Владимир Король - Время тяжелых ботинок Страница 14

13 июля, в понедельник, он собрал у себя под Звенигородом расширенный сход, криминальное руководство холдинга, разбавленное специалистами, не прошедшими «зону», в том числе и теми, кто права решающего голоса не имел.

Присутствовали финансовый «голова» Миша Ушкарский, председатель правления личного банка Желвака «Ротор» Вадик Бирнбаум, трое банкиров помельче. Прибыли пятеро «смотрящих» из крупных регионов, люди авторитетные, с большими властными полномочиями. Вальяжно развалились на полумягких стульях два чиновника – один из Минфина, другой – специалист по финансам из МВД. Ждали аппаратчика из Правительства Российской Федерации, курировавшего холдинг. Но он позвонил, что задерживается, и просил начинать без него.

Кинжалу указали место на противоположном от председательствующего конце овального стола.

Желвак предоставил слово Толстому.

Тот достал свою знаменитую терракотовую книжку.

Захарыча редко видели в костюме, а тут он нацепил галстук оттенка «все вы – говно!» и стал похож на депутата Государственной думы от партии Жириновского.

– Уважаемые люди, братва! Мы собрались сегодня, чтобы спасти наш бизнес, охватывающий территорию от Кубани до Карелии и от Смоленска до Дальнего Востока.

О чём идёт речь, вы в общих чертах знаете. Вопрос сложный, для его понимания требуются специальные знания. Но у нас здесь не научная конференция, а сход, – при этом Толстый с вызовом посмотрел на чиновников, которых терпеть не мог, – поэтому говорить будем предметно и конкретно.

И братва, и фраера отреагировали телодвижением: манеру кореша выражаться короткими рифмами знали все. Не всем это нравилось, но это – дело вкуса.

– В последнюю неделю мы обтирали эту тему основательно. Привлекались авторитетные и знающие люди как в стране, так и за рубежом. Что же или кто угрожает нашему, братва, бизнесу? Да оно самое, родное российское правительство, – при этом он снова кивнул в сторону чиновников.

– Если бы у нас хотели отнять наркобизнес, которым мы не занимаемся, торговлю оружием, которую мы не практикуем, подпольные притоны, которых мы не содержим, алкогольный фальсификат, которого у нас нет, – это можно было понять. Мы не замешаны в морском пиратстве, угоне самолётов, экологической преступности, торговле людьми и человеческими органами, подделке лекарств. Но у нас вознамерились забрать легальное производство и торговлю продуктами питания, строительные и транспортные компании, наши аграрные предприятия, страховой, туристический и шоу-бизнес.

И способ для этого выбрали такой, что если вчера это казалось фантастикой, то сегодня выглядит вполне возможным, – могут отобрать!

Он сделал паузу, хлебнул китайского лимонника и продолжил:

– Вы знаете, что счастье присосаться к нефтяной или газовой трубе наш холдинг обошло. К этому надо добавить, что наши пять банков не удостоились попасть в список для приобретения государственных краткосрочных облигаций – ГКО и облигаций федерального займа – ОФЗ, а там сумасшедшие проценты. Зато эта игра понравилась пацанам из-за бугра. Если в позапрошлом году в руках иностранных спекулянтов находилось 16 процентов всех выпущенных ценных бумаг, то сейчас уже почти треть!

Другими словами, варягам-инвесторам наши «умные» российские правители отдали ликвидных ценных бумаг на 20 миллиардов долларов!

– Это у нас, уважаемые люди, – реальная экономика, мы своими руками и головой зарабатываем живые деньги и кормим миллион ртов по разные стороны высоких заборов с вышками. А международный спекулянт-финансист только тем и занимается, что скупает и сбрасывает ценные бумаги чужой страны – в зависимости от поступающей к нему разведывательной информации. Что случись, – снимутся и улетят, а с ними и наши российские денежки. Такое и надвигается, я бы назвал его день «П» с окончанием на «Ц», когда всё это может рухнуть. Мы, братцы, останемся без штанов и опять пойдём воровать – кто резать сумки и карманы, кто обносить квартиры и вскрывать сейфы, кто «катать» по поездам, а кто и мочить инкассаторов. Короче, от чего ушли, к тому пришли. Кого-нибудь из присутствующих такая перспектива устраивает?

Тишина бывает гробовая. Но та, что воцарилась в этом европейского дизайна уютном зале для переговоров, явила собой тишину абсолютного космического вакуума.

– Вот и мне это не катит, – продолжал Толстый, всласть удовлетворившись многозначительной паузой. После денег, сочинительства, баб и своего душистого табака Захарыч больше всего любил играть паузами.

