Сергей Самаров - На войне как на войне Страница 14

Сейчас, получив информацию из Электростали от Пулатова, я могу мыслить уже более направленно. Если «ведут» меня, значит, мне следует Труповоза убирать. Михал Михалыч очень нежелательный свидетель. Он этого пока не знает. Лучше будет, если не узнает дольше.

Более того, я могу и ситуацию при удачном стечении обстоятельств обострить до предела. Труповоз, как обычно, выплатит мне только пятидесятипроцентный аванс. Остальные деньги он платить не пожелает. Не собирается он этого делать, в надежде что больше со мной не встретится. А я постараюсь заставить его заплатить все. И будем считать, что в достаточно крупную сумму, которую он обязуется мне выплатить, входят и деньги за обеспечение моей безопасности. Возможно, сюда же придется причислить и гонорар за жизнь самого отставного подполковника. Если он так настаивает... Ведь любая работа должна оплачиваться. А опасная для жизни исполнителя — по повышенной ставке.

Да, это нужно сделать. И одновременно побеспокоиться о другом. Я не знаю, где Захватов хранит свой экземпляр видеокассеты. А она мне очень нужна. Если с ним что-то случится, кассета может всплыть. Необходимо ее найти. Просто нельзя, чтобы кто-то другой увидел меня в ненужном для общества ракурсе.

Но теперь я могу не спешить. И даже получу удовольствие, потрепав Труповозу своим молчанием нервы. Пусть ждет моего звонка. Пусть до завтра дожидается. А мне еще предстоит его проверить. И я набрал номер Славы Трудогорова. Выложил свою просьбу:

— Вариант с проверкой «хвостов» отменяется. Я все уже сам выяснил. А на сегодняшний вечер мне сканер нужен. Завтра утром верну.

— Как скажешь... — Слава — человек без претензий, сговорчивый. — А то ребята уже готовы. Ждут команды. Сканер сейчас пришлю.

— Жду...

3

«По мнению обозревателей американских газет, самое великое открытие уходящего тысячелетия совершили американские ученые. Они сумели записать генетический код человека, — вещал диктор. — Таким образом, станет возможным изменение генной структуры людей при лечении таких заболеваний, как рак или СПИД...»

Генерал Легкоступов смотрел телевизор. Как всегда, невозмутимо. И даже не обращал внимания на ерзанье по дивану большого крепкого зада майора Мороза. Очень громкое ерзанье — пружины в диване старые и скрипучие...

В программе «Время» показали президента США Клинтона. Обычное обращение к американскому народу с трибуны на крыльце Белого дома. Хорошо живет американский президент, если к народу традиционно с крыльца обращается. Раньше так же и цари на Руси поступали. Сейчас цари пошли не те — обмельчали, сейчас им видеокамеры в персональный рабочий кабинет ставят. Вещают оттуда... Тема выступления президента не совсем обычная. Но генерал и не вслушивается в слова автора полутораминутного сюжета. Он сам об этом знает гораздо больше. Он знает эту тему прекрасно.

— Значит, америкашки решили все рассекретить! — досадливо ударил себя по колену майор Мороз.

— Они пока ничего и не сказали, — генерал спокоен и даже чуть презрителен. — А сообщение — только потому, что уже все в мире это знают. Из тех, кому положено знать. А к самим технологиям по-прежнему не подступиться. Но и это не самое главное. Всю шумиху американцы подняли для того, чтобы получить дополнительное финансирование. На самом деле их результат только-только перешагнул нулевую отметку. Они пока нашли полено. Чтобы сделать Буратино, нужен еще инструмент и папа Карло.

— Наши разработки?

— И наши тоже... Беда только в том, что полностью считывать код наши не умеют. Но расшифровывают отдельные участки. Сумели подобрать «ключ». А американцы не умеют расшифровывать — «ключ» не знают.

Генерал встал и прошел к окну. Занял любимую позу и долго смотрел на вечерний двор. Такое время ему нравилось больше дневного. В вечерней прохладе и думается легче.

— Ты, Дмитрий Федорович, завтра с самого утра в управление сходи. Мое появление будет заметно, а на тебя внимания не обратят. Проверь, что там за план оперативных мероприятий Югов разработает. Каким образом он соберется втереться объекту в доверие... Подкорректируй, потом мне доложишь.

— Есть, товарищ генерал...

— А пока завари чайку.

