель убит. Отец ранен. Сейчас в больнице. Мать с ним. Они дождутся. Волна народного гнева… Юрий не слушал.

«Жалко парня».

Значит, Голубков и Нифонтов все-таки говорили о нем? Значит, они уже знали о покушении?

«Утром сам узнает».

Вот он и узнал.

А что, собственно, он узнал?

Глава III

Лейтенант Юрий Ермаков был прав: начальник Управления по планированию специальных мероприятий генерал-лейтенант Нифонтов и начальник оперативного отдела полковник Голубков действительно знали о покушении на генерального директора ЗАО «Феникс», генерал-лейтенанта Михаила Матвеевича Ермакова. И этой ночью они ждали не шифровки от Пастухова. Они ждали доклада капитана Евдокимова, который был отправлен на место происшествия немедленно после того, как о покушении стало известно.

Шифрограмма Пастухова, важная сама по себе, имела сейчас второстепенное значение. А вот то, что произошло во дворе старого московского дома на Ленинском проспекте, было полнейшей неожиданностью. Событием непредугаданным, непредсказанным. А потому требующим самого тщательного осмысления. И осмысления быстрого.

Промедление таило в себе опасность оказаться в хвосте событий. Роль наблюдателя, документирующего факты и выясняющего причинно-следственные связи между ними, может позволить себе прокуратура. Для контрразведки это равносильно признанию в собственной несостоятельности. Такая контрразведка никому не нужна.

Но чтобы понять, нужно знать. Не вообще, а во всех деталях. Что именно произошло. Когда. Как. При каких обстоятельствах. Эту информацию и ждали полковник Голубков и генерал-лейтенант Нифонтов.

* * *

Они умели ждать.

И кто бы мог подумать, что такой головокружительный и опасный оборот примет дело, начавшееся так совершенно рутинно!

Обычная проверка.

Правда, по указанию президента. Куратор так и сказал:

— Президент хочет, чтобы этим занялись вы. Генерал-лейтенант Нифонтов даже не сразу понял, в чем суть поручения.

— Чем именно мы должны заняться? — уточнил он.

Этого, похоже, не понимал и сам куратор. Или делал вид, что не понимает. В этом кабинете не велось случайных разговоров. И не ставилось случайных вопросов.

Возможно, здесь и трепались о том о сем за чашкой кофе. Но куратор управления Олег Иванович П., один из самых влиятельных людей в администрации президента, и начальник УПСМ генерал-лейтенант Нифонтов были не в тех отношениях, чтобы трепаться за чашкой кофе. Отношений не было никаких, кроме строго официальных.

Вообще-то Нифонтов предполагал, что в этом кабинете он увидит кого-то другого. В ходе недавней операции «Капкан» Олег Иванович допустил ошибку, сделал ставку не на ту фигуру. Но усидел. И сидел прочно, как репка: округлый, с ранними залысинами, в прекрасном темном костюме. Знающий цену каждому своему слову и каждому жесту. Не сомневающийся в том, что его легкое пожатие плеч и чуть разведенные в стороны руки дают исчерпывающий ответ на вопрос собеседника.

«Я передаю только то, что мне сказано».

Понимай, как знаешь.

Нифонтов понял: куратор хочет дистанцироваться, отстраниться от этого дела, пропустить его мимо себя. Почему? На то могло быть много причин. Они не интересовали Нифонтова. Его интересовало лишь то, что было связано с поручением президента.

— Вызывают сомнения выводы государственной комиссии о причинах катастрофы «Антея»? — спросил он.

— Речь идет не только об «Антее», — возразил куратор. — О катастрофе «Руслана» в Иркутске — тоже. Выводы экспертов не вызывают сомнений. Но одна катастрофа может быть трагической случайностью. Когда же таких катастроф две и практически подряд, с разрывом меньше чем в полгода, — это наводит на размышления.

Нифонтов напомнил:

— ФСБ не обнаружила признаков диверсии.

