Максим Шахов - Игрушка из Хиросимы Страница 13

А он знал. Знал прежде, а теперь узнал еще больше. И в эту минуту был готов согласиться с буддистами, считающими нашу планету одним из самых худших мест во Вселенной.

Бондарев осторожно опустил голову и подвигал ею, избавляясь от острого камешка, врезавшегося в затылок. Той боли, что его терзала, было вполне достаточно, дополнительной он бы не выдержал. Даже самой незначительной.

Закрыв глаза, он стал думать, зачем его привезли в это полуразрушенное строение, где раньше находился какой-то цех или заводик. Мозги соображали плохо, но напряженных раздумий не понадобилось. Убийцы в черных масках избавились от трупа. Они решили, что забили Бондарева насмерть, и отвезли его в какое-то уединенное, заброшенное здание. Ожидать, что сюда нагрянут туристы с холодной минералкой и аптечкой, бессмысленно. Придется выбираться самому.

Самому, как всегда… Всю жизнь самому.

Бондарев разомкнул веки, чтобы еще раз посмотреть на небо. Оно было прекрасным и равнодушным ко всему, что происходило на земле. Так было много тысячелетий назад, когда предки людей еще только учились проламывать друг другу головы дубинами. Так будет и потом, когда люди, наконец-то, уничтожат друг друга. Такой взгляд можно было назвать пессимистическим. Если бы не вся предыдущая история человечества, состоящая из сплошных войн, больших и малых…

И если есть Господь Бог, который создал людей такими, то что ему жизнь какого-то там майора Константина Бондарева, подыхающего на грязном полу? Тьфу!

— Значит, обойдемся без молитв, — прошептал он одними губами.

Снова и снова Бондарев пробовал шевелить различными частями тела. Это порождало всевозможные ощущения. Он даже не мог водить глазами из стороны в сторону, чтобы не испытывать боли. Отделали его на славу, и неудивительно, что приняли за мертвого. Он и сам не до конца был уверен, что жив.

Бондарев расслабился, прекратив напрягать мышцы. Внутренний голос посоветовал ему успокоиться и перестать мучить себя попусту. Нужен час передышки. Лучше два. Или три. А потом он выберется из этих развалин и найдет, к кому обратиться за помощью. Был бы телефон, тогда бы вообще не пришлось напрягаться. Но, когда он проверял, способен ли двигаться, то пошарил по карманам и нашел лишь обломки мобильника. Так что досталось не только ему…

Бондарев закрыл глаза и ощутил приступ голода, оказавшегося не менее сильным, чем боль. А еще хотелось пить, ужасно хотелось. Может быть, он потерял слишком много крови и теперь умирает от обезвоживания организма? Нет. Свежей крови под ним нет, а ссадины и раны успели затянуться. Это значит… Голод и жажда могли появиться только при том условии, что с ночного боя прошло время. Много времени.

Так сколько же он находится в этом заброшенном здании? Не часов, а дней. Два? Три?

«Не меньше суток, не больше двух, — подумал он. — Человеческий организм не способен обходиться без воды больше семидесяти двух часов. Пить хочется, однако пока что я не умираю от жажды. Что-то около сорока восьми часов без сознания. Значит, моя жизнь действительно висела на волоске. Я стоял одной ногой в могиле… Вернее, лежал. Слишком долго! Нужно как можно скорее выбираться отсюда!»

Он попытался закричать, чтобы привлечь внимание прохожих или бродяг. Лучше угодить в японскую каталажку за проникновение в страну по фальшивому паспорту, чем окочуриться от жажды среди грязных развалин. Однако крик не получился. Из поврежденного горла вырвалось лишь хриплое карканье. Что касается распухших губ, то они вообще не могли произнести ни одного членораздельного звука.

Что ж, на помощь рассчитывать не приходилось. Нужно было полагаться на собственные силы, а их не было, совсем не было.

Бондарев привстал, почувствовал сильное головокружение и потерял сознание. Так повторилось несколько раз, пока он не справился с паникой.

Спать, приказал он себе. Спать и набираться сил. Успокойся. Ты и не из таких передряг выбирался живым.

Веки Бондарева отяжелели. Он отключился, так и не успев понять, сон его сморил или забрала смерть.

19

Было темно, сквозь дыры и щели лился молочный лунный свет. Это означало, что обморок продлился несколько часов. Обморок, сменяющийся жуткими кошмарами. Но сном это назвать было нельзя. Бондарев не спал, он то бредил, то находился в полной отключке.

Повернув голову, он посмотрел на отверстие, в котором прежде видел дневной свет. Теперь там мерцала маленькая искорка. Звезда. Такая же одинокая, как он сам.

