Энди Макнаб - До наступления темноты Страница 13

Я слышал, как позади меня хлопает нейлоновое пончо. Я уже различал гудрон… Если я доберусь до него, догнать меня в своих резиновых сапогах противник уже не сможет. Но тут я поскользнулся и сел на землю, продолжая цепляться за «лизермэн» так, словно от него зависела вся моя жизнь.

Я поднял взгляд на моего преследователя. Он остановился – глаза как блюдца – и замахнулся мачете. Извиваясь, стараясь найти опору для ног и встать, я отползал назад. Лезвие сверкнуло в воздухе.

Ну и дурак: мачете с тонким звоном вонзилось в молодой побег. Парня крутнуло, и он, все еще вопя во весь голос, тоже поскользнулся в грязи и шлепнулся на задницу.

Не выпуская из правой руки «лизермэн», я ухватился левой за ворот пончо и со всей силой потянул, даже не сообразив еще, что стану делать дальше. Я знал лишь одно: мачете нужно нейтрализовать.

Покрепче ухватившись за пончо, я потянул снова и встал, скручивая нейлон, чтобы посильнее сдавить противнику горло. Он лягался и дергался, а я тащил его назад в джунгли. Видеть меня он не мог, я был у него за спиной, но все равно размахивал, отчаянно извиваясь, своим мачете. Лезвие рассекло пончо. Зад парня, точно бульдозер, взрывал опавшие листья и сучья. Я же думал только о том, чтобы затащить его подальше в джунгли и не встретиться при этом со свистящим мачете.

И все же встреча состоялась – лезвие врезалось мне в правую икру.

Я завопил от боли, но на ногах удержался и продолжал волочить его. У меня не было выбора: если я остановлюсь, он сможет вскочить на ноги.

Бревна я не заметил. Ноги мои подогнулись, и я полетел спиной вперед. Малый почувствовал, что ткань уже не так сильно сдавливает ему горло, и ухитрился подняться на колени. Я на четвереньках отползал назад, стараясь встать и убраться подальше от него.

Что-то крича по-испански, человек Чана бросился на меня. Я все-таки сумел встать на ноги и снова ударился в бегство.

Я чувствовал, как мачете рассекает воздух у меня за спиной. Это уж совсем никуда не годилось, – похоже, меня догоняла смерть. Надо было рискнуть.

Я повернулся и, опустив голову, бросился на преследователя. Если я буду недостаточно быстрым, я скоро узнаю об этом, почувствовав, как мачете врезается мне в спину между лопатками.

«Лизермэн» все еще оставался у меня в правой руке. Я обвил противника левой рукой, постаравшись зажать его правую, ту, в которой было мачете.

И сразу же воткнул ему в живот нож.

Ощущение было такое, словно я протыкал лист резины.

Он взвыл от боли. Я отдернул руку, лезвие показалось на свет, и противник мой рухнул, скорчившись, точно зародыш.

Я подобрал оброненное им мачете, отошел и сел, привалясь спиной к дереву. Дыхание успокаивалось, и одновременно нарастала боль в ноге. Я подтянул повыше рассеченную правую штанину, осмотрел рану. Рана находилась сзади на икре – сантиметров десять длиной, не очень глубокая, но из нее тем не менее хлестала кровь.

С помощью «лизермэна» я нарезал полосок из рукавов рубашки и соорудил повязку.

Я взглянул на покрытого грязью противника, так и лежавшего скорчившись. Мне было жаль его, но он не оставил мне выбора.

Я понимал, что наткнулся не на простого лесоруба. Ногти у него были чистые, ухоженные, и, хоть голову покрывали листья и грязь, видно было, как хорошо он пострижен. Молодой, приятной наружности, чисто выбритый. В его внешности присутствовала странная особенность – у него была только одна бровь. Не крестьянин – городской парень, тот самый, что стоял в отъезжавшем пикапе. Как и говорил Аарон, с этой публикой лучше не связываться. Вот и этот, не задумываясь, располосовал бы меня своим мачете. Однако что он тут делал?

Темнело, дождь лупил по листве. Происшедшее положило конец моей рекогносцировке – теперь нам обоим надлежало исчезнуть. Его могут хватиться. Начнутся поиски, и, если я оставлю его здесь, продлятся они недолго.

Однобровый дышал прерывисто и быстро, прижимая руки к животу и что-то слабо лепеча. Я отправился на поиски его шляпы, размышляя, что мне с ним делать, когда мы выберемся отсюда. Даже если он еще будет жив, я все равно не смогу отправить его в больницу, поскольку он расскажет обо мне и это насторожит Чарли. Везти его к Аарону и Кэрри я тоже не могу – это поставит их под удар. Я понимал одно: пока необходимо утащить его подальше отсюда. Все остальное придумается потом.

