Джек Хиггинс - Игра для героев Страница 15

В темноте я провел рукой по ее гладкой поверхности, и она ответила мне – заговорил каждый знакомый дюйм. Это была 41-футовая спасательная моторная шлюпка типа «Ватсон», двухвинтовая, вес – 15 тонн, с двумя бензиновыми моторами по 35 лошадиных сил. Экипаж – восемь человек. В ненастную погоду может принять на борт пятьдесят человек.

Завеса времени сдала, и я увидел огромные шестиметровые валы зеленой воды, накатывающие на нас и готовые разбить лодку вдребезги... Чувствую тошноту, заваливаюсь в кормовой кокпит, и меня выворачивает прямо под ноги рулевому. Он что-то кричит, голос его тонет в реве ветра, глаза наливаются кровью под желтой клеенчатой зюйдвесткой, по бороде стекает соленая вода. Эзра Скалли, рулевой на спасательной шлюпке с острова Сен-Пьер; его имя – одно из великих имен в истории спасательной службы.

Он бьет меня в ребра, поднимая на ноги, и я хватаюсь за спасательный линь. Мне девятнадцать лет, я – на каникулах после первого года обучения в университете, и нигде бы я не хотел больше быть, кроме как на борту той шлюпки в тот день и час.

Прихожу в себя и вижу: мы балансируем на гребне огромной волны, а за ней сквозь ливень виднеется грузовое судно, к которому мы направляемся, – оно беспомощно качается на волнах, переваливаясь с борта на борт.

Я смахиваю с лица соленую воду – и снова оказываюсь в ночной тишине, наедине с 41-футовой спасательной моторной шлюпкой типа «Ватсон», носящей имя «Оуэн Морган».

Глава 6И содрогнулась земля...

Не все спасатели из рыбаков. В Нортумберленде в судовых командах можно найти шахтеров, в Уэльсе – фермеров. Вряд ли я буду прав, утверждая, что мой отец – единственный художник, который работал помощником рулевого, но так могло быть. С другой стороны, он вырос на море и много лет зарабатывал себе этим на жизнь, хотя одно занятие с другим не сравнится.

Шлюпка, на которой он погиб, называлась «Сесили Джексон» и была длиной 35 футов. Небольшая, как и все спасательные шлюпки, она могла причаливать прямо к берегу и, понятное дело, была очень легкой. Главная бухта острова Сен-Пьер мало пригодна для размещения спасательной станции, поскольку там часты высокие приливы и плохая погода, когда судно не может выйти в море.

Шлюпка «Сесили Джексон» была неопрокидывающейся спасательной шлюпкой; перевернувшись, она должна была снова встать на киль, даже с пробоиной в днище, хотя уверенности в этом ни у кого не было.

Мне было четырнадцать лет, когда это произошло, – весной 1932 года. Норвежская каботажная галоша села на мель возле Остроконечных скал в предутренние часы, и «Сесили Джексон» вышла на помощь еще до рассвета. Не было ни одного человека на острове, кто бы не стоял в то утро на крепостном валу форта Эдвард. Остроконечные скалы находились всего в полумиле и были известны как самое опасное место для судоходства, причем погода ухудшалась с каждой минутой. Я до сих пор помню официальное сообщение Королевского общества спасения на водах; случившееся описывалось в нем сухо и буднично, в их обычной манере; у них в обычае – ни в грош не ставить героизм морских спасателей.

«...В предрассветные часы 2 апреля 1932 года норвежский пароход „Викинг“ сел на мель в районе Остроконечных скал, в трех милях к северо-западу от бухты Шарлоттстаун острова Сен-Пьер из островной группы пролива Ла-Манш. Радиосвязь не работала, ракетные сигналы бедствия были замечены с берега в 5 часов утра. Из-за суровых метеоусловий лишь через час удалось спустить на воду, усилиями всех имевшихся в наличие мужчин, спасательную шлюпку „Сесили Джексон“ неопрокидывающегося типа длиной 35 футов. Комендантом порта была зарегистрирована скорость порывов ветра свыше 90 узлов, и море, по сообщениям очевидцев, было штормовое. В 7.30 утра рулевой Эзра Скалли принял...»

И далее – шесть страниц убористого текста. Я мог бы цитировать, поскольку каждое слово отпечаталось в мозгу, но проще пересказать. «Викинг» напоролся на самый опасный риф пролива Ла-Манш в штормовую погоду, и лишь чудотворец сумел бы подойти к нему вплотную и снять с борта восемнадцать человек – снять с борта, а не перетащить на лине и не переправить на плотике. В том месте, среди встречных течений и водоворотов, нельзя было и думать о том, чтобы завести на борт буксировочный конец и стащить судно со скал – оно разломилось бы в одно мгновение.

Но у «Викинга» был ангел-хранитель – Эзра Скалли. Он рывком подогнал шлюпку и, работая моторами, удерживал ее рядом с судном, как пришитую, на удалении не более фута от борта в течение пяти секунд, достаточных, чтобы двое могли спрыгнуть и спастись. Он повторял свой маневр снова и снова, каждый раз сильно ударяясь носовой частью о борт, борясь со встречным течением.

