Олег Алякринский - Охота вслепую Страница 14

— Надо с этого поезда линять, Владик, — прошептал Сержант решительно. — И чем скорее, тем лучше. Насчет паранойи беру свои слова назад — ты как в воду глядел: тот хмырь в пальто слинял, но этот у него на подстраховке был. Не удивлюсь, если кроме этих двух козлов в поезде сидит еще взвод ОМОНа.

— Остановок в пути не предвидится, — заметил Варяг. — Бологое уже проехали.

— Ничего, — усмехнулся Степан: — В коридоре я приметил стоп-кран. Сейчас сделаем внеплановую остановку…

Варяг схватил его за локоть:

— Ни в коем случае, Степа, не надо привлекать к себе внимание! Не дай бог еще сбегутся сюда… Ты что? На ходу спрыгнем. Давай-ка собирай вещички по-быстрому Он прильнул к окну. За стеклом стояла сплошная стена ночи, ни огонька не было видно. — Черт его знает, где мы… Спрыгнешь тут, а потом будешь до рассвета плутать по болотам. А нынче ноябрь — заморозки уже…

Степан схватил свой портплед, сунул в него «узи-супер» и вышел из купе. Оказавшись в тамбуре, он вытащил из портпледа черную коробочку, в которой лежали всякие диковинные инструменты — тонкие плоскогубцы, длинные ключи, гнутые стальные прутики-отмычки. Он выудил из вороха металлического хлама железнодорожный Г-образный ключ и ловко открыл вагонную дверь. Лицо обдал колючий зябкий порыв воздуха. Веселый перестук колес на стыках рельсов звучал как соло ударника в джазовом оркестре. Степан невольно вспомнил запись концерта Бенни Гудмена, которую он в свое время в Ленинграде заслушал буквально до дыр…

— Ну давай! — сердито прошептал сзади Варяг. — Чего замер? Смотри, поезд притормаживает! Сейчас самый удачный момент! Надо успеть…

Степан пристально вгляделся во тьму. Ветер со свистом бил по глазам, трепал волосы. Пора! Тело вдруг вспомнило все, чему его учили когда-то в тренировочном лагере Иностранного легиона под Марселем: он инстинктивно сгруппировался, приготовившись к прыжку, и на счет «три» оттолкнулся от пола… Он летел, прижав к груди портплед с вещами и автоматом. Не успев приземлиться, услышал, как за спиной громко крякнул Варяг, выпрыгнувший из тамбура.

Приземлился Сержант удачно: на пологую песчаную гору. Видно, в этом месте собирались ремонтировать пути, вот песок и заготовили.

— Жив? — послышался голос Варяга.

— Нормалек! — бодро ответил Степан. — Сам как?

— Порядок!

Они забежали в березовую рощицу, начинавшуюся прямо около насыпи, w двинулись параллельно железнодорожным путям, стараясь держаться под покровом темноты. Вскоре впереди показались бусинки огней. По-видимому, они подходили к небольшой станции или деревеньке. Варяг вытащил мобильный и стал нажимать кнопки.

— Кому это ты сон хочешь сломать? — хохотнул Степан, глянув на часы. — Три пятнадцать утра.

— Филату, — коротко отозвался Варяг. — Надо бы узнать поточнее, где мы находимся, что это за местечко. И Филату адрес сказать. Пускай он высылает к нам своих гонцов на тачке. Пешкодралом до Питера мы вряд ли доберемся…

С собой он в эту поездку предусмотрительно взял новенький мобильник, который вместе с новой сим-картой купил еще вчера в салоне связи «Техмаркет». Покупка была сделана без паспорта, и Варяг надеялся, что уж на этот раз никто шибко ушастый не сумеет присосаться к радиоэфиру и выследить его местонахождение…

Ранний звонок Варяга застал Филата на его даче в Сестрорецке. Питерский смотрящий имел полезную привычку никогда не отключать мобильный. Для этого у него всегда под рукой имелся набор заряженных аккумуляторных батарей, которые он менял по мере необходимости, так что его «эрикссон» находился на боевом дежурстве круглосуточно.