Шляпа нашлась, я взял Однобрового за правую руку и взвалил себе на плечи. Потом, не выпуская из руки мачете, сверился с компасом и направился к изгороди. Впереди, на открытом, затянутом сумерками пространстве, меня поджидала сплошная стена дождя. В доме уже зажгли свет. Фонтан тоже был подсвечен, но статуи его я разглядеть не сумел. Вот и хорошо, потому как это означает, что и из дома меня не увидят.

Несколько минут я шел вдоль изгороди, пончо моего пассажира то и дело цеплялось за колючие ветви. Все это время я не отрывал глаз от дома. Потом я набрел на тянувшуюся вдоль изгороди звериную тропу. Я пошел по ней, не заботясь о том, что оставляю следы. Дождь скоро их смоет. Я прошел всего с дюжину шагов, когда мою правую, охромевшую ногу выдернуло из-под меня, и я вместе с ношей повалился на землю.

Что-то крепко держало ногу. Я пригляделся и увидел проблеск металла, проволоки: я попался в силок. Впрочем, избавиться от него оказалось не так уж сложно. Я снова встал, взвалил Однобрового на спину и пошел дальше. Проковыляв еще минут пять, я достиг беленой стены, а затем, метров через десять, и железных ворот. Приятно было ощутить под ногами гудрон. Если появится автомобиль, я просто нырну в подлесок.

Дорога отняла целый час, но в конце концов мы оба оказались под пологом листвы вблизи от развилки. Дождь унялся, чего нельзя было сказать о боли Однобрового, да и о моей тоже. Около часа я просидел, растирая ногу и поджидая Аарона. Стоны Однобрового затихали и в конце концов прекратились совсем. Я подполз поближе к нему. Мне было слышно только слабое, сипящее дыхание. Я открыл нож и потыкал острием в язык Однобрового. Никакой реакции. Он явно отходил.

Перекатив Однобрового на спину, я вдавил правый локоть ему в горло и навалился на него всем своим весом. Сопротивления почти не было. Ноги его слабо задергались, рука потянулась к моему лицу. Я отвел голову в сторону и, прислушиваясь к насекомым, не позволял крови поступать ему в мозг, а кислороду – в легкие.

Глава седьмая

Часы показывали 2.23, скоро приедет Аарон. Я провел здесь, на палой листве, уже почти шесть часов.

Как ни старался я приспособиться к разнице во времени, тело мое все равно норовило свернуться в клубок и погрузиться в глубокий сон. Я вытянул ноги, и подошвы кроссовок уперлись в Однобрового. Еще в лесу я обыскал его и нашел бумажник и несколько кусков медной проволоки, засунутых в холщовый кармашек у него на поясе. Он расставлял силки. Скорее всего, он делал это развлечения ради: как-то не похоже было, что публика, обитавшая в доме, уж очень нуждалась в диких индейках.

Я думал о том, чем занимался вот уже многие годы, и ощущал ненависть ко всем заданиям, какие мне приходилось когда-либо выполнять. Я испытывал ненависть и к Однобровому, вынудившему меня убить его. Испытывал ненависть к себе.

До полуночи я услышал шум трех прошедших по дороге машин, а куда они ехали, к дому или от него, сказать было трудно. Единственным, что я слышал после полуночи, было гудение насекомых. Один раз мимо проскакала стая обезьян-ревунов, их гулкие стенания долго еще отдавались в джунглях.

В 2.58 до меня донеслось негромкое урчание мотора. На этот раз звук не стих. Рокот двигателя постепенно перекрывал пение цикад, и вскоре, судя по взвизгу покрышек, машина остановилась прямо против меня. Двигатель продолжал постукивать. Это, надо полагать, «мазда».

Я поднялся на ноги, нашарил в темноте Однобрового, взял его за руку и за ногу и взвалил на плечо. Держа мачете и шляпу в правой руке, я направился к опушке, полуприкрыв веки, чтобы защитить глаза от невидимых во мраке плетей сассапарили. Мог бы и вовсе закрыть – все равно ничего не видать.

Выйдя из лесу, я сразу увидел «мазду». Уложив Однобрового на самой кромке джунглей, я бросил его шляпу в грязь и с мачете в руке захлюпал к пассажирской дверце, стараясь разглядеть, находится ли в машине только один человек.

Аарон сидел, сжимая обеими руками руль. Свет приборов позволял мне увидеть, что смотрит он прямо перед собой. Стекло с его стороны было опущено, но он, похоже, так меня и не услышал.

Я негромко спросил:

– Ну что, уже отыскали ваши барритоны или как их там?

Аарон подскочил на сиденье, словно ему явился призрак.

– Скажите-ка, напарник, дверца кузова не заперта?

– Нет.

– Хорошо.

Обогнув кузов, я открыл дверцу и сходил за Однобровым. Когда я уложил тело на замусоренный пол кузова, напряжение, томившее меня, несколько спало. За трупом последовала шляпа. Прежде чем захлопнуть дверцу, я накрыл Однобрового его пончо. Стекло дверцы было заляпано грязью. Что-либо разглядеть сквозь него никто бы не смог.