— Президент знаком с заключением ФСБ. У него нет оснований сомневаться в его достоверности. Но он хочет, чтобы в этом деле не было ни малейших неясностей. Ни малейших, генерал. Взгляните на ситуацию со стороны. С полной непредвзятостью.

Это все, что от вас требуется.

Последняя фраза подтвердила предположения Нифонтова: куратор хочет, чтобы поручение президента выглядело обычной проверкой.

Проверка так проверка. Нифонтов сделал то, что и обязан был сделать. Созданная по его приказу группа из самых опытных экспертов управления три недели изучала все материалы, связанные с катастрофами «Руслана» и «Антея». Оперативный отдел в этой работе не был задействован, полковник Голубков был занят на другом направлении. Да и необходимости в его участии не было.

С «Антеем» никаких неясностей не выявилось. Даже зафиксированная Памирской геофизической обсерваторией магнитная буря в районе Алатау до минуты совпала со временем гибели самолета.

С «Русланом» было сложней. Государственная комиссия пришла к выводу, что причина катастрофы — конструктивные недостатки двигателей Д-18Т, выпускаемых запорожским заводом «Мотор Сiч». Моторостроители опротестовали заключение. Специалисты украинского КБ «Прогресс» провели стендовые испытания двигателей и доказали, что к трагедии привела нештатная работа топливной системы «Руслана» — образование в топливе водо-керосинового льда. Фирма «Аэротранс», основной грузоперевозчик российской государственной компании «Госвооружение», представила документы, доказывающие, что топливо, которым был заправлен «Руслан», полностью соответствовало ГОСТу и техническим условиям, зафиксированным в договоре с австрийской страховой компанией «Трансинвест». Страховка была выплачена. Чтобы избежать подобных случаев в будущем, КБ «Прогресс» разработало фильтры-ловушки для водо-керосинового льда. Это не было признанием конструктивных недоработок.

Это было нововведение — «фулпруф», защита от дурака. Конфликт был исчерпан. Все остались при своих интересах. Кроме экипажа самолета, сопровождавших груз офицеров и жителей Иркутска, на дома которых рухнул «Руслан».

В этой истории было непонятно только одно. После такой страшной катастрофы, унесшей жизни более семидесяти человек, естественно было ожидать, что фирма «Аэротранс» навсегда прекратит свое существование, потому что не получит больше ни одного подряда. Что там ни говори, какие документы ни представляй, а о качестве топлива должен заботиться перевозчик. Но этого не произошло. Компания «Аэротранс» осталась монополистом в сфере транспортировки всего российского специмущества, в том числе и боевых самолетов, поставляемых ГК «Госвооружение» и ЗАО «Феникс» в Индию, Китай, Вьетнам, Малайзию, Финляндию и другие страны.

«Аэротрансу» принадлежал и «Антей», разбившийся в Алатау.

Но в задачу УПСМ не входило вникать во взаимоотношения руководства «Госвооружения» и «Феникса» со своими подрядчиками. К поручению президента это касательства не имело.

По результатам расследования был составлен подробный отчет. Памятуя, что высокое начальство не любит читать длинных бумаг, Нифонтов сделал короткое, на полстраницы, резюме. Поручение президента можно было считать выполненным.

Так, во всяком случае, казалось до того дня, когда из штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли на имя полковника Голубкова пришла шифровка с просьбой о встрече. После возвращения Голубкова из Будапешта отчет о работе, проделанной экспертами УПСМ, можно было спокойно отправлять в архив.

Нифонтов не сделал этого из тактических соображений. Как бы там ни было, но отчет свидетельствовал, что управление с полной ответственностью отнеслось к поручению президента. Работа выполнена быстро и на высоком профессиональном уровне. Новая информация заставляет кардинально изменить подход к оценке ситуации. Но это не обесценивает сделанного.

Он оказался прав. Куратор внимательно прочитал резюме, полистал отчет и удовлетворенно и даже словно бы с облегчением кивнул:

— Хорошо. Очень хорошо, генерал. Я доложу президенту, что вы справились с заданием.

— Я бы не спешил, — ответил Нифонтов. — Появились новые обстоятельства. Они не позволяют считать дело законченным.