Памятуя о недавней игре в прятки с ментами, которые посадили его на короткий поводок с помощью мобильника, Варяг не стал вдаваться в подробности и коротко изложил суть дела. Полустанок, возле которого они с Сержантом соскочили с поезда, назывался Заозерье. Филат пообещал через пятнадцать минут, максимум через полчаса, выслать за ними «экипаж» с двумя надежными пацанами. Значит, через три-четыре часа их подхватят и повезут в Питер…

Ночь еще полноправно властвовала над этим глухим краем. Было зябко, влажно. Вдалеке, в кромешной тьме, поблескивали три-четыре сигнальных огонька около железнодорожного полотна. Они остановились метрах в четырехстах от полустанка, опасаясь привлечь к себе внимание. С Филатом договорились так, что при подъезде к месту его гонец Саня Зарецкий отправит на мобильник Варягу пустую эсэмэску — и тогда оба беглеца выдвинутся к полустанку и будут ждать у шлагбаума на переезде.,

— Ну что, Степа, теперь нам тут сидеть и мерзнуть уж не знаю сколько… — невесело заметил Владислав. — Чудно все это, скажу я тебе. Вроде как я уже большой государственный чиновник, в кармане лежит заламинированная ксива с двуглавым орлом, вертушка в служебном кабинете на Варварке стоит, а я все по старинке — по лесам хоронюсь, как побегушник вонючий…

Сержант усмехнулся и огляделся по сторонам.

— Да так про тебя, видать, в Книге судеб написано. И никуда от этого не деться. Как и мне… — добавил он печально. — Оба мы с тобой побегушники. Оба обречены на эту охоту вслепую…

Последние несколько месяцев лейтенант Юрьев нельзя сказать, что был сверх меры загружен работой. Хотя ребята из его отдела землю рыли носом. По городу прокатилась волна квартирных краж, причем их жертвами становились в основном старые театральные актеры, антиквары и почтенные филателисты, в чьих домах хранилось накопленного за десятилетия добра на многие сотни тысяч рублей. Понятно, что случайно такие кражи не происходят, а значит, во всех случаях действовал умелый наводчик или группа наводчиков. Шум был поднят немалый: ограбленные старики писали гневные телеги во все высокие инстанции, требуя немедленно «найти и обезвредить» наглых грабителей… Полковник Лиховцев вяло отбрехивался от грозных министерских звонков из Москвы и от настырных адвокатов, представлявших интересы потерпевших. Руководитель следственной бригады майор Зимин даже получил от Лиховцева секретное «добро» на разговор с главным уголовным авторитетом Ленинграда, вором в законе Смоляным, с целью получить его содействие. Кражи явно совершили какие-то гастролеры, и по воровскому кодексу Смоляной был вправе если не сдать чужаков, то по крайней мере навести легавых на их поганый след…

Зимин взял с собой Степана Юрьева на встречу со Смоляным на всякий случай. Хотя никакой опасности для ленинградского опера предстоящая беседа не представляла, присутствие виртуоза-стрелка, видимо, придавало майору уверенности и повышало значимость его миссии. Да и молодому лейтенанту было любопытно поглядеть на живого авторитета, о котором ходило множество легенд, и главная та, будто бы он считался доверенным лицом самого Медведя, лидера московских законных воров, и держал в своих руках чуть не всю пищевую промышленность Ленинграда, все рестораны, винно-водочную торговлю и даже морской порт… Смоляной оказался сорокалетним мужчиной вполне приличной внешности, в дорогом костюме, при золотых часах, курившим импортные ароматные сигареты. При самом разговоре Степан не присутствовал — майор Зимин, представив Смоляному своего сопровождающего, попросил его подождать за стойкой бара, пока они с ленинградским паханом беседовали в кабинете ресторана «Астория».

После этого лейтенант Юрьев счел, что период его неофициальной опалы завершился. Дело в том, что посте загадочного убийства на обувной фабрике «Балтийский рабочий» двух ключевых работников дирекции следствие по делу о нападении на главбуха Серегина было тотчас закрыто. Серегин выписался из больницы и сразу подал в Ленугро заявление, в котором просил прекратить расследование. Что и сделали — с явным облегчением. Но вот Степана с тех пор перестали привлекать к оперативной работе. То есть его не отстранили демонстративно, а как бы забывали включать в ту или иную опергруппу, зато стали чаще посылать в командировки по Союзу, инспектировать тиры при милицейских шкалах. Он часто вспоминал короткую стычку в кабинете Кривошеина и всякий раз, когда перед его глазами вставало побледневшее, с белыми губами и остекленевшими от страха глазами лицо фактического руководителя фабрики «Балтийский рабочий», испытывал странное чувство — не то раскаяния, не то стыда. Хотя нет, почему он должен раскаиваться: Степан поступил по правилам — не он первый стрелял, а открыл огонь на поражение, защищая свою жизнь. В конце концов, он же был в милицейской форме и действовал по уставу… Вот разве что не сделал предупредительного выстрела в воздух, да у него и времени не оставалось на предупредительные выстрелы… И все же ощущение горечи было, несмотря ни на что. И чем больше он думал о том происшествии, тем горше ему становилось… А тут еще новая напасть — в утро он теперь был все равно как ярмарочный медведь.