Юлия Латынина - Саранча Страница 14

У самого крыльца, подзагородив вход, стояла мощная вишневая «вольво», — машинка, судя по всему, принадлежала самому Молодарчуку или кому-то из его замов. Трое ментов курили на лавочке. При виде подъехавших джипов с московскими номерами они немедленно оживились, повернулись, как по команде, и уставились на высыпавших из них крепких парней. Валерий знаком велел своим ребятам оставаться у тачек и вошел внутрь.

Дверь в предбанник молодарчуковского кабинета была распахнута, в прокуренном помещении толпился народ. На покорябанном стуле у двери сидела женщина, чистенько и бедно одетая. По виду — типичная потерпевшая. Валерий невольно обратил внимание на пальцы женщины: белые и бесцветные, кое-где с мелкими ожогами от реактивов. Такие же пальцы были вчера у Игоря, когда он лежал в гробу.

— Вы с «Зари»? — спросил Валерий.

Женщина среагировала не сразу.

— А? Да.

И тут же повернула голову обратно, уставившись, как цыпленок, на закрытую дверь кабинета. В глазах ее, на секунду взглянувших на Нестеренко, плеснуло какое-то дикое неизбывное горе. Валерий понял, что она даже не услышала вопроса, а ответила механически, как человек, разговаривающий по мобильнику, механически продолжает вести машину.

Внезапно Валерий обернулся. В коридоре, напротив распахнутой двери предбанника, стояли трое ментов. Двое глядели на него с любопытством. Третий оперативник был совсем молодой, года на три моложе Валерия, — худой вихрастый парень в пушистом свитере и старых джинсах. Джинсы были перетянуты толстым кожаным ремнем с огромной стальной пряжкой так, что юношеская худоба опера еще больше бросалась в глаза. Оперативник словно ощупывал Валерия глазами: так домохозяйка придирчиво вертит и щиплет на рынке тушку забитой индейки: да не стара ли? Да подойдет ли семье на праздник?

Друг убитого опера? Родственник? Или просто человек, который ну очень не любит молодых людей в хороших костюмах и на черных джипах? Сазан полностью отдавал себе отчет, что при малейшем милицейском желании он выходит убийцей мента и идет по статье, как миленький…

Дверь из кабинета Молодарчука распахнулась. На пороге стоял полковник собственной персоной. Молодарчук был разъярен. Лицо его пылало праведным гневом. Перед ним испуганно отступала тощая девочка лет тринадцати.

— Да я тебя! — орал Молодарчук. — Да ты сама им дала, а теперь хвостом вертишь! Вон отсюда! Шлюха малолетняя!

Женщина и мужчина изумленно вскочили на ноги.

— Олечка! — сказала женщина.

Полковник стремительно обернулся.

— Забери свою шалаву, и чтоб я тебя больше здесь не видел! — рявкнул Молодарчук. — У нормальной бабы девка по подворотням не шляется!

— Григорий Ефимыч… — спокойно начал молодой опер, тот самый, который только что разглядывал Валерия.

В эту минуту Молодарчук оглянулся и встретился глазами с Нестеренко.

— А… Э… Валерий Игоревич… Вы уже здесь? Погодите секундочку… то есть…

Два мента, грамотно взяв ошеломленную мать в коробочку, уже выводили ее в коридор. Молодой опер все так же стоял у притолоки.

— Заходи.

Валерий, оглянувшись на плачущую девочку, последовал за полковником.

Кабинет полковника Молодарчука отнюдь не напоминал клетушки, в которых ютились его подчиненные. Паркетный пол, строгие импортные шкафы, безукоризненная отделка стен и стеклопакеты в окнах сделали бы честь любому средней руки офису. За окнами открывался роскошный вид на реку, под собранным из стальных спичек мостом неторопливо проплывала желтоносая баржа.

Валерий, не дожидаясь приглашения, сел в одно из покойных кресел, расставленных вдоль стола для совещаний. Полковник, поколебавшись, опустился напротив.

— Нет, просто черт знает что такое! — с запоздалым негодованием воскликнул Молодарчук. — Сначала шляются неведомо где, лезут к парням, а потом, чуть что, позорят хороших людей!

Валерий молчал. Уголок рта Молодарчука дернулся, пальцы выбили на столешнице нервную дробь. Нестеренко сидел абсолютно неподвижно и расслабленно, и эта неподвижность собеседника невольно заставляла полковника нервничать, восполняя недостаток чужих движений избытком своих собственных.

Внезапно Молодарчук встал, растворил дверь кабинета и крикнул:

— Лерочка, кофе и коньяк.