Наконец на борту остался только один моряк – одно обезумевшее от страха человеческое существо, уцепившееся за веревочную лестницу. При последнем заходе мой отец потянулся на помощь к нему, но бедняга так и не разжал руки, отец тоже – уж такой он был человек; «Сесили Джексон» отнесло, оба они, вцепившись друг в друга, повисли над водой, и оба упали в море. Начался прилив, этот проклятый «курсье», этот Мельничный жернов острова Сен-Пьер. Он подхватил спасательную шлюпку и швырнул ее о борт «Викинга» – раз, два, три... Три раза, сокрушая жизнь Оуэна Моргана, моего отца.

А на обратном пути в Шарлоттстаун вновь произошла трагедия. Носовая часть «Сесили Джексон» уже была сильно повреждена, три из ее шести водонепроницаемых отсеков заливало водой. Она заходила в бухту, когда накатила огромная волна с пролива, перевернула шлюпку, снова поставила на киль и ударила, разбив в щепки, о гранитные стены старого адмиралтейского волнолома.

Еще восемь человек погибли в то холодное утро; остальных, включая Эзру Скалли, спасли люди – встав в живую цепь и страхуя друг друга, они выловили в прибойной полосе всех уцелевших и переправили наверх.

Так погиб мой отец; за ним ушла мать, хотя она ходила по земле после этого еще семь лет.

А Эзра получил ленточку к своей золотой медали Королевского общества спасения на водах; был учрежден фонд общественных пожертвований на постройку ангара и бетонированного спуска у подножия холма в Гранвиле, а заодно и на приобретение спасательной шлюпки, 41-футовой шлюпки типа «Ватсон», которая стала носить имя «Оуэн Морган».

Все это припомнилось так живо и болезненно, что я на миг потерял самообладание – и оглянулся, лишь услышав звяканье щеколды.

Шагов я не услышал, а дверь уже открывалась. Бежать времени не было. Когда дверь закрылась и зажегся свет, в правой руке у меня был наготове маузер. Эзра уставился на меня непонимающим взглядом, полупьяный, держа в руке ящик с пустыми бутылками из-под пива.

Он недурно научился говорить по-немецки – с тех пор как мы виделись.

– Ты кто? – строго спросил он. – Что ты здесь делаешь?

Я снял с головы стальную каску.

– Здравствуй, дядя Эзра, – сказал я тихо, как в детстве; наше кровное родство было далеким, Эзра приходился моей матери троюродным братом.

После гибели отца он заменил мне его и, я думаю, любил меня не меньше, чем мою мать – единственную женщину, которую он по-настоящему полюбил в жизни.

Он перешел на шепот и поставил ящик на пол.

– Оуэн? – проговорил он. – Это ты, парень?

– Именно так, Эзра.

Он подошел, протянул руку и мягко коснулся моего лица.

– Боже праведный, парень, что они с тобой сделали?

– Война, Эзра, война.

Он медленно кивал, потом, в смущении, схватил меня в свои медвежьи объятия и оттолкнул. Сердито глядя влажными от слез глазами, он спросил:

– Что же это такое? Что за мерзость творится? Ты сейчас пришел не за тем, за чем приходил тогда, в сороковом году?

– Ты и об этом знаешь?

– Узнал на другой же день... Симона сказала мне. – Тут он тряхнул головой и добавил: – Сын Оуэна Моргана – солдат. Непорядок. Что же ты не пошел на флот?

– Были свои причины, Эзра. Как-нибудь расскажу. А где Симона?

– Живет теперь в коттедже в Ла-Фолезе, одна. Фрицы используют дом Сеньора как полевой госпиталь. Старый Райли там заведующий.

Последний гвоздь в гроб Джо Сент-Мартина. Но о нем у меня не было времени даже думать.

– Слушай, что я тебе скажу, Эзра, – сказал я. – У меня немного времени. Что ты знаешь о проекте «Черномазый»?

– Так вот почему ты здесь? Как ты об этом узнал?

Я рассказал ему про Сент-Мартина.

– Жаль, – сказал он, набивая табаком из старого кожаного кисета свою трубку. – Я уж надеялся, что этого ублюдка давно скормили рыбам. Попусту тратишь время, Оуэн. Ничего здесь нет. Проект «Черномазый» уже сдох. Не хватает торпед, понимаешь? А главное, почти все парни, обученные управляться с торпедами, погибли. Базы торпедных катеров Бретани, которые еще в руках немцев, крепко блокированы. Суднам снабжения трудно пробиться.

– Я вижу, ты хорошо осведомлен.

– Мы слушаем новости Би-би-си каждый вечер, – ответил он. – У немецкого унтер-офицера, расквартированного у меня, есть радиоприемник. – Он поколебался, затем добавил: – Не думай о них, Оуэн, ради меня. Это – все хорошие парни, в основном саперы. Мои приятели.