Мороз ушел на кухню, сообразив, что генерал не желает разговаривать на рабочие темы. А генерал в самом деле не хотел никого подпускать достаточно близко к своим мыслям. По сути дела, все сотрудники, работающие под его командой, занимались своим строго определенным участком. Лично им определенным. И он сам решал, кому и сколько следует знать. Лишнего не говорил. Легкоступов сам держал все нити операции в руках, отчитываясь только перед директором ФСБ, который план и утверждал. Другое дело, что многие методы, применяемые генералом, не мог бы одобрить и сам директор. По крайней мере, он не смог бы сказать, что дал свое «добро» на ту или иную акцию. Хотя после ее проведения может просто традиционно не все расслышать. Или задуматься и пропустить некоторые слова мимо ушей. Или понять правильно построенную фразу не так, как понял бы другой.

В начальный период операции отдел внутренних расследований дважды затребовал к себе документацию, касающуюся подготовительной стадии. Кто-то «капал» на не совсем корректные методы работы с Таманцем. Слава богу, пока не добрались до конечной цели — до привлечения в операцию Ангелова. Оба раза генерал предоставлял только те документы, которые считал возможным предоставить. Но не более.

Точно так же Геннадий Рудольфович не доверял своим сотрудникам. Даже майору Морозу, который заваривает сейчас на кухне чай. Майор только знает, что как-то их операция связана с работами по генетике и с попытками изменить генетическую карту человека. Но он не знает, что и эта тема — лишь составляющая большой и важной операции.

Глава V

1

К назначенному куратором часу я уже почти пришел в себя. Болезнь не то чтобы полностью отступила, но затаилась, спряталась в глубине организма, готовая через какое-то время снова прорваться наружу. Чтобы совсем сбросить расслабленность в своем теле и неприятную неуверенность, я уделил еще десять минут тренировочному мешку, опять представляя на его месте объемного Труповоза. Для выработки необходимой злости. Сам Труповоз еще дважды звонил мне, но я не брал трубку.

В двадцать два часа я поставил машину на стоянку. На ней добираться к месту рандеву нельзя. Для негласных встреч и мероприятий она слишком заметна. Я специально покупал такую. Исходил при этом из парадоксальных соображений. Человек моей послеармейской профессии никогда не желает быть на виду у других. Он должен быть незаметен и привычен, как трава в газоне или как лужа на дороге. А я все делаю наоборот. Я даже по телевидению выступаю как консультант по военным действиям в «горячих точках». Кто может предположить, что специалист моего уровня настолько обнаглеет? Но в этом уровень специалиста и заключается. Так я извращенно маскируюсь. Кому-то это может показаться слишком замысловатым. Но действует безотказно.

От стоянки я поехал на троллейбусе. Как и рассчитывал, прибыл на место за полчаса. Тщательно смотрел, нет ли «хвостов». Таковых не оказалось. И потому ровно в двадцать два сорок пять я поднялся на крыльцо гостиницы. Фокус простой. Если куратор сказал строго — двадцать три часа, это значит, что встреча должна произойти на пятнадцать минут раньше.

В ресторане ночная жизнь только начинается. Два «быка»-вышибалы окинули меня взглядом, оценивая по внешнему виду финансовые возможности. Причем оба одновременно задержали взгляд на левом плече. Проверяют. Если человек носит подмышечную кобуру, то плечо слегка стягивает, и при движении это заметно. Дураки. Я ношу кобуру, поясную. Причем даже стандартная кобура, которую в магазинах продают, сделана так, что подвесить ее можно и с внутренней стороны — под поясной ремень. И никаким взглядом не обнаружишь, если только я оружие показать не пожелаю. А это бывает в тех случаях, когда я работаю. То есть, достав пистолет, я уже стреляю.

Сразу за дверью в зал меня встретил пожилой официант и проводил к свободному столику, выполнив обычную работу мэтра. Мэтр же куда-то удалился. Но официанты всегда с удовольствием его заменяют, чтобы затащить клиентов к себе.

— Столик на двоих, — сказал я. — Ко мне товарищ подойдет.

Официант кивнул молча, с профессиональным лакейским достоинством, и отошел к столику соседнему, забрал оттуда меню, чтобы предложить мне выбор. Я сделал заказ и демонстративно обернулся на дверь — если кого-то ждешь, то надо ждать натурально. И в это время увидел через три стола от себя сегодняшних знакомых. Майор Угрюмов вовсе не выглядит угрюмым. Наоборот, он что-то рассказывает капитанам Югову и Стрекалову и сам хохочет громче других. Добродушный здоровенный мужик. В компании такой должен быть хорош. Югов улыбается скучно, словно ему к пельменям подали неразбавленную уксусную эссенцию. Должно быть, он не в настроении. А Стрекалов вообще сидит с каменным огрубевшим красным лицом. Есть такая категория людей, которые по мере выпивания все больше мрачнеют. Он, похоже, из них. К тому же у Стрекалова или не все в порядке с артериальным давлением, или он питает противоестественную страсть к аллергии — обычно люди так сильно не краснеют от выпитого, если пьют не в парном отделении бани.