Бондарев медленно приподнялся на руках и сел. Все вокруг поплыло по часовой стрелке. Подождав, пока головокружение прекратится, он осторожно встал, доплелся до пролома в стене и выглянул наружу. В темноте угадывалось что-то похожее на рощу или заброшенный парк. Нужно было согреться, потому что ночь выдалась холодная. Если днем воздух в Хиросиме прогревался до двадцати градусов, то теперь изо рта валил пар и пальцы зябли, как на морозе.

Бондарев согнул в колене одну ногу, потом другую. Размял руки, повертел головой, несколько раз присел. Зарядка завершилась падением, но он упорно возобновил ее. Позвоночник похрустывал, рот наполнился отвратительным вкусом желчи, в глазах то и дело темнело, но, в общем-то, дело пошло на лад. Самым больным местом оказались почки, ноющие, как больной зуб.

Когда тело начало повиноваться Бондареву и он решил выбираться из развалин, уже начался рассвет, и небо на востоке окрасилось розовым. Делая по несколько шагов, он останавливался, чтобы перевести дыхание и восстановить быстро иссякающие силы.

Выбравшись из комнаты, Бондарев увидел перед собой длинный сумрачный коридор, наполненный кучами мусора. В конце коридора — очень далеко, просто невероятно далеко — виднелось ограждение лестничного пролета. Придерживаясь рукой за стену, он поплелся туда и к тому времени, когда небосвод сделался голубым, добрался до ступеней.

Выяснилось, что ублюдки в черных масках не поленились затащить его на третий этаж. Наверное, побоялись оставить внизу, где его могли обнаружить бродяги или кто-нибудь еще.

Навалившись на перила, он начал спускаться, чувствуя себя дряхлым стариком или инвалидом, покинувшим свою коляску. В какой-то момент это едва не закончилось катастрофой, потому что перила оказались ненадежными и провалились под тяжестью его тела. Чудом сохранив равновесие, он отпрянул и продолжил спуск вдоль шершавой стены.

Когда Бондарев вышел на свежий воздух, было совсем светло. Солнце поднялось над кронами деревьев, словно желая полюбоваться человеком, которому вздумалось прогуляться в таком ужасном состоянии. Он зажмурился, подставив лицо теплым лучам, потом открыл глаза и некоторое время смотрел на еще низкое солнце. Это было невыразимо приятно. Если бы не голод и жажда, он мог бы простоять так целую вечность.

Но вечности в его распоряжении не было. Отдышавшись, Бондарев заковылял в направлении деревьев, за которыми слышался шум машин. Проезжали они редко, примерно раз за три минуты, но это было лучше, чем ничего. Главное, не отрубиться где-нибудь на полпути и не свалиться. Очередная ночь может оказаться холоднее предыдущих, а здоровье серьезно подорвано. Так что надо идти потихоньку, аккуратно переставляя ноги.

Бондарев пересек пустырь, перебрался через полуразвалившуюся изгородь и вскоре очутился на обочине. Первые три автомобиля пронеслись мимо, даже не притормозив. Четвертый начал было останавливаться, но потом водитель хорошенько рассмотрел голосующего и умчался с такой скоростью, словно встретился с ходячим мертвецом.

Отчасти так оно и было. Осмотрев свою грязную, изорванную одежду, Бондарев ощупал распухшее лицо, слипшиеся от крови волосы, понял, что путешествие автостопом находится под большим вопросом, и уже собирался растянуться поперек шоссе, чтобы преградить автомобилям путь, когда почувствовал на себе чей-то взгляд.

Повернув голову, он увидел небритого японца в просторной одежде и резиновых сапогах. На голове у него была черная вязаная шапочка, но он не спешил превращать ее в маску, натянув на лицо.

— Хелп ми, — сипло попросил Бондарев.

Японец что-то залопотал по-своему. Быстро и с вопросительными интонациями. Наверное, хотел знать, что случилось.

Бондарев покачал головой и показал жестами, что не понимает. Затем сделал интернациональный жест, показывая, будто держит в руке телефонную трубку.

— Ай нид ту колл, — сказал он. — Плиз.

— Тэлефо-он?

— Йес. Телефон.

— Американ?

— Рашен.

Недоверчиво прищурившись, японец предложил произнести что-нибудь по-русски.

— Пошел ты в ж…, — устало произнес Бондарев. — Я на ногах еле стою, не видишь разве?

Это прозвучало убедительно.

— Олл райт, ком ту ми, — сказал японец после минутного колебания. — Тэйк ит.