– Четвёртый год страна живёт взаймы. Мы с вами пашем, зарабатываем, а кто-то занимает и занимает. У кого? А кто даст – у Международного валютного фонда, у Америки. Но теперь всё больше берут у своего народа, у российского бизнеса. Все берут – от нашего рукастого правительства до нахрапистых князьков в субъектах Федерации. И набрали столько, что проценты по долгам отдавать больше нечем. Вот и решили объявить: извините, платить больше не можем, – кирдык. У них это называется «дефолт».

– Теперь самое интересное: где здесь мы? Ни ГКО, ни ОФЗ, как я уже сказал, у нас нет, а значит, мы с вами денег правительству не занимали. И это – по понятиям: с босяка можно получить только с мёртвого и то – лишь ссаными трусами. Выходит, пусть волнуются те, кто жировал на эти немыслимые проценты? Им, конечно, не позавидуешь, но лично мне ближе к телу рубашка моего холдинга.

Толстый вынул из кармана доллар.

– Вот он, зелёненький, родной. И купил я его всего за шесть «деревянных», точнее – за 6 рублей 21 копейку – недорого. Вчера приобрёл, двенадцатого июля. А как вы думаете, если я решу заполучить такую же заморскую бумажку, скажем, двадцать пятого декабря, во что она мне обойдётся? Какие будут мнения?

Присутствующие зашептали, и в этом шелесте неоднократно прозвучало – «валютный коридор».

– Правильно, коридор? – подхватил Толстый. – Его установили, чтобы никому было неповадно устраивать нам «чёрные» вторники и прочие дни недели, начисто лишённые светлых жизнеутверждающих тонов. Пусть курс доллара протискивается по этому узкому проходу, не взлетает и не падает. Только это вам не дохленький рубль, это американский орёл – птица свободолюбивая. И если его сегодня зажали в «коридоре», завтра он может из него вырваться на свободу, и тогда мало никому не покажется.

Коридорчик-то этот висит на тоненькой ниточке дряхлых способностей Центробанка удерживать «зелёненький» финансовыми методами. А российские финансы, как уже говорилось, «поют романсы». Так что в канун нового, 1999 года, этот доллар мне, несчастному, меньше, чем за двадцать рублей, не видать.

– Кто же это посчитал? – Кинжал как чувствовал, что именно этот суслик из Минфина первым не выдержит провокационной, тщательно проработанной речи Толстого.

К такому повороту был готов и Захарыч:

– А подсчитал ваш коллега, он сидит рядом с вами в 42-м кабинете вашего министерства. Фамилию назвать или не надо?

Чиновник из Минфина сложил губы куриной гузкой и сел.

Через минуту, буркнув «срочно вызывают», он заторопился к выходу, нещадно давя на кнопки мобильного телефона.

Ох и любил Толстый всякие, даже самые, казалось бы, незначительные триумфы!

– Что же, так сказать, в сухом остатке? А вот что. К примеру, у моего кореша Кости Фанеры из Петрозаводска на счетах его лесоперерабатывающего комплекса лежит двести миллионов рублей. Прости, братан, сколько у тебя там на самом деле, я не знаю. Эти деньги находятся в постоянном движении – покупка леса, всякой прочей необходимой хрени, продажа готовой продукции, оплата аренды и коммунальных услуг, выплата зарплаты, отчисления налогов, в общем, законная хозяйственная деятельность. И вот однажды утром Косте Фанере звонят на одно из многочисленных карельских озёр, где роскошный клёв, и говорят: у нас теперь не двести миллионов рублей, а только пятьдесят. Мой дорогой кореш на популярном русском языке, от которого вся рыба враз уходит на самое дно, интеллигентно спрашивает: какая же это сука и куда увела остальное? А ему объясняют, что воры тут ни при чём. Просто наше родное правительство отказалось платить по долгам, а от этого все кинулись скупать доллары, и они подорожали в четыре раза. Ведь что такое наш с вами «деревянный»? Сам по себе он – пшик, ничего не значащая бумага. Каждый из нас, когда слышит какую-нибудь сумму в рублях, тут же делит на шесть, чтобы понять, сколько это в долларах, то есть настоящую цену вопроса.

Толстый помолчал, закрыл свою книжку.

– Конечно, я всю схему упростил – нагло, вплоть до безобразия. Но суть того, что нас ожидает, думаю, вы уловили, – если мы загодя не подготовимся к грядущему обвалу.

Довольный успешным началом этого трудного разговора, он присел, встряхнул огромным белоснежным платком и вытер заблестевшую от напряжения лысину.