Любовь Рябикина - У каждого свой путь Страница 135

— Что-то в живот сильно впилось…

Затих. Прошел еще час. Фуфарев уже хотел отправить на поиски Искандера двоих ребят, когда с другой стороны мелькнула тень. Женщина упала возле проволоки. Мужики приподняли ограждение и Марина очутилась рядом с капитаном. Задыхаясь, прошипела:

— Нашли!.. Здесь они. Народу много. Я на территории включенный радиомаяк оставила. Отойдем и вызовем вертушки…

Фуфареву не понравилась “самодеятельность”, хотя его ребята выразили искреннее одобрение. Офицер приказал отходить. Она снова заметила его нервозность. Капитан попытался встать замыкающим, но женщина не отходила ни на шаг. Он пополз вперед. Степанова посмотрела ему в спину — ее терзало нехорошее предчувствие. Метров через четыреста Фуфарев остановил группу. Подошел к женщине и сухо сказал вполголоса:

— Вам такого задания не давали! Мы должны были лишь найти, вернуться на территорию базы и доложить. Вы не имеете права ставить группу под удар…

Она приникла к его уху, стараясь, чтобы ребята не слышали, прошипела:

— Пошел ты на три русских позолоченных! Понял или разъяснить куда? Здесь около тысячи боевиков: обученных, полуобученных, начинающих! Завтра добрая сотня из них может разбрестись по всей Чечне и таких дел наворотить, чертям в аду тошно станет! Это у тебя задание разведать, а у меня — уничтожить! И я как раз вывожу не только нашу группу, но и кое-кого из тех ребятишек, что в Чечне сейчас воюют. Давай рацию сюда…

Капитан с нескрываемой злостью сунул ей рацию и предупредил:

— Как вы разговариваете с офицером, сержант? Вернемся, я доложу о вашем поведении полковнику Огареву.

Женщина, уже приседая перед радиостанцией, махнула рукой:

— Дело ваше. Жалуйтесь хоть господу Богу…

Разведчики удивленно следили за их перебранкой. Особенно их поразило поведение Фуфарева. Сеанс связи занял не более тридцати секунд. Марина четко произнесла в эфир несколько раз:

— Волга, я Терек! Волга, я Терек! Я на месте, жду гостинцы. — Отключилась и вскочила на ноги: — Уходим, мужики! Сейчас по нашему следу целая свора кинется, если услышали. А они не могли не слышать…

Это был не просто отход. Они едва успели добежать до половины холма, когда на них накинулось около трехсот хорошо обученных и вооруженных дудаевцев. Боевики остервенело лезли со всех сторон с дикими воплями. Они старались напугать разведчиков, заставить их метаться по склону. Но не получилось…

Группа отбивалась из последних сил. Марине некогда было следить за ходом боя, она прикрывала свой кусочек участка, потихоньку пятясь к вершине. Патронов оставалось мало, гранаты израсходовали раньше. Семеро парней были ранены в первые минуты боя. Двоих несли к вершине холма на руках. Маринке “достался” осколок в руку, но она никому ничего не сказав, молча перемотала рану и продолжала отстреливаться, перебегая от куста к кусту, от дерева к дереву. Не смотря на отчаянную попытку Мешкова заставить ее уйти, осталась и прикрывала отход раненых.

Вертолеты подоспели, когда они готовились к последнему бою. Все были изранены. Времени не хватало даже на то, чтобы перевязать себя. Одежда и лица покрылись кровью. Гул винтов заставил поднять головы не только солдат, но и боевиков. Шквал огня и серия взрывов в рядах бандитов, заставили разведчиков приникнуть к земле, чтоб не погибнуть от разлетавшихся осколков. Видимо, летчики заметили осажденную группу и решили помочь выпутаться. Два вертолета утюжили ряды чехов очередями из пулеметов, заставляя бандитов бежать вниз. Не многие сумели уйти целыми и невредимыми.

Маленький отряд остался на холме. Разведчики перевязывали себя и друг друга последними бинтами и обрывками тельников. Осматривали оружие, меняли у автоматов опустевшие магазины. Вскоре вертолеты, посланные для уничтожения лагеря, вернулись. Один сел рядом с группой и забрал спецназ с собой в Грозный. От довольного штурмана узнали об уничтожении учебного лагеря:

— Хорошо поработали, мужики! Если бы не ваш радиомаяк, навряд ли бы нашли. Искусно замаскировались, сволочи! Сетка не отличима от кустарников и старой травы. Столько раз здесь пролетали и даже подумать не могли, что здесь гадючник прячется…

Степанова случайно заметила, как при этих словах нахмурилось лицо Фуфарева. Сразу обратила внимание, что капитан выглядит лучше остальных. У него было несколько легких ранений в конечности. Даже и не ранения, а так, царапины, но он старательно прижимал к себе перебинтованную руку. Этот капитан определенно не нравился Маринке. Он с первых минут вызвал у нее стойкую антипатию. Такого за всю долгую военную практику, с ней еще не бывало, если не считать того политработника в Афганистане.