Потом вернулся и снова сел напротив Валерия. Глаза Нестеренко, казалось, неторопливо изучали обстановку кабинета, красивую белую грамоту с золотой окантовкой — личную благодарность Анатолия Куликова за чего-то там проявленное и оказанное.

— Н-да, нехорошо-то как вышло, — с досадой сказал полковник.

— Что — нехорошо?

— Ну вы сами понимаете, Валерий Игоревич. У нас город спокойный, тихий. А вы… в первый же день… и не кого-нибудь, а сотрудника милиции… из иностранного ствола…

— Ваш сотрудник находился при исполнении обязанностей? И если да, то у него не странные ли обязанности — мочить заезжих бизнесменов из незарегистрированного «ПМ»?

Полковник поколебался.

— Ну зачем вы так, Валерий Игоревич. Я… я совершенно непредвзято… Но… — полковник замолчал. Руки его бесцельно бродили по полированной поверхности стола. Внезапно полковник сощурился и поинтересовался:

— Кстати, я так понял, что вы нашли общий язык с Демьяном Михайловичем?

— Директором? Я бы не сказал. Просто любопытствовал у него, кто убил Игоря.

— И что он ответил?

— Я боюсь, что вашей версии — насчет иностранных шпионов, загубивших русского ученого, — мы не обсуждали.

— Видите ли, — вкрадчиво сказал полковник, — у нас не лучшие отношения с руководством комбината. К ним предъявили какой-то иск, насколько я понимаю, вполне справедливый, они отказываются платить по своим обязательствам и винят в этом областное УВД. Довольно дикая логика.

— При чем здесь я? — спросил Сазан.

— Насколько я понимаю, вы могли бы повлиять на директора.

— Повлиять в каком смысле? — безжалостно уточнил Валерий.

— В арбитражном суде области лежит апелляция завода по иску ТОО «Бенарес» о взыскании задолженности по векселям. Чем дольше Санычев будет сопротивляться, тем больше пеней и штрафов придется ему платить.

Валерий помолчал.

— Иными словами, в случае, если Санычев не заплатит по иску, вы арестуете меня за убийство сотрудника милиции?

— На меня есть определенное давление, Валерий Игоревич. Это ваша задача — доказать, что я должен ему противиться.

— А если я повлияю на руководство комбината?

Полковник помолчал. Потом внезапно подошел к сейфу, открыл дверцу и бросил на стол перед Валерием довольно толстое дело. Валерий раскрыл было папку, но полковник проворно потянул ее к себе

— Что это?

— Дело об ограблении АОЗТ «Ласточка».

— И кто же его ограбил?

— Ограбили трейлер с видеотехникой. Трейлер увели, одного из водителей убили. Сделали это люди некоего Спиридона, личности в нашем городе довольно известной. Но…

Полковник сделал несколько театральную паузу.

— Одним из главных подозреваемых по делу проходит Лесько Андрей Никитич, оперуполномоченный пятого отделения. Тот самый, которого вы застрелили.

— Что значит — одним из главных?

— Есть показания, что водителя убивал именно он И что угрожал владельцу «Ласточки» тоже Лесько.

— Классные вы себе кадры набираете, — осклабился Сазан.

— В семье не без урода, Валерий Игоревич. Но вы понимаете, что я в довольно сложном положении. С одной стороны, ордер на арест Лесько был практически подписан. Капитан Царьков, который вел это дело, проделал безупречную работу. С другой — меня теперь могут не понять Меня могут вызвать в Москву и сказать: «Григорий, у тебя что, крыша поехала? Заезжий… гм… заезжий авторитет мочит на ступенях гостиницы оперативника, который в первый раз его видит, а ты после этого авторитета отпускаешь, а на мертвого опера вешаешь ограбление трейлера? Ты сколько за это получил, а?»

Полковник помолчал.

— Это очень тяжелая для меня ситуация, Валерий Игоревич. Поймите, очень тяжелая… Я готов пойти вам навстречу. Закрыть глаза на некоторые моменты… Но пойдите навстречу и вы мне — вы понимаете меня?

Валерий понимал. Он понимал вполне, что чувствовала в этом кабинете полчаса назад тринадцатилетняя девочка, которую изнасиловали несколько подонков и которой товарищ полковник, то ли oт неохоты портить отчетность, то ли от нежелания ссориться с кем-то высокопоставленным, заявил, что она сама шлюха. Вот только пусть Молодарчук не думает, что Валерия Нестеренко так же легко развести, как тринадцатилетнюю пацанку.

Валерий вежливо развел руками.

— Понимаю.

Молодарчук удовлетворенно кивнул и, нажав кнопку интеркома, велел:

— Лерочка, Царькова ко мне.

Спустя несколько минут в кабинет вошел тот самый худощавый молодой опер, который в предбаннике ел Валерия глазами.