Бросалось в глаза, что в отряде Фуфарева не любят. У него даже клички не было, что в отрядах спецназа вообще нонсенс. Обычно командиров называют “Отцами”, “Батями”, “Дедами” и так далее. Капитана называли по фамилии или по званию. Разведчики не подшучивали над ним, как в других отрядах и вообще старались поменьше обращаться к командиру. Капитан, судя по его виду, и сам не горел желанием “пообщаться” с подчиненными.

Мужики устало переговаривались между собой, обсуждая прошедший бой. Вовлекли в разговор женщину, вспоминая некоторые ключевые моменты. Все радовались, что никто в отряде не погиб. Переживали за тяжелораненых, лежавших на полу. Фуфарева, казалось, все это не касается. Он сидел, уставившись перед собой и ни на что не реагировал.

Глава 11

Степанова наотрез отказалась лечь в госпиталь. Хирург, разругавшись с ней в пух и прах, с трудом выдернул застрявший между костей осколок. Еще раз попробовал убедить отправляться в госпиталь, а когда не получилось, нажаловался на нее полковнику спецназа. Но и тот ничего не смог сделать со своевольной бабой. Решил попробовать воздействовать через непосредственного начальника. Огарев связался с Москвой и доложил о ранении подчиненной генералу. Передал слова хирурга. Тот вызвал Степанову на “разговор”. Маринка после этого целую неделю ходила по территории бригады с перемотанной рукой, злая, как мегера. Но через неделю, каждый день, начала связываться по рации с Москвой и требовать от начальника новое задание. Бредин уперся:

— Ты ранена. Отдыхай. Вот рана подживет и будет новое задание. Обещаю, будет!

Маринка едва не ревела в наушники:

— Евгений Владиславович, стыдно мне с таким пустяком в тылу ошиваться! Скучно! Огарев специально вас настращал, чтоб меня подольше не выпускать. Это ему хирург наплел, что рана тяжелая и долго не заживет, а тут всего лишь царапина. Они специально пытаются держать меня в лагере подольше.

Голос генерала каждый раз строго приказывал:

— Сержант Степанова, отставить разговорчики! Отдыхать!

И отключался. Женщина ходила на перевязки в медсанбат и умоляла врача сказать полковнику, что она уже здорова, но хирург был неумолим. Смотрел на нее и ругался:

— Я каждый день слышу от вас одно и тоже. Сколько можно? У меня нет в госпитале ни одного такого настырного раненого, как вы. Нет, нет и нет! Не дам я такого заключения…

Разбинтовывал рану и тыкал пальцем в кровоточащий, плохо заживающий шрам. Медсестра принималась за обработку раны, а он, уже сидя за столом, продолжал лекцию:

— Смотрите сами, кровоточит, гноится! Питаться надо нормально, витамины нужны, покой нужен, а вы непоседливы, как таракан и все стонете. Вот что, милочка, если через недельку с вашим ранением будет такая же картина, я вас отправлю в Моздок, невзирая на ваши стоны. А будете спорить — свяжусь с генералом и нажалуюсь еще раз на недисциплинированную подчиненную. Сам опишу ему состояние вашей раны. Ясно?

Степанова, морщась от боли, проворчала:

— Да куда уж яснее…

За стойкой бара, на высоких стульях, сидели две красивые белокурые девушки в коротких платьях, обтягивающих фигуры. Перед каждой стоял высокий стакан с коктейлем, пластиковой “соломинкой” и ломтиком лимона на краю. Обе молчали и хмуро переглядывались. Лениво потягивали коктейль и время от времени поглядывали на входную дверь. Они явно нервничали.

Бармен протирал стаканы и бросал красноречивые взгляды на девиц: бар открылся совсем недавно и народу в помещении больше не было. Обычно начинали заходить после пяти вечера, а сейчас стоял полдень.

Дубовая резная дверь резко распахнулась. Бармен оглянулся. На пороге появились два черноволосых красивых парня с острыми, темными глазами. Все выдавало в них уроженцев Кавказа. Быстро окинули взглядом помещение и решительно направились к девицам за стойкой. У одного, с шапкой черных кудрявых волос, на губах играла странная улыбка. С сильным акцентом сказал:

— Ирма, Вия, как я рад вас видеть!

Он обнял обоих девушек за талии и по-свойски чмокнул каждую в щеки. Они ответили вяло. Отставили в сторону опустевшие стаканы. Слезли со стульев и направились за угловой столик. Бармен посмотрел им вслед. Второй парень, широкоплечий и слегка прихрамывающий, подошел к стойке и заказал четыре коктейля “Бриз”. Беря по два стакана, перенес выпивку на столик и сел рядом со светлоглазой блондинкой. Попытался обнять за плечи, но Ирма сбросила его руку и